Любовь уходит в полночь - Страница 39

Служба была продолжительной, и можно было устать, но для Ксении она пронеслась в два мгновения — подле Иствана она не ощущала времени и не могла думать ни о чем другом, а только о его объятиях и его поцелуях.

Наконец после благословения король подал ей руку, и они пошли вдоль церковного нефа. Мужчины снимали шляпы, дамы с милым и грациозным видом приседали до самой земли. Волна приседаний напомнила повеселевшей Ксении пшеничное поле, по которому одна за другой проносятся волны ветра, пригибая стебли растений. Ей очень захотелось шепотом сказать об этом Иствану, но она не решилась — ее могут неверно понять окружающие.

Они спустились по ступеням собора, принимая поздравления от членов королевской семьи и самых близких из приближенных, осыпаемые зерном и лепестками цветов — по традиции, чтобы дом был — полная чаша и звенел детскими голосами.

У подножия лестницы их ждала не закрытая королевская карета, в которой Ксения прибыла к месту венчания, а украшенное цветами ландо с шестью впряженными в него белоснежными лошадьми. На голове каждой красовался плюмаж. Тонкие лодыжки, безупречно расчесанные хвосты и гривы — Ксения невольно залюбовалась зрелищем.

Перед нею опустили откидывающиеся ступеньки — лесенку, она взобралась по ней, ей помогли придержать шлейф, уложив его затем, когда она села, на противоположное сиденье. Король сел с нею рядом.

В белом камзоле и шляпе с пером он выглядел просто сказочно. Она хотела ему и это сказать, но в шуме толпы говорить было никак невозможно. Едва они тронулись с места, король взял руку Ксении и нежно поднес к своим губам.

По ее телу опять пробежала дрожь, но, зная, чего от них ждут, не отнимая своей руки от губ короля — теперь формально и ее мужа, — она приветственно помахала собравшимся свободной рукой. Цветы, что бросали дети, не только устилали дорогу, но и падали им на колени. Вскоре Ксения и король были завалены этим благоухающим великолепием. Несколько лепестков запутались в фате Ксении, несколько — в золотых эполетах Иствана.

На протяжении всего пути встречали их только радостно. И всю дорогу, пока они ехали, длилась одна нескончаемая овация, и полиция с трудом удерживала ждущую новобрачных восторженную толпу, собравшуюся возле дворца.

Когда они остановились и настал момент выходить, Истван ее спросил:

— Ты устала, моя дорогая? — И добавил, глядя на нее с улыбкой и нежностью: — Это было долгое и суровое испытание, но ты с ним справилась! И теперь ты моя жена. Я счастлив уже одним этим, но жду большего…

Ксения посмотрела на него. В ее глазах светилась любовь, но у нее не находилось слов, чтобы выразить то, что она чувствует. Однако Истван понимал ее и без слов.

— Сначала банкет, а потом мы наконец сможем остаться наедине. А завтра — в свадебное путешествие.

Ксения задержала дыхание. Что принесет ей завтрашний день? Впрочем, о завтрашнем — завтра. Сейчас же их ждали гости, и первым, кто поцеловал Ксению со светлым лицом и слезами в глазах, была вдовствующая герцогиня Элизабет де Милденбург. Вместе с другими родственниками короля и большинством гостей, которые должны были присутствовать на королевском приеме по поводу свадьбы, она вернулась во дворец более короткой дорогой.

Длинный зеркальный зал был превращен в банкетный холл, поскольку это было самое вместительное во дворце помещение. Теперь всю его длину занимал стол, и золотые украшения, белые цветы в вазах бесчисленно отражались в зеркальных стенах.

Главная хранительница королевских нарядов сняла с головы Ксении тяжелую корону и заменила ее алмазной тиарой, которая была на ней по пути в собор. Эта тиара была гораздо легче и шла ей куда больше. В фате, ниспадающей по сторонам лица, Ксения выглядела воздушной, настоящей принцессой фей. Она еще раз взглянула на свое отражение в зеркале. Ее часы не пробили полночь, как Золушке, — и ее принц женился на ней!

«Боже, позволь мне побыть с ним еще, чуть подольше, не отнимай», — молилась про себя Ксения.

Сегодня впервые за торжественным дворцовым обедом она сидела рядом с Истваном, во главе стола. Речи следовали одна за другой, и ей казалось, в них звучала какая-то новая искренность, с нотками особого уважения — чего раньше не было. Мистер Донингтон был прав, Истван будет блестящим королем и удержит политическое равновесие в Европе без всяких усилий!

Речь короля была непродолжительной и лишенной излишне возвышенных пассажей — только самое необходимое. Поблагодарив всех за поддержку и понимание, он сказал:

— Нет нужды напоминать вам — многим из того, что произошло за последние несколько дней, я обязан тому вдохновению и тем верным импульсам, какие я получил от моей прекрасной и мудрой жены. Если в будущем я буду служить вам так, как я желаю того, если вместе мы сможем сделать Лютению страной процветающей, с которой будет считаться Европа, это произойдет потому, что королева верила: чудеса возможны, а это в истории нашей страны и есть настоящее чудо.

Он сказал еще что-то, прежде чем сесть, но для Ксении из всей речи звучало в ушах одно только слово: жена, жена…

Она надеялась, что, съев свой праздничный ужин, гости попрощаются и разойдутся, и в зеркальном холле все случилось именно так. Однако их ждал второй торжественный прием — для «не дотягивавших» по положению до главного торжества, тем не менее достойных приглашения для развлечения во дворце в столь важный и торжественный для страны день.

Две соединенные между собой и празднично украшенные большие гостиные были многолюдны, а в саду был выставлен еще и буфет.

Было пока светло, но вдоль дорожек висели китайские фонарики, с деревьев свисали корзины с цветами, светильники. Фонтаны были подсвечены так, что струи воды, взлетавшие в воздух, сияли всеми цветами радуги.

Парк был из тех, какие распространены и преобладают в Европе, — регулярный: с симметрично расположенными клумбами, фонтанами и газонами, с прямой перспективой ровных дорожек, лучами, расходящимися от главной аллеи; земляные неровности в таких парках архитекторы обычно оформляют в виде водных каскадов — и здесь было что-то подобное. Но, что показалось Ксении любопытным, она обнаружила в этом лютенийском дворцовом парке замкнутые пространства в виде чуланчиков-кабинетиков из цветущих кустарниковых растений, приятные для уединения. Это придавало парку особенное какое-то настроение. Это выглядело так необычно! Сразу хотелось заглянуть в такой вот «чуланчик», посмотреть, нет ли там кого, — или самой спрятаться, помечтать, а возможно — для разговора. И ей вспомнился один английский парк. Это было в имении Лэнхайдрок, Корнуолл, недалеко от Труро, куда миссис Беркли была приглашена в память о дружбе ее супруга со старшей четой этого большого семейства, отмечалась какая-то семейная дата, и было большое стечение гостей — миссис Беркли взяла тогда с собой Ксению. Парк и дом потрясли ее.

Это был ландшафтный парк с обширными полянами и отдельно стоящими на них раскидистыми деревьями — обычно это были дубы, они особенно почитаются по всей Англии, но особенно в этой части страны, в Уэльсе. В некоторых деревнях бытовало поверье, что летом или ранней осенью листья дубов нашептывают древние пророчества. Похоже, что было именно так!

Кустарники в этом парке цвели почти что всегда — в Корнуолле растут многие тропические растения, из-за влажности и теплоты климата. А ручьи здесь просто текли себе и текли — проще сказать, это был ограниченный изгородью природный пейзаж, окружающий замок. Но там была и «парадная часть» при въезде — с аркой, газоном, пирамидально подстриженными туями, возвышавшимися на этих газонах вроде камней Стоунхенджа, и яркими небольшими клумбами — немножко игрушечными для цветовых пятен на сплошной плоскости пухлой мягкой газонной зелени.

Пожалуй, английский парк нравился Ксении больше — раздольем, величественностью простоты… Правда, миссис Беркли ей говорила, что все не так просто: надо было искусно поддерживать эту естественность дренажной системой, своевременным высаживанием растений — или заменой их на более сильные и эффектные, но не любые, какие тут приживутся, а именно на растения и цветы данной определенной местности, что и создавало впечатление полного невмешательства человека в природу, хотя вмешательство это было — продуманное, инженерно обоснованное, с завершенной в голове архитектора и инженера идеей непринужденной свободы, живого неорганизованного пространства. И по такому парку прогуливались коровы, как правило, черно-белые! Лишь двойные калитки не позволяли им неспешно пройтись по парадной въездной части ансамбля и оставить там свои ароматные «визитные карточки»… Странно, но они совсем не портили общего впечатления, даже если принять во внимание издаваемый животными запах. Все составляло единство, было неразделимым: мир флоры и мир фауны дополняли друг друга уютом и обоснованностью своего существования в тесном соседстве.