Искатель. 1969. Выпуск №3 - Страница 3

— Да завтра же к вечеру, — сказал, подумав, Ромадин. — Я, признаться, рассчитывал здесь не печатать, а увезти с собой, но хочу вас уважить. Тем более что на всякий случай я все оборудование и химикаты захватил.

— Буду очень признателен.

— Не скучаете здесь? — спросил неожиданно Ромадин. — Мне кажется, что в глухом лесу, в одиночестве с ума можно сойти от скуки…

— Ну, раз в две недели катер приходит, — возразил Зотов. — Почту привозит, бензин, кое-что из продуктов, мои письма забирает. А потом, я ведь только летом здесь. Зимой в городе живу.

— Вы давно здесь?

— С того самого лета, о котором я уже говорил. Последнего, когда здесь была метеорологическая станция. А заниматься этим делом начал я еще мальчиком. Потом окончил университет. В первый же год после окончания попал сюда, да так и осел.

— И не выезжали?

— Нет, я не пропустил ни одного лета. А зимой, как говорил, живу в городе. Там у меня семья. Обобщаю, систематизирую накопленный за лето материал. Район глухой, до меня систематического исследования не проводилось. Опять же горы близко, влияние другой климатической зоны. И цель, ради которой я прибыл, остается в силе. Где кроется очаг болезни и не проявится ли она вновь? Этот вопрос не выяснен. Я работник института, только провожу исследования не в городе, а здесь.

— А я много ездил, — сказал Ромадин. — Где только не побывал! Хотя два года всего после института…

— Вам повезло больше.

Ромадин снова проснулся рано, но у него уже не было вчерашнего азартного нетерпения, чувства того, что в этот день он все, что нужно, откроет и вызнает. Сегодня он знал, что именно здесь открытий никаких не будет, а надо успеть сделать лишь главное и, если можно, немного больше. Тогда совесть его будет чиста. «Мы собрались здесь, — вспомнил Ромадин слова директора на каком-то семинаре, — чтобы создавать конструкции, обычными инженерными способами не создаваемые». Тогда Ромадин, только что пришедший в институт из обычного конструкторского бюро, где, кроме инженерных, никаких других знаний не требовалось, увидел в выступлении директора лишь красивое словосочетание. Здесь, в этом глухом лесу, он впервые почувствовал трудность своего нового дела. Вершинник так похож на тысячи других жуков — и как увидеть в этих переплетениях жил механизм потрясающей — если удастся раскрыть — перспективности?

После завтрака Ромадин отправился в зал, начал распутывать провода, испытывать камеру, присоединять клеммы к аккумуляторам, выбирать точки съемок. Зотов поднялся вместе с ним, протер стекла инсектария мокрой тряпкой, пригляделся к манипуляциям Ромадина.

— Да, — сказал он, — если б я имел подобное устройство, вам бы, пожалуй, незачем было приезжать.

Он ушел в лес за жуками. Вернулся очень скоро, выпустил жуков из мешка в инсектарий, закрыл сверху марлей, одно окно завесил одеялом, другое — двумя простынями, третье — слоем из десяти газет, для четвертого снял одеяло с кровати Ромадина. В большом зале стало темно. Зотов зашел за спину Ромадина. Слабый хруст шел от инсектария: жуки расправляли крылья. Зажглась неоновая лампочка, отмечая время, и синхронно заработал киноаппарат. Лампы вспыхивали и гасли, комната погружалась в темноту, и вновь свет заливал ее — резкий, мертвенный Ромадин, переходя по комнате, видел Зотова, стоящего неподвижно в углу, ему казалось, что лицо Зотова бледно, но это могло быть от освещения, а мысль была мимолетной, такой же короткой, как вспышка. Три минуты всего работал аппарат. Когда стрекотание мотора прекратилось, в зале наступила полная тишина.

— Вы точно хотите, чтоб я проявил и отпечатал пленку? — спросил Ромадин.

— Да, — сказал Зотов.

— Мне было бы проще отдать ее в институтскую фотокинолабораторию, там специалисты, они сделали бы все, что нужно, и я был бы на сто процентов уверен в том, что ничего не будет испорчено. Там есть и копировальный аппарат — я с удовольствием вышлю вам копию фильма.

— У меня нет проектора…

— Ну хорошо, — согласился устало Ромадин. — Только это продлится долго.

— Я могу помочь вам — растворы, например, составлять…

— Не надо, вряд ли вы имели дело с такой аппаратурой, она совершенно новая. А когда вы мне приготовите препараты?

— Завтра с утра все будет. Упакую в лучшем виде.

— Вечером вы увидите фильм.

Работа кончилась поздней ночью. Ромадин зарядил проекционный аппарат, поискал взглядом белую поверхность. Печка — широкая, высокая — очень подходила для этой цели. Вновь застрекотал мотор — пошли кадры. Ромадин глядел — и изумление его возрастало. Он просмотрел сначала весь фильм, потом по кадрам, потом замер в растерянности, не зная, что еще можно делать, и вдруг выскочил за дверь, постучал в комнату Зотова. Мало того, что этот человек горит желанием посмотреть фильм, он присутствовал при съемке, он живет здесь много лет и как-нибудь сможет объяснить увиденное. Из-за двери никто не ответил. Ромадин постучал еще раз. Молчание. Он распахнул дверь. Комната была пуста. Он сбежал вниз по лестнице, заглянул к себе. Никого. Он побежал по коридору, распахивая двери, чиркая спичкой. Здесь хранятся продукты, здесь — какие-то приборы, старые книги, на третьей — висячий замок снаружи. Куда же подевался Зотов? Ромадин выбежал во двор под лунный водопад. Он увидел черный шумящий лес, понял, что за ограду не выбежит, и повернулся к дому, чтоб весь он, сверху донизу, встал перед глазами. И тогда он увидел Зотова. Тот шел по гребню крыши — одна нога на один скат, другая — на другой. Руки у него были расставлены как крылья. Он дошел до края крыши, задержался на мгновенье, сделал следующий шаг и стремглав полетел вниз.

Когда Ромадин подбежал к нему, Зотов лежал на груде стружек и опилок. Это, очевидно, спасло его от сильных повреждений, но глаза были закрыты. Ромадин растерялся. У него не было никакого опыта по оказыванию первой помощи. Он приложил ухо к груди Зотова — сердце билось нормально; прислушался к дыханию — ровное; ощупал ноги, руки и ребра Зотова — кажется, ничего не сломано. Но Зотов не вскрикивал, хотя и глаз не раскрывал. Что-то надо было делать. Ромадин вбежал в дом, открыл шкаф с препаратами. Колба со спиртом была на месте. Он взял ее, у себя достал ложку, вернулся к Зотову, приподнял ему голову и влил в рот целую ложку спирта. Варварский способ оказался эффективным. Зотов открыл глаза.

— Помогите мне добраться до моей комнаты, — сказал он слабо.

Ромадин отвел его наверх, уложил в кровать.

— Фильм прокрутили до конца? — спросил Зотов.

— Да.

— Какова, по вашему мнению, частота взмахов?

— Никакой! — закричал Ромадин. — Они не машут крыльями вообще. Расправляют их и оставляют неподвижными.

— Я так и думал, — пробормотал Зотов — И убедился наконец.

— Но почему?

— Завтра поговорим, — и Зотов закрыл глаза.

Ромадин вышел в зал. Он ничего не мог понять.

Письмо лежало на тумбочке, вероятно, в нем не было ничего личного или секретного, раз Зотов так небрежно бросил его. Ромадин схватил листок.

«Дорогой Павел Михайлович, вы заразили меня — не знаю только, как поточней выразить чем. Не любовью к жукам — к ним я безразличен, а энтузиазмом. Перед долготерпением же вашим я преклоняюсь. Как и обещал, встретился с тем человеком, о котором говорил, — старожилом метеостанции в горах. Жука признал сразу. Да, видел. В горах на вершине, когда еще был молод и мог туда лазить. Это было… Он покопался в памяти, вспомнил какие-то личные приметы и сказал «22 года назад…»

Я выполнил и то, о чем вы просили еще изготовил из пленки небольшой шар, наполнил его гелием, положил в корзину кусочек радиоактивного фосфора, который вы мне дали, и попросил одного из наших летчиков выбросить его над хребтом. Он так и сделал. Потом шар вернулся. Фосфор, что я положил в корзину, оказался нейтральным, и рядом с ним было несколько жуков. Все это посылаю…»