Город Зверя. Хроники Кейна - Страница 37

Я решил, что как только своими глазами увижу, что революция мендишаров победила, я разыщу шивов. Я не мог уйти из Мендишарии раньше, наверное, потому, что считал Гула Хаджи своим близким другом и все, что он делал, было для меня интересно и важно.

Вскоре после того, как проснулся, я услышал легкий стук в дверь. В открытое окно — стекол в доме не было — струился солнечный свет и аромат свежего, чистого воздуха — знакомый запах Марса.

Я пригласил стучавшего войти. Это была девушка-служанка. Женщины из племени мендишаров были всего на фут или два ниже мужчин. В руках у служанки был поднос с горячим завтраком. Я удивился, ибо на юге марсиане предпочитают на завтрак обходиться фруктами.

Я уже заканчивал завтрак, когда вошел Гул Хаджи. Поприветствовав меня, он сел на кровать и разразился смехом.

Я не мог удержаться и улыбнулся ему в ответ, хотя и не знал причины его веселья.

— Что там такое случилось? — спросил я его.

— Эта девушка, — сказал он, продолжая смеяться, — сестра Морахи Ваджи. Как там ее зовут?

— Ора Лиз?

— Точно. Она принесла мне утром завтрак.

— А что, так никогда не делается?

— Очень редко. Это, конечно, было очень любезно с ее стороны. И я бы расценил ее внимание как проявление гостеприимства или как комплимент, дело не в этом, а в том, что она сказала.

— И что же? — мне стало как-то не по себе.

Как я уже говорил, я человек очень чувствительный или даже мнительный. Называйте это, как хотите, но у меня есть шестое чувство, предупреждающее меня об опасности. Некоторые скажут, что в подсознании накапливается какая-то информация, не доходящая до сознания, и из этой информации в сознание передается только вывод.

— Короче говоря, — объявил мой друг, — она сказала, что знает, что наши судьбы связаны. Боюсь, она думает, что я собираюсь на ней жениться.

— Ах, значит, она в тебя влюблена! — воскликнул я, все еще встревоженный. — Ты — загадочный изгнанник, вернувшийся, чтобы ценой борьбы занять престол. Что может быть романтичнее? Какая девушка осталась бы равнодушной к такому герою? Я слышал, что это чувство довольно распространенное.

Он кивнул.

— Конечно, конечно. Поэтому я и не принял ее заявлений всерьез. Но я был с ней вежлив, не бойся.

Задумавшись, я провел рукой по подбородку и вдруг понял, что уже несколько дней не брился: на лице была щетина. Нужно было что-то сделать.

— Что ты ей сказал?

— Что наше дело занимает все мысли и все время, но что тем не менее я заметил, какая она красивая. Она правда красивая, ты не находишь?

Я не ответил. Красота — понятие относительное, я это прекрасно понимал, но, честное слово, я не мог бы отличить красивую восьмифутовую синюю великаншу от уродливой.

— Я сказал ей, что нам придется подождать, пока мы не познакомимся поближе, — сказал мендишар, неуверенно кашлянув.

Я почувствовал некоторое облегчение, узнав, что мой друг был так вежлив и тактичен.

— Очень мудро с твоей стороны, — сказал ему я. — Когда будешь сидеть на троне Мендишарии как брадхи, вот тогда и будешь думать о романе — или о том, как его избежать.

— Точно, — сказал Гул Хаджи, снова вырастая надо мной, потому что он встал с кровати. — Не знаю, как она на это прореагирует. Мне показалось, она восприняла мои слова как объяснение в любви. Меня это немного беспокоит.

— Не волнуйся, — сказал я. — Чем ты думаешь сегодня заняться?

— Нужно готовить восстание, а для этого отправим посланцев ко всем силакам и орсилакам и призовем их встретиться, чтобы всем вместе обсудить наши планы.

Эти два марсианских слова можно было перевести приблизительно так: «главный человек в деревне» и «главный человек в городе». Суффикс «-ак» обозначает человека, имеющего власть над другими, точнее, облеченный ими властью, чтобы он действовал в их интересах, слово «сил» — небольшую группу людей, скажем, население деревни, «орсил» — группу побольше, население городка.

— Это необходимо сделать, — продолжал Гул Хаджи, — чтобы они сами убедились, что я — тот, кого они ждали, а также для того, чтобы решить, когда мы выступаем, куда и как нанесем главный удар и как будем использовать наших воинов.

— Как ты считаешь, сколько воинов в твоем распоряжении? — спросил я, окатываясь холодной водой, которая была у меня в комнате.

— Около десяти тысяч.

— А сколько будет у приозов?

— Около пяти тысяч, включая и воинов из других племен, которых приозы считают своими союзниками. Приозы будут, кажется, лучше вооружены и обучены. Мои люди привыкли сражаться каждый за себя, не имея единого военачальника. Приозы — воины дисциплинированные и подчиняются приказам. Не уверен, что смогу сказать то же самое о своих бойцах.

Я понял. Этим мендишары были похожи на своих сородичей — аргзунов, которых смогла на время объединить эта сверхковарная Хоргул, и то ей удалось сделать это, только когда она использовала их предрассудки и страх перед общим врагом — Зверем Наалом.

— Именно поэтому я и должен быть во главе восставших, — сказал Гул Хаджи. — Как утверждает Морахи Ваджа, они будут подчиняться наследнику брадхи, но не сделают и шага, чтобы выполнить приказ какого-либо простого силака.

— Значит, Морахи Ваджа был прав. Очень важно, чтобы ты был жив и стоял во главе восстания.

— Да, наверное. Но это очень большая ответственность.

— Ответственность, к которой тебе придется привыкнуть, — сказал я ему. — В качестве брадхи Мендишарии тебе придется возложить на себя ответственность за жизнь подданных — и сделать это на всю жизнь.

Он вздохнул и попытался улыбнуться:

— В том, чтобы быть одиноким странником в пустыне, есть свои преимущества. Ты не находишь?

— Конечно, но человек, в жилах которого течет королевская кровь, не всегда волен выбирать свою судьбу.

Он снова вздохнул и сжал эфес своего огромного меча:

— Ты не только хороший боевой товарищ, Майкл Кейн. Ты еще и надежный друг.

Я сжал его руку и заглянул в глаза.

— То же самое можно сказать и о тебе, брадхинак Гул Хаджи.

— Надеюсь, — сказал он.

Через несколько дней мы получили известие, что все орсилаки и силаки предупреждены и через три дня соберутся для решающего совещания.

Эти три дня перед совещанием мы провели в обсуждении наших планов. Отдыхали мы мало, и все свободное время Гул Хаджи проводил с Орой Лиз. Как и любому мужчине, ему льстило ее восхищение, и он просто купался в нем. Я чувствовал, что ничего хорошего из этого не могло выйти, но не мог его винить. Если бы я сам попал в такую ситуацию — разумеется, если бы до этого не встретил Шизалу, — то вел бы себя точно так же. По правде говоря, я и в самом деле часто вел себя так, но в тех случаях на карту было поставлено гораздо меньше.

Мне казалось, что мой друг давал Оре Лиз повод думать, что ее страсть взаимна, но у меня не было случая сказать ему об этом.

Однажды случилось так, что я оказался с девушкой в одной комнате, и мы разговорились.

Несмотря на то, что мне было трудно общаться с ней, так как очень непривычны были ее рост и своеобразное лицо, я понял, что она была простой, искренней, романтически настроенной девушкой. Я заговорил с ней о Гуле Хаджи, сказал, что у него много обязанностей перед народом и что, возможно, пройдут годы, прежде чем он сможет подумать о себе, о своей личной жизни, о жене, наконец.

В ответ она лишь рассмеялась и пожала плечами.

— Ты мудрый человек, Майкл Кейн. Брат говорит, что твои советы были очень полезны. Но думаю, что в вопросах любви ты не столь умен.

Это замечание уязвило меня больше, чем я даже готов был признать, так как мысли о моей любви, о Шизале, не оставляли меня ни на минуту. Но я упрямо продолжал разговор на эту тему.

— Ты никогда не думала, что Гул Хаджи, может быть, не испытывает к тебе столь же сильного чувства, как ты к нему? — спросил я мягко.

Ора Лиз опять засмеялась.