Любовь не ждет - Страница 3

– Почему?

– Потому что я все еще его жена и все об этом знают, – ответила Роуз.

– Но почему, мама?

Вот он – вопрос, который интересовал Тиффани больше всего на свете и на который она никогда не получала удовлетворительного ответа. Ее родители пятнадцать лет жили раздельно, но так и не развелись, чтобы снова вступить в брак. А Роуз все еще оставалась красивой женщиной, не достигшей сорока лет.

Ее родители встретились в Чикаго, когда Роуз гостила у своей двоюродной бабки, теперь уже покойной. В свой последний вечер в Чикаго Роуз отправилась на званый обед, который устраивал друг ее бабки, адвокат. Так вышло, что среди его клиентов оказался Франклин Уоррен, приехавший в город для заключения контрактов по продаже скота. Он тоже получил приглашение на обед. Проболтав с Роуз весь вечер, Фрэнк сел на следующий день в ее поезд, доехал вместе с ней до Нью-Йорка и начал стремительно ухаживать, вскружив ей голову. Через месяц они поженились. И это было все, что Тиффани знала о браке своих родителей.

Не дождавшись ответа, она укоризненно добавила:

– Я полагала, что когда мне исполнится восемнадцать, ты наконец расскажешь, почему я живу здесь, с тобой, а мои братья живут в Монтане с отцом.

– Здесь нечего рассказывать, – уклончиво отозвалась Роуз и принялась за суп, который только что подали. – Мы с твоим отцом просто не подходили друг другу.

– Предположим, вы достаточно подходили, чтобы пожениться и родить четверых детей.

– Не дерзи.

Тиффани скорчила гримаску.

– Извини. Мне не стоило этого говорить. Но, мама, я достаточно взрослая, чтобы услышать правду, и хотелось бы услышать ее до того, как я встречусь с ним.

Роуз ела молча, словно не собиралась продолжать разговор. Тиффани так и не притронулась к своему супу.

Она уже подумывала о том, чтобы сдаться, когда Роуз наконец заговорила:

– Мы поженились слишком быстро, Тиффани, и только потом обнаружили, как мало у нас общего. И он не предупредил меня о вражде, которая не могла не повлиять на нашу жизнь. Тем не менее я делала все, чтобы наш брак состоялся. Я любила его.

И все еще любит, предположила Тиффани, но воздержалась от замечаний. Роуз всегда избегала этой темы. Утверждение, что они с Фрэнком не имели ничего общего, было явной отговоркой, чтобы не обсуждать настоящую причину, вынудившую ее оставить мужа.

– Будь у меня причина, я бы развелась с твоим отцом, – после короткого молчания добавила Роуз.

– Ты имеешь в виду другого мужчину?

– Да. Но этого не случилось. Впрочем, я не уверена, что могла бы получить развод. Вскоре после того как я сбежала, прихватив с собой тебя, он сказал, что не допустит развода.

– Ты сбежала?

– Да, посреди ночи, чтобы поймать первый утренний дилижанс и иметь фору перед Фрэнком. Тогда еще не было железнодорожного сообщения с Монтаной. А моя горничная прикрывала отъезд, сказав ему, что я плохо себя чувствую.

Тиффани была заинтригована. Она впервые слышала, что ее мать сбежала из Монтаны тайком. Но, если Фрэнк не проснулся и не обнаружил, что ее нет рядом, то…

– Разве вы… не спали в одной комнате?

– Нет, к тому моменту нет.

Тема была не настолько деликатной, чтобы смущаться, и Тиффани задалась вопросом, почему щеки ее матери вдруг вспыхнули. Роуз не краснела даже два года назад, когда посвящала Тиффани в таинства замужней жизни. Но если брак ее родителей дошел до того, что они даже не спали в одной постели, то ответ отчасти напрашивался сам собой. Должно быть, Роуз перестала желать своего мужа – в том самом смысле. Либо это, либо Франклин Уоррен просто превратился в скверного мужа, жизнь с которым стала для Роуз невыносимой. И если последнее, то Тиффани хотела бы знать об этом раньше, чем появится на ранчо Уорренов. А вдруг он помешает ей уехать, если она откажется выходить замуж за Хантера Каллахана, точно так же как не давал уехать Роуз?

Но, поскольку Роуз явно чувствовала себя неловко, Тиффани решила не настаивать. Однако ей было любопытно, как матери удалось сбежать, ведь, возможно, и ей придется проделать то же самое.

– Разве добираться верхом не быстрее, чем в почтовой карете? – поинтересовалась она.

– Быстрее, конечно. К тому же я не сомневалась, что Фрэнк попытается перехватить нас по дороге. Поэтому на первой же остановке я купила билет на почтовую карету, следующую до ближайшей железнодорожной станции, но не села в нее. Вместо этого мы спрятались в городе.

– Я ничего не помню об этом путешествии.

– Неудивительно, ты была совсем крошкой.

– Значит, он опередил нас?

– Да. Гораздо спокойней знать, где он, чем постоянно оглядываться через плечо. Я телеграфировала своей матери, чтобы она встретила Фрэнка и попросила его убраться. Из-за его упрямства я не решилась сразу отправиться домой. Он не спал двое суток, простояв напротив нашего дома в ожидании моего появления. А потом еще три месяца оставался в Нью-Йорке, каждый день являясь к нашему порогу и колотя в дверь. Однажды ему даже удалось вломиться внутрь.

– Мы были там?

– Нет, я не собиралась даже приближаться к дому, пока он не уедет из города. Мы жили неподалеку у моей школьной подруги. Мама, конечно, добилась, чтобы Фрэнка арестовали за незаконное вторжение и обыск дома сверху донизу. Она ужасно злилась на него. Из-за его настойчивости мы не могли вернуться домой. Она заставила его посидеть неделю в тюрьме и только потом по моей просьбе отозвала обвинение. Но это возымело действие. Он наконец сдался и вернулся в Монтану.

– Возможно, он не развелся с тобой, потому что не оставлял надежды на твое возвращение, – заметила Тиффани.

– О, не сомневаюсь. Что бы я ни сказала, как бы ни относилась к этой идее, он продолжает думать, что в один прекрасный день я вернусь.

– А ты вернешься?

Роуз опустила глаза.

– Нет.

– Тебе не кажется, что твое нежелание получить развод дает ему напрасную надежду? Наверняка после стольких лет он не будет противиться?

– Не знаю. Он сказал, что сойдет в могилу женатым на мне. Он так упрям, что это вполне возможно. Но, повторяю, у меня никогда не возникало желания испытать его решимость.

– Вы переписываетесь, – заметила Тиффани. – Почему бы тебе просто не спросить его?

Роуз криво улыбнулась.

– Мы не касаемся «нас» в этих письмах, Тифф. Только первое время, по крайней мере с его стороны. Вначале он сердился, что я уехала, ничего не сказав, потом переживал, что отказываюсь вернуться, затем снова сердился. Наконец до него дошло, что я буду писать только о детях и ни о чем больше. Один раз, когда он написал о нашем браке, я не отвечала ему целый год. Когда же наконец написала, то предупредила, что впредь его письма будешь читать ты, и он ограничился нейтральными темами.

Все письма, которые Тиффани прочитала, были написаны в дружеском тоне. Некоторые даже были забавными, доказывая, что ее отец обладает чувством юмора. Но все, что он писал, касалось ранчо, ее братьев, общих знакомых в Монтане, которых она не знала и которых, возможно, встретит, если отправится туда. Он никогда не обращался непосредственно к Тиффани, ограничиваясь просьбой передать ей его слова любви. Она читала и письма Роуз к мужу, и та всегда спрашивала, не хочет ли дочка что-нибудь добавить к письму. И Тиффани добавляла. Она рассказывала отцу, как училась кататься на коньках со своей лучшей подругой Марджори и как весело было, когда она падала на лед. О том, как она расстроилась, случайно разбив нос Дэвиду, соседскому мальчику, но он простил ее, и они остались друзьями. О котенке, которого нашла и потеряла, и они с Роуз искали его несколько недель. Она многим делилась в этих письмах, пока не начала испытывать обиду оттого, что отец ни разу не удосужился навестить ее.

Эта обида все росла, особенно когда ее братья приезжали к ним в гости – одни. Обычно Тиффани стояла у двери, глядя, как они вылезают из кареты, в ожидании, когда покажется отец. Но он не появлялся, и карета отбывала. Пустая. Когда это случилось в третий раз, Тиффани замкнулась, и при мысли о Франклине Уоррене она ощущала только пустоту.