Иродиада - Страница 2

оль крепостного вала, прислонясь к стене, спали воины; во дворце ничто не нарушало покоя.

Вдруг, словно из недр земли, донесся далекий голос. Тетрарх побледнел. Он наклонился, чтобы прислушаться; но голос затих. Потом он послышался вновь, и тетрарх, хлопнув в ладоши, крикнул: «Маннэи! Маннэи!»

Появился человек, обнаженный до пояса, подобно массажистам в банях. Он был очень высокого роста, старый и худой; на бедре у него висел тесак в бронзовых ножнах. Волосы, поднятые гребнем, непомерно удлиняли его лоб. Какая-то сонливость застилала его глаза; но зубы его блестели, а ноги легко ступали по плитам пола; тело его было гибко, как у обезьяны, лицо — бесстрастно, точно у мумии.

— Где он? — спросил тетрарх.

— Там же, по-прежнему! — ответил Маннэи, указав большим пальцем позади себя.

— Мне послышался его голос!

И Антипа, глубоко вздохнув, осведомился об Иоканане, том самом, которого латиняне именуют святым Иоанном Крестителем{[7]}. Разве снова видели тех двух людей, которые прошлый месяц из снисхождения допущены были к нему в темницу? Или стало известно, зачем они явились?

Маннэи ответил:

— Они обменялись с ним таинственными словами, точно воры в ночи на перекрестке больших дорог. Потом они ушли по направлению к Верхней Галилее, объявив, что возвратятся с великою вестью.

Антипа опустил голову, затем испуганно воскликнул:

— Стереги его! Стереги! И никого к нему не пускай! Запри накрепко затворы! Прикрой яму! Пусть никто даже не подозревает, что он жив!

Маннэи и до приказаний тетрарха уже их исполнял: ведь Иоканан был иудей, а он питал ненависть к иудеям, как все самаритяне{[8]}.

Гаризимский их храм, предназначенный Моисеем быть средоточием Израиля, перестал существовать со времен царя Гиркана, а поэтому Храм иерусалимский приводил их в ярость и оскорблял, как вечная к ним несправедливость. Однажды Маннэи проник туда, чтобы осквернить алтарь костями мертвецов. Его менее проворные сообщники были обезглавлены.

И вот Маннэи увидел этот храм в просвете между двумя холмами. Ярко сверкали на солнце его белые мраморные стены и золотые листы кровли. Он был как лучезарная гора, как нечто сверхчеловеческое, подавляющее все вокруг своим величием и гордыней.

Тогда Маннэи простер руки к Сиону{[9]} и, выпрямившись, закинув назад голову, сжав кулаки, бросил ему проклятие: он верил, что слова имеют действенную силу.

Антипа слушал, нисколько не возмущаясь.

— По временам он приходит в волнение, хочет бежать, надеется на освобождение, — добавил самаритянин. — Иной раз он тих, как больное животное. А то видно, как он ходит в темноте, повторяя: «Нужды нет! Я должен умалиться, дабы возвеличился он!»

Антипа и Маннэи обменялись взглядами. Но тетрарх устал от дум.

Все эти горы вокруг него, похожие на гребни огромных окаменевших волн, черные расселины между утесами, необъятность синего неба, яркий дневной свет, бездонные пропасти волновали его. Глубокое уныние овладевало им при виде пустыни, изрытой подземными сотрясениями и представлявшейОригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com