Любовь уходит в полночь - Страница 13

Что бы там кузина ни наговорила ей о любовных похождениях короля с… Эльгой, Ксения была уверена: вряд ли он ожидает, что его супруга и королева будет иметь любовника.

Ксения покраснела от самого этого слова, хоть в ночной темноте никто не видел ее лица.

Но как, как может благовоспитанная девушка, и в частности племянница ее матери, вот так вот взять и уехать с мужчиной — так, будто они женаты?

Ксения была очень наивна. Она даже не была уверена, правильно ли себе представляет, что происходит, когда мужчина и женщина предаются любви.

Она могла думать лишь об отце с матерью. Между ними происходило нечто очень интимное, но это было с благословения Божьего.

Однако пробыть десять дней в объятиях мужчины, в одной с ним постели, ощущая его всей своей кожей, зная при этом, что расстанешься с ним навсегда? Это неправильно! Это… это порочно! Как Джоанна пошла на такое? Чтоб на такое решиться, она должна полюбить, причем до такой степени, чтобы престол для нее мало что значил — ну попросту ничего, ровным счетом!

Вот если бы влюбилась она, Ксения… Вне всякого сомнения, уж она точно повела бы себя так, как ее мать! И никто и ничто не смогло бы ее остановить! И если она будет уверена, что станет хотя бы наполовину так счастлива, как были счастливы ее родители, за это можно заплатить любую цену, поступиться всем, чем угодно, включая престол!

Прошла ночь. Затем полетели минуты, часы; часы складывались в сутки — и Ксения незаметно для себя стала получать удовольствие от почтительного к себе обращения и настойчивого внимания к своей персоне: ведь это внимание она получала теперь с обратным знаком, и это так контрастировало с язвительными любезностями в ее адрес миссис Беркли. Мистер Сомерсет Донингтон — о, это был дипломат старой школы! — он произносил именно те ласкающие ухо слова, какие королевской особе хотелось бы слышать. Он умел сгладить любую неловкость — с мастерством, отшлифованным годами великосветской практики.

Совсем незадолго до прибытия в Вену Ксения обратилась к нему со смелым вопросом:

— Скажите, мистер Донингтон, почему меня так… скоропалительно вытребовали из Англии в Лютению?

Мистер Донингтон явно смешался. Он не торопился с ответом, и Ксения попросила:

— Вы были бы очень добры ко мне, сказав правду. Мне надо знать истинные причины. Видите ли… я не хочу совершить какой-нибудь непоправимой ошибки или просто неловкости, когда прибуду в Мольнар. — Ксения выбирала каждое слово и старалась быть убедительной. Она говорила о столице Лютении, где они должны были встретиться с королем.

— Разумеется, не хотите, я вас понимаю, — согласился мистер Донингтон. — Но я уверен: ваше высочество ждет очень теплый прием лютенийских граждан, и они будут с нетерпением ожидать дня вашего бракосочетания с королем Истваном.

Ответ был обтекаемый, самый что ни есть дипломатический. Ксения молчала, и он продолжил:

— Как я понимаю, мэм, вы не были на родине с тех самых пор, как было объявлено о помолвке?

— Именно так. — Ксения сделала легкий кивок и выжидающе смотрела на дипломата, теребя длинную бахрому шелковой шали, которая укрывала ей плечи: она постоянно зябла — или и в самом деле было прохладно в помещении, где они ехали, или она так волновалась, но в любом случае она не думала, куда девать руки — движения ее были естественны, и все могли любоваться ее породистой кистью с длинными изящными пальцами.

— В таком случае… — он помолчал, видимо, тоже подбирая слова, — вам нужно быть готовой к многочисленным проявлениям энтузиазма, — так выразился мистер Донингтон. — Полагаю, вы помните, что лютенийцы — народ горячий, иногда они забываются в выражении собственных чувств…

— Как я должна вас понимать? — быстро спросила Ксения, чуть дернув за концы шали и чувствуя, как к щекам ее прилила кровь. О чем он? Что ее ждет? Какой такой энтузиазм? Соотечественники встретят ее так бурно, что она должна этого опасаться и иметь при себе какое-то средство защиты?

Она уж подумала было, что мистер Донингтон сожалеет о сказанном, но тут он ответил, внеся ясность в то, что хотел сказать, — или же дипломатично уйдя от ответа:

— Я просто хотел вам напомнить, что лютенийцы, знаете ли… весьма темпераментны и что, несомненно, вызвано… скорее присутствием венгерской крови, которая течет в их жилах, нежели крови немецкой.

— Ах, вот оно что! — серьезно проговорила Ксения. — Насколько мне известно, австрийский двор при Габсбургах очень чопорный, и их этикет довольно суров по сравнению с другими дворами Европы.

Она слышала это от матери — и мнение мистера Донингтона было ровно такое же:

— Это правда, но, как вам известно, король Истван — совсем не то, что император Франц Иосиф.

— Не будете ли вы так любезны, чтобы рассказать мне, какого вы мнения о короле Истване, мистер Донингтон? — Она еще не оставляла надежды узнать из дальнейшего разговора, почему ее срочно призвали в Лютению — ведь мистер Донингтон так этого и не сказал.

— Я не предполагал, ваше высочество… — осторожно начал мистер Донингтон.

Ксения мягко, но настойчиво подстегнула его:

— Мне хотелось бы знать все как есть. Я хочу помочь моей будущей второй родине, и мне будет легче, если я узнаю, что думают о короле дипломаты вашего уровня, обладающие тем весом, каким обладаете вы, в Англии и других странах Европы.

Ей показалось, что дипломат удивлен. И было видно, его не оставила равнодушным ее искренность.

— Лютения, — проговорил он, на секунду задумавшись, — очень важная для политического равновесия в Европе страна. Ваш отец, конечно, говорил вам, что над ней постоянно висит угроза Оттоманской империи, которая расширяет свои владения на севере, и Австрийской империи, аппетиты которой — на юге.

Ксения поняла, что от нее ждут ответа.

— Да, я это понимаю, — сдержанно кивнула она.

— Уверен, ее величество королева Виктория сказала вам то же самое, — полувопросительно проговорил мистер Донингтон с улыбкой. — Думаю, это была одна из причин, по которым вы должны были посетить Виндзорский замок.

Вместо того чтобы что-то придумывать, Ксения скрыла растерянность за многозначительной улыбкой, и он повел речь дальше, удовлетворенный своим якобы подтвердившимся предположением:

— То есть у короля Иствана сейчас идеальное положение, чтобы стать чрезвычайно важной фигурой, с поддержкой Великобритании, Франции и Германии.

Мистер Донингтон помолчал, словно взвешивая информацию, слетевшую с его уст.

— Я встречался с его величеством лишь однажды, но он произвел на меня впечатление чрезвычайно одаренного молодого человека. Он многого мог бы достичь, если бы посвятил себя делу Лютении.

— А вы думаете, он еще далек от этого? — живо спросила Ксения.

Мистер Донингтон, кажется, чуть стушевался, но виду не подал.

— Уверяю, ваше высочество, я ни в коей мере не имел цели делать какие бы то ни было заявления в адрес его королевского величества.

— Разумеется, нет, — с великодушной готовностью отозвалась Ксения. — Но меня беспокоит, что я не знаю его намерений в точности.

Мистер Донингтон наклонился к ней.

— Полагаю, ваше высочество, — очень тихо произнес он, — что вы можете помочь его величеству!

— Помочь? — по лицу Ксении скользнуло недоумение. — Но в чем?

— Хотя бы в том, чтобы принести мир в Лютению.

— А там неспокойно?

Теперь пришел черед удивиться мистеру Донингтону.

— Я был уверен, ее величество королева вам сообщила об этом.

— Да, все именно так, вы не ошиблись, но я… смутно представляю себе… что происходит… — Ксения приложила руку ко лбу и слегка опустила ресницы, мысленно вообразив подле себя Джоанну, наблюдающую за ней.

— В студенческой и рабочей среде — одна за другой манифестации. Народ взбудоражен, — нейтрально проговорил Сомерсет Донингтон. Он несколько поколебался, однако затем последовало открытое заявление: — Если потерять над всем этим контроль, это может стать угрозой монархии.