Глаз времени - Страница 74
— Все этот презренный холод, — пожаловался Евмен. — Астрономы могут до хрипоты повторять, что сейчас середина лета, но я еще не знал лета такого, как это… Еще на наши головы обрушилась саранча и ей подобные вредители.
План Александра по восстановлению города был действительно поразительным, пусть его маховик раскручивался медленно. Славное сражение с Чингисханом за спасение Вавилона давно осталось в прошлом, и ничто не указывало на агрессию со стороны монголов в ближайшем будущем. Царские послы привезли из их земель сведения, что кочевники были сильно потрясены, когда обнаружили Китай неожиданно опустевшим — пятьдесят миллионов человек населения растаяло в воздухе. Война против монголов была великим подвигом, но, вместе с тем, оказалась лишь средством ненадолго забыть о реальности. С победой к ним — к британцам, македонцам и экипажу «Птички-невелички» — в равной степени вернулось угнетающее понимание того, что, даже выиграв эту кампанию, никто из них все равно никогда домой не вернется.
Понадобилось время, чтобы они обрели цель — построить новый мир. И Александр, со свойственной ему энергией и несгибаемой волей, был тем человеком, благодаря которому у них эта цель появилась.
— А чем сейчас занят сам повелитель?
— Этим, — ответил Евмен и широким движением руки указал на церемониальное сердце города.
Абдикадир увидел, что там расчистили от домов огромную площадь и возвели нижние уровни того, что выглядело как новый зиккурат.
— Похоже, что он собрался превзойти строителей Вавилонской башни, — присвистнув, сказал пуштун.
— Возможно, что так и будет. В первую очередь это будет памятник Гефестиону. Но в дальнейшем он должен увековечить память того мира, который мы потеряли. Македонцы всегда трепетно относились к погребениям! И мне кажется, что Александр собирается затмить величие тех огромных гробниц, которые ему однажды довелось повидать в Египте. Но учитывая то, что творится на полях, нам дорого обойдется разбазаривание рабочей силы на подобные начинания, какими бы грандиозными они ни были.
Абдикадир внимательно посмотрел греку в глаза.
— У меня такое чувство, что вы хотите меня о чем-то попросить.
— А у меня такое чувство, что в вас есть что-то от греков, — улыбнулся Евмен. — Выслушайте меня, Абдикадир. Несмотря на то что жена нашего царя, Роксана, родила сына — мальчику сейчас четыре года, — подарив нам тем самым наследника, для нас очень важно, чтобы Александр еще несколько лет находился в добром здравии.
— Конечно.
— Но этого всего, — продолжал грек, показав на верфи и поля, — ему явно недостаточно. Царь — сложный человек, друг мой. Уж мне это хорошо известно. Он — македонец, естественно, поэтому пьет, как македонцы. Но он способен на холодный расчет, как персы, и может быть и великим политиком… словно бы он гражданин греческих городов! Но вся его мудрость не отнимет у него сердце воина, и поэтому в его душе инстинкты воина всегда будут противостоять его стремлению построить и укрепить империю. Мне кажется, что и он не всегда это понимает. Александр был рожден покорять народы, а не защищать урожай от саранчи или очищать каналы от ила. Нужно признать, что в этом мире не найдется никого, кто смог бы ему противостоять! — Грек подошел ближе. — Дело в том, что правитель переложил обязанность заботиться о нуждах города на плечи нескольких приближенных. В их число вхожу я, Пердикка и капитан Гроув. Пердикка, командующий педзетайрами, формально получил титул, которым гордился Гефестион, когда был еще жив, и который имел нечто общее с персидским визирем. Понимаете, македонцам нужна моя греческая смекалка, а мне нужны македонцы, чтобы ее проявить. Конечно же, у каждого из нас есть свои сподвижники — особенно у Пердикки! Мы плетем против друг друга интриги и заговоры, и будем это делать всегда. Но до тех пор, пока над нами будет власть Александра, мы будем работать вместе довольно неплохо. Всем нам нужен Александр. Новому Вавилону нужен Александр. Но…
— Никому не нужно, чтобы он слонялся здесь без дела и отвлекал людей на строительство монументов, когда нужно возделывать поля, — продолжил за него Абдикадир и улыбнулся. — Вы хотите, чтобы я его чем-то отвлек?
— Я бы выразился по-другому, — спокойно ответил Евмен. — Александра заинтриговал тот большой мир, о котором вы говорили и который нам еще не принадлежит. И мне кажется, что он хочет посетить своего отца.
— Отца?
— Своего божественного отца, Амона, у которого есть еще одно имя — Зевс, в его гробнице в пустыне.
— Вот это будет поездочка, — присвистнув, сказал Абдикадир.
Евмен улыбнулся.
— Так будет лучше для всех. Еще меня беспокоит поведение Байсезы.
— Знаю. Она все так же сидит взаперти с этим проклятым Глазом.
— Уверен, что ее старания не имеют цены, но мы не хотим ее из-за этого потерять: вас, современных людей, так мало. Возьмите ее с собой, — он вновь улыбнулся. — Я слышал, что Джош недавно вернулся из Иудеи. Возможно, ему удастся ее отвлечь…
— А вы — хитрая бестия, царский грамматевс Евмен.
— Стараемся, — ответил Евмен. — Позвольте показать вам верфи.
Зал в храме напоминал крысиное гнездо из проводов, кабелей и остатков уцелевшего оборудования с разбившегося вертолета. На всем этом до сих пор были видны шрамы от падения и даже следы пожара, который последовал за падением. Этот клубок окружал Глаз, словно Байсеза намеревалась его поймать, а не изучить. Но лейтенант понимала, что в глазах Абдикадира все выглядит так, как будто поймали ее.
— Слияние было физическим явлением, — уверенно сказала Байсеза. — И не имеет значения, какая мощь для этого понадобилась. Физическим, а не магическим или сверхъестественным. А значит, его можно объяснить понятиями физики.
— Но это не обязательно должна быть наша физика, — возразил Абдикадир.
Женщина бесцельно забегала глазами по залу, жалея о том, что у нее не было телефона, который помог бы ей все объяснить.
Абдикадир и Джош с широко раскрытыми от страха глазами устроились в углу зала. Байсеза знала, что Джош ненавидит это место не только из-за внушающего тревогу присутствия Глаза, но и потому, что оно забрало у него ее, Байсезу. Джош открыл флягу с горячим чаем с молоком, как любили пить англичане, и слушал ее попытки объяснить им появившиеся у нее догадки о природе Глаза и Слияния.
— Во время Слияния пространство и время разорвали, а затем собрали наново, — начала Байсеза. — Нам это известно, и в какой-то степени мы в состоянии это понять. Пространство и время определенным образом реальны. Например, пространство-время можно согнуть с помощью достаточно сильного гравитационного поля. Оно жесткое, как сталь, но все равно это можно сделать… Но если пространство-время — это вещество, то возникает вопрос, из чего оно состоит? Если уж очень внимательно к нему присмотреться — или подвергнуть достаточному сгибанию или свертыванию, — то можно увидеть в нем волокна. Наше лучшее предположение состоит в том, что пространство и время представляют собой нечто, похожее на гобелен. В основе гобелена лежит переплетение нитей, мельчайших струн. Эти струны вибрируют и создают тональность, которая и является теми частицами и полями, которые мы наблюдаем, а также их свойства, такие как масса например. Подобные струны вибрируют по-разному — можно сыграть много нот, — но к некоторым из них, обладающим наибольшей энергией, еще ни разу не притрагивались с тех пор, как родилась Вселенная. Ладно. Струнам нужно пространство, чтобы вибрировать. Сейчас я говорю не о нашем пространстве-времени, которое является создаваемой ими музыкой, а о некой абстракции, о слое. Во многих измерениях.
Джош нахмурился, видимо, стараясь понять, о чем она говорила.
— Продолжай.
— От того, как располагаются эти слои, от их топологии, зависит, как будут вести себя струны. Похоже на деку скрипки. Если подумать, то это прекрасная иллюстрация тому, о чем я сейчас говорю. Топология — это тоже свойство Вселенной, когда речь идет о явлениях огромных масштабов. Но на микроуровне она определяет поведение вещества. Теперь давайте представим, что в деке прорезали отверстие, тем самым изменив структуру лежащих в ее основе слоев. Тогда произойдут перемены и в характере вибрации струн.