Как разрушить летние каникулы (ЛП) - Страница 2

Я слышу смех на другом конце линии.

– Ты шутишь? Черт, моя мама каждый год ездит в Тель–Авив на шопинг. Она говорит, что у них бриллианты чистейшей огранки. Помнишь мое любимое маленькое черное платье? Она там его купила для меня. У них лучшая европейская одежда и я…

– Джесс, мне сейчас необходима поддержка, а не какая–то чушь про бриллианты и одежду, – говорю я, перебивая ее фразу «Израиль – это все». Черт побери!

– Прости. Ты права.

– Ты когда–нибудь смотришь новости?

– Конечно, у Израиля есть некоторые трудности. Но мои родители говорят, многое из того, что показывают по телевизору – пропаганда. Просто не зависай на автобусных остановках или в кофе. С Роном ты будешь в безопасности.

– Ха.

– Ты сердишься на меня? Я бы могла тебе солгать и сказать, что твоя жизнь разрушена и нельзя ничего изменить. Разве от этого ты бы почувствовала себя лучше?

Джессика единственный человек, который может безнаказанно подкалывать меня.

– Джесс, определенно ты юмористка. Ты же знаешь, я никогда не сержусь на тебя, ведь ты моя лучшая подруга на все времена.

Хотя, что говорить о нашей дружбе, когда у моей лучшей подруги нет моих проблем с поездкой в зону военных действий?

Меньше чем через двадцать четыре часа спустя я сидела в аэропорту, ожидая начала посадки на наш рейс Израильской авиалинии "Эль Аль"

Осмотревшись, я наблюдаю, как парень в темном костюме приседает на корточки и заглядывает под каждый ряд сидений. Интересно, если он найдет бомбу, он знает, как обезвредить ее?

Я перевожу взгляд на своего биологического отца, человека, едва ли существующего в моей жизни, читающего газету. Он попытался поговорить со мной по пути в аэропорт. Я проигнорировала его попытки, одев наушники и слушая айпод.

Осознавав, что я наблюдаю за ним, он положил газету вниз и повернулся в мою сторону. У него короткая стрижка. Его волосы густые и темные, как и у меня. Я знаю, что если бы он их отрастил, они бы тоже завивались. Как же это тяжело, выпрямлять мои вьющиеся волосы каждое утро. Ненавижу свои волосы.

У моей мамы глаза зеленые, а у меня голубые. Люди говорят, что мои глаза ярко–голубые будто светятся. Я считаю, что глаза являются – это моя лучшая черта.

К несчастью, главное, что я унаследовала от мамы – это большая грудь. Помимо других волос, я бы хотела иметь грудь поменьше. Когда я играю в теннис, они мне мешают. Ты никогда не пробовала двуручный удар слева с огромной грудью? В самом деле, в теннисе должны ввести ограничения для людей с большой грудью.

Может быть, когда я стану старше я их уменьшу. Джессика говорила, что во время операции доктор целиком удалит ареолу, знаешь, такой розовый кусочек в центре ваших сисек, а затем, отрезав лишнее, он приделает ареолу назад.

Не думаю, что мне понравится, если мои розовые кусочки отделят от всего остального.

Размышляя об отделении ареол, я понимаю, что Рон по–прежнему смотрит на меня. Правда, судя по выражению его лица, он, возможно, думает, будто я испытываю отвращение, находясь рядом с ним. Не могу же я ему объяснить, что пытаюсь представить, как буду выглядеть с отрезанными розовыми кусочками.

Я все еще злюсь на него, в первую очередь за то, что он тащит меня в эту дурацкую поездку. Из–за него этим летом я не попала в теннисный лагерь. И это значит, что осенью я, скорее всего, не пройду отбор в школьную команду. А я очень хочу попасть в сборную.

И в довершение всего, Митч, мой бойфренд, даже не знает, что я уехала. Он отправился в поход вместе с отцом на пару недель и его мобильный недоступен. Мы только начали встречаться и если мы не сможем провести вместе оставшуюся часть лета, он просто найдет себе кого–нибудь еще, кто будет здесь с ним.

Я даже не знаю, почему Рон хочет, чтобы я поехала вместе с ним. Он даже не нравится мне. Мама, вероятно, хотела, чтобы я покинула дом для того, чтобы она могла уединиться со своим очередным парнем.

Ее нынешний бойфренд, Марк, считает, что он единственный. Если бы. Неужели он не понимает, что как только мама встретит кого–либо покрепче и получше его, она сразу даст ему отворот–поворот?

– Мне надо в туалет, – сказала я Рону.

На самом деле мне туда не нужно, но взяв свою сумочку, я пошла по коридору. Когда я вышла из поля зрения Рона, я на ходу достала свой сотовый. Мама дала мне телефон "только для экстренных случаев".

Определенно, экстренная ситуация на подходе.

Двенадцати часовой перелет следует провозгласить незаконным

Я иду дальше по коридору и набираю номер Джессики.

– Пожалуйста, будь дома, – умоляю я, в то время как останавливаюсь у окна и смотрю на самолеты, припаркованные у выходов на посадку. Обычно я не молюсь, это не в моем характере. Но отчаянные времена требуют отчаянных мер и я, прежде всего, приспосабливаюсь к обстоятельствам. Время от времени.

– Эми?

Услышав ее голос, я сразу лучше себя почувствовала.

– Да, это я. Мой рейс задерживается.

– Ты до сих пор психуешь?

– Да. Скажи мне ещё раз, почему я не должна волноваться?

– Эми, все не может быть так плохо. Если я могу что–нибудь сделать…

Настало время, чтобы рассказать Джесс о своем плане. Я уже обдумала его.

– Есть одна мысль...

– Какая?

– Забери меня из аэропорта. Международный терминал. Я спрячусь рядом с зоной прибытия "Эль Аль". Жди меня там.

– Подожди, что?

– Затем я как–нибудь попаду в теннисный лагерь и... ох, я не знаю. Рон хочет, чтобы я была прекрасной дочерью, но он самый паршивый отец всех времен и народов...

Из моей руки выхватывают мобильный телефон, прерывая краткую речь о "паршивом папочке". Вором оказался, конечно же, ни кто иной, как сам паршивец.

– Эй, отдай! – говорю я.

– Алло? Кто это? – Рон рявкает в мой телефон, словно командующий армией с дефектом речи.

Я не слышу Джессику. Надеюсь, она ему ничего не ответит.

– Джессика перезвонит тебе, как только сможет, – говорит он, затем резко захлопывает крышку.

Он даже не дал мне возможности попросить ее позвонить Митчу, чтобы он знал, что я уехала на лето.

– Почему? Зачем ты разрушаешь мое лето и везешь меня в Израиль?

Он засунул мой телефон в свой задний карман.

– Я хочу, чтобы ты познакомилась со своими родственниками, пока еще не слишком поздно. Вот почему.

Так это не имеет никакого отношения к тому, что Рон желает узнать меня лучше и провести со мной время?! Нет, с этого момента я хочу быть с отцом, я всегда должна бала быть с ним.

Мне не следовало огорчаться, но это так.

– Началась посадка на рейс 001 в Тель–Авив, выполняемый авиакомпанией "Эль Аль" со стыковкой в Ньюарк3, – сообщает голос с израильским акцентом через громкоговоритель. – Пассажиры, занимающие ряды с тридцать пятого по сорок пятый, пожалуйста, приготовьте свои посадочные талоны и паспорта для персонала.

– Знаешь что, – говорит Рон, – я верну тебе телефон, если ты будешь сотрудничать со мной и сядешь в самолет. Идет?

Как будто у меня есть другие варианты.

– Ладно, – говорю я, протягивая руку. По крайней мере, у меня будет небольшая ниточка к независимости и здравомыслию.

Он вручает мне телефон, и я скрепя сердце следую за ним в самолет.

Наши места с Роном в последнем ряду, шестидесятом. Я рада, что за спиной у меня никого не будет, так что я могу расслабиться на время двенадцатичасового перелета в Тель–Авив.

Если конечно в самолете не заложена бомба и его не захватят террористы, и мы умрем прежде, чем попадем в зону боевых действий. Думая о террористах на борту самолета, я смотрю на Рона.

– Я слышала, что на всех рейсах "Эль Аль" присутствуют воздушные маршалы, – говорю я, в то время как запихиваю рюкзак под переднее сиденье. – Это правда?

Не знаю, начинала ли я когда–нибудь раньше разговор с Роном, и, кажется, он потрясен. Перед тем как ответить, он оглядывается вокруг в поисках кого–то, кому я задаю вопрос.