Истории, от которых не заснешь ночью - Страница 2

— Дель заедет за мной вечером, — объявила мадам Брэди.

Бобби пробормотал, что он в курсе дела. Вошел Генри с грудой торта и апельсиновым соком. Мадам Брэди налила себе кофе.

— Твои родители собираются ехать в Германию и во Францию. Что об этом думаешь? — спросила она.

— Прекрасно! — ответил Бобби. — В любом случае у меня в университетском городке своя комната.

— Сюзанна тоже возвращается в пансион. Ты сможешь приглядеть за ней?

Бобби посмотрел на нее пустым взглядом, в котором, казалось, можно было прочитать: «Поручите кому-нибудь другому приглядывать за кем-нибудь другим! Какая устаревшая мысль!»

— Конечно, — терпеливо ответил он.

И тут, словно в приключенческом фильме, появилась крошечная голова с огромными бигуди.

— Энни! — прямо с порога заявила Сюзанна. — Я ничего есть не буду. У меня диета.

Мадам Брэди покосилась на обнаженную фигуру, едва прикрытую двумя кусками ткани, выставленную на общее обозрение; собственно, их тканью-то назвать нельзя было, при малейшем порыве ветра они просто ничего не значили бы. Но она воздержалась от какого-либо замечания, зная, что особого контакта с молодыми у нее не было. Когда-то они очень ее любили, но даже Сьюзи, которой исполнилось пятнадцать лет, и та отдалялась от нее. Они вели свой кораблик своим путем, что в общем-то было славно. «Куда лучше, подумала мадам Брэди, — чем жизненный путь их отца».

Сара Брэди всегда чувствовала себя более или менее ответственной за своего племянника Джеффри, поскольку знала, может быть, лучше, чем кто-либо, о той ноше, которую он волочил всю свою жизнь. Эта бедная Алиса убеждена была, что единственное, о чем просил ее Создатель в жизни, это быть женщиной и быть красивой. Поэтому, когда ей только исполнилось тридцать лет и она стала вдовой, она посчитала это непонятной ошибкой и какой-то непоследовательностью. Такое не могло с ней произойти! Только не с ней! Бедняжка Алиса, так богатая материальными благами и без малейшей капли характера! Ничем другим не располагая, чтобы занять себя, она вдруг решила, что здоровье у нее пошатнулось.

Сара понимала подлинную суть вещей. Алиса была просто куклой с золотистыми волосами, любимая и взлелеянная всеми. Она же, Сара, моложе Алисы на три года, скорее, была «хитрюлей». И кстати, как она теперь это понимала, более везучей. Но уж лучше было родиться везучей, чем красивой. Она улыбнулась в душе и вздохнула.

Единственный сын Алисы — Джеффри всю жизнь был в полном повиновении у своей матери.

— Сьюзи, — сказала мадам Брэди задумчиво, — в понедельник ты целый день провела на пляже. А ты, Бобби, вернулся пообедать, а потом поднялся позаниматься в свою комнату, кстати, расположенную рядом с бабушкиной. Между вами была только стена.

— А я ее и не беспокоил, — ответил Бобби с полным ртом.

— Алису обнаружила Энни, которая вошла к ней в комнату по окончании времени послеобеденного сна и тут же вызвала врача.

— Но ведь и она вам не надоедала, а? — заметила мадам Брэди.

Сьюзан посмотрела на нее почти круглыми глазами.

— Нет… Надо было просто стараться ей не говорить, что мы уходим.

«Так и есть! Попала в точку! — сказала себе мадам Брэди. — Если только девочка не подумала о своем отце». Но нет, о себе она думала.

— Я ей никогда не говорила, что иду на пляж. От этого бы она стала еще более больной: а вдруг акулы… — И она пожала своим загорелым плечиком. Или от того, что я иду одна на пляж и меня никто не сопровождает.

— Она не знала даже, что я хожу на летние курсы, чтобы вызубрить все к экзаменам, — добавил Бобби. — И от этого тоже она сделалась бы больной.

— Все это так, — допустила мадам Брэди. — Нелегко было ей сказать что бы то ни было. Но я — то — не она. И что меня может сделать больной, так это если я узнаю, что от меня что-то скрывают.

Они смотрели на нее. Уж не скептически ли? Развлекаясь? С жалостью? С удивлением, заподозрив что-то? «Ах, — сказала себе мадам Брэди, — смерть не оставила их безразличными, какими они хотят казаться».

— Ну так что? — возобновила она разговор. — Она не позвала? И не позвонила? Ты ничего не слышал?

— О извините, я бы так не сказал!

И вдруг на какое-то мгновение мадам Брэди увидела перед собой юношу, смущенного, сконфуженного; мальчика, который никогда раньше не находился в комнате по соседству с кем-то умершим.

Вошла Карен, сказав: «Здравствуйте всем!» Рукой она коснулась плеча девочки, затем дотронулась до волос своего пасынка. Сьюзан застыла, словно мраморное изваяние, Бобби глазом не моргнул.

«Не выдадут они себя», — подумала мадам Брэди.

Со своей обычной преданностью Энни вошла обслужить Карен, которая теперь была хозяйкой дома. Лет тридцати, хрупкая, ухоженная, это была красивая молодая женщина. Жесты ее и манеры были полны грациозности. Почти шесть лет назад ее взяли в дом как медсестру в самый критический момент приступа, чтобы она могла полностью заниматься бедной Алисой. Карен и ее больная очень привязались друг к другу, и когда сын, вдовец, женился на медсестре, никто ни о чем другом не подумал кроме как о практической сделке.

Взвешенная мягкость Карен, безусловно, подчеркнутая ее профессией, оказывала успокаивающее и благотворное воздействие на всех абсолютно. «Она была единственной, — сказала себе мадам Брэди, — кто прописывал когда-либо столь нужную дозу сострадания этой бедной Алисе, которая в нем нуждалась». Никогда, по крайней мере, насколько знала мадам Брэди, никакого протеста Карен. Никогда никакой нотации, вроде: «Ну, черт возьми, пошевеливайтесь!»

После того, как дети вышли из комнаты, мадам Брэди налила себе еще кофе, который явно был противопоказан ее здоровью, а затем сказала Карен:

— У меня странное ощущение… Я не могу уточнить, какое именно, но я не хотела бы уехать отсюда, пока у меня не будет спокойно на сердце. Какова бы ни была причина, я хочу знать, отчего у меня такое впечатление, будто со мной обращаются, словно с бедной Алисой, пытаясь уберечь от чего-то?

— Но тетя Сара, — с улыбкой ответила Карен, — мне кажется, это нормально! Мы все вас очень любим, а вы только что потеряли свою единственную сестру. Думаете, мы не понимаем, что вы переживаете? Ну почему этому надо было случиться во время вашего приезда? Когда я думаю о том, как бедняжка Алиса ждала ваши визиты…

«Неужели?» — задала себе этот вопрос мадам Брэди. Она почувствовала, как под столом ее ноги скользнули по полу в каком-то нервном движении, судорожно сжались большие пальцы. Обычно она очень ценила успокаивающую манеру Карен говорить что-либо, а сегодня это вызвало у нее досаду.

— Я надеюсь, что вы не чувствуете себя виноватой из-за нашего побега в понедельник, — продолжал ласковый голос Карен. — В доме было много народа, и у нас не было причины не пройтись.

«Но позвольте, — сказала себе мадам Брэди, — у меня и малейшего чувства вины не было, которое хоть каким-нибудь крылом меня коснулось».

— Вы вернетесь к себе домой, в ваш привычный мир, — продолжала сахарно-медовым тоном Карен. — И со всеми делами, которые ждут вас, вы придете в себя, как вы это всегда делали. А теперь, чтобы поговорить о другом, скажите мне, какое блюдо Дель любит больше всего, чтобы я могла попросить приготовить ей на ужин?

— Ничего особенного, она ест все, что ей дают, — достаточно сухо отреагировала мадам Брэди. (И вдруг осознала, что испытала удовольствие от мысли увидеть свою дочь.) Я тоже поужинаю обычно.

— Моя милая тетя Сара, — снова с нежностью возобновила разговор Карен, — все хорошо знают, что вы нам никогда не причиняли ни малейшего беспокойства. Да, так, чтобы снова вернуться к этому печальному событию… вы знаете, что больше всех горем убит Джеффри. Не кажется ли вам, что мы должны были бы попытаться (ну как бы это сказать?) продолжать жить, просто-напросто? Предоставить события естественному ходу? Он собирается согласиться на работу, которую ему предлагают в Европе. Я его в этом поощряю. Не кажется ли вам, что это хорошее дело? Ему будет лучше вдали от этого дома. Перемена обстановки, привычек помогут ему забыть все это.