Где не ступала нога… (сборник) - Страница 5
— К черту! Теперь мне понятно… Нет никакой надежды.
Он нахмурился.
— Я инспектор Колониальной службы. Я уже вам говорил, что отправлю вас в тюрьму при первом удобном случае. Вы рисковали жизнью миллионов людей, поддерживая бескарантинную связь с незаконно заселенной планетой. И, если бы вы спасли кого-нибудь из колонии, это значило бы, что появились нежелательные свидетели вашего пребывания здесь. Вам это не приходило в голову?
Хайгенс продолжал сосредоточенно крутить регулятор. Вдруг он остановился и пробормотал:
— Они проложили туннель. — Затем он сказал громко: — А о свидетелях я буду думать, когда это понадобится.
Он открыл другую дверцу шкафа и достал ящик, наполненный всякой всячиной. Там была проволока, болты, шурупы, разные винтики — вещи, необходимые для человека, который считает себя единственным жителем Солнечной системы.
— Что вы собираетесь делать? — резко спросил Роун.
— Попытаюсь узнать, остался ли кто-нибудь в живых, — спокойно произнес Хайгенс. — Я сделал бы это раньше, если бы знал о существовании колонии. Я не в состоянии доказать, что они погибли, но я могу доказать, что кто-то из них жив. До них — полторы недели пути. Странно, что две колонии находились так близко друг от друга.
Он отобрал нужные инструменты.
— Как вы можете узнать, остался ли там на расстоянии нескольких сот миль кто-нибудь в живых, если вы еще полчаса назад не подозревали, что колония существует?
Хайгенс нажал кнопку и опустил часть деревянной обшивки степы, за которой оказалась электронная аппаратура. Он начал что-то вывинчивать отверткой.
— Вы когда-нибудь думали о том, что такое поиски потерпевших аварию? — спросил он, не поворачивая головы. — Есть планеты, площадь которых составляет миллионы квадратных миль. Вам известно, что где-то приземлился корабль, но вы не представляете, где. Вы считаете, что у тех, кто уцелел, есть источник энергии, так как ни один цивилизованный человек, с тех пор как он научился обрабатывать металлы, не может долго существовать без этого. Для того чтобы подать сигналы помощи, нужны очень точные вычисления и инструменты. Смастерить их самим невозможно. Как по-вашему, что будет делать потерпевший аварию цивилизованный человек, чтобы спасательный корабль отыскал его на клочке земли в квадратную милю?
Роуна явно раздражал этот разговор.
— Человек начнет с того, что вернется к первобытному состоянию, — продолжал Хайгенс. — Он будет жарить мясо на костре, как и его далекие предки. Он должен наладить самую простую сигнализацию. Без микрометров и специальных приборов больше ничего сделать нельзя. Однако этого будет достаточно, чтобы наполнить эфир сигналами, которые не смогут не услышать люди, отправившиеся на поиски. Вы согласны со мной?
Роун отрицательно показал головой.
— Он сделает искровый передатчик, — не смущаясь, сказал Хайгенс, — и настроит его выход на самые короткие волны, какие только удастся получить, примерно от пяти до пятидесяти метров. Он получит самые примитивные сигналы и начнет их передавать. Некоторые волны обойдут вокруг всей планеты иод ионосферой, и любой корабль, который пройдет ниже ионосферы, примет их, зафиксирует место, откуда они исходят, и направится прямо туда, где потерпевший аварию, лежа в самодельном гамаке, потягивает перебродивший сок местных растений. Мой космофон принимает только микроволны. Я могу поменять несколько элементов, чтобы настроить его на более длинные волны, и, если в эфире есть сигналы бедствия, мы их услышим. Но не думаю, что они есть.
Он продолжал работать. Роун молча наблюдал за ним. Снизу доносился равномерный храп Сурду Чарли. Медведь лежал на спине, задрав лапы. Однажды он обнаружил, что так спать значительно прохладней. Ситка заворчал во сне. Ему, очевидно, что-то снилось. В жилой комнате Семпер приоткрыл глаза, затем сунул голову под гигантское крыло и снова заснул. Звуки из чащи проникали даже сквозь стальные шторы. Низкая луна, которая прошла незадолго до того, как раздался сигнал прибытия, снова появилась над восточным горизонтом.
Она была хорошо видна, это металлическая или каменная глыба с неровными краями, промчавшаяся по небу со скоростью воздушного экспресса.
— Послушайте, Хайгенс! — сердито сказал Роун. — У вас есть все основания меня убить. Но, очевидно, вы не намерены этого делать. Вам было бы выгоднее оставить в покое колонию роботов. А вместо этого вы собираетесь помочь людям, которых, наверно, вообще нет в живых. И все же вы преступник. Я в этом убежден, потому что именно с таких планет, как Лорен Второй, были завезены ужасные бактерии и это многим стоило жизни. Вы продолжаете рисковать. Для чего вы это делаете? Для чего вы совершаете поступки, которые могут стать причиной гибели других людей?
Хайгенс усмехнулся.
— Вы напрасно считаете, что не было принято никаких санитарных мер. Вы ошибаетесь. Все правила соблюдены. Что же касается остального… вы все равно не поймете.
— Да, я не понимаю, — ответил Роун. — Это еще не доказывает, что я не смогу понять, если мне объяснят. Но почему же тогда вы и сами считаете себя преступником?
Хайгенс с трудом всунул отвертку в деревянную обшивку. Затем он осторожно вынул маленький электронный блок и начал ввинчивать новый, значительно большей мощности.
— Черт! Перерезал усиление, — с досадой сказал он. — Ну ничего. Думаю, что все будет в порядке. А поступаю я так, как считаю нужным, — добавил он уже спокойным тоном. — Я преступник потому, что меня эта роль вполне устраивает. Каждый ведет себя согласно своей натуре. Вот вы порядочный гражданин и честный служащий. Вы считаете себя разумным, мыслящим животным, а поступаете совсем не так, как следовало бы. Вы напоминаете мне, что я должен вас убить, в то время как разумное животное сделало бы все, чтобы заставить меня забыть о моем намерении. Дело в том, Роун, что вы человек, как и я. Но я это понимаю и поэтому сознательно совершаю поступки, на которые не решилось бы ни одно просто разумное животное. Таково мое представление о том, как должен поступать человек, который гораздо выше разумного животного. — Он тщательно укрепил один за другим все винты.
— Да это — целая религия, — все еще раздраженно сказал Роун.
— Самоуважение, — поправил Хайгенс. — Я не люблю роботов. Они слишком похожи на разумных животных. Робот будет делать все, что он может, если этого потребует от него человек. А просто разумное животное сделает то, что потребуют от него обстоятельства. Я уважал бы робота, если бы он плюнул мне в глаза, когда я заставлю его делать то, чего он не хочет. Возьмите медведей. Это вам не роботы. Они разорвали бы меня в клочья, если бы я попытался заставить их сделать то, что им не по нраву. Фаро Нелл вступила бы в единоборство со мною, да и со всем человечеством, попробуй я обидеть Наджета. С ее стороны это было бы неразумно, бессмысленно и нелогично. Она, конечно, проиграла бы и погибла. Но я именно за это ее и люблю. Я тоже вступил бы в единоборство с вами и со всем человечеством, если бы вы попытались заставить меня сделать что-то против моей природы. Я тоже вел бы себя глупо, неразумно и нелогично. — Затем он добавил, не поворачивая головы: — И вы тоже. Только вы не понимаете этого.
Он закрепил регулятор.
— А что вас заставляли делать? — спросил Роун, который никак не мог успокоиться. — Почему вы стали преступником? Против чего вы взбунтовались?
Хайгенс нажал кнопку и начал крутить ручку настройки своего переделанного приемника.
— Против чего? — переспросил он насмешливо. — Я вам скажу. Когда я был молод, все вокруг пытались сделать из меня сознательного гражданина и порядочного служащего. Они хотели превратить меня в высокоинтеллектуальное, разумное животное и ни во что больше. Разница между нами, Роун, в том, что я эго понял вовремя. Естественно, я взбун…
Он не закончил фразы. Слабое потрескивание вдруг донеслось из космофона, приспособленного для приема волн, которые когда-то называли короткими.
Хайгенс, вскинув голову, напряженно слушал и медленно вращал регулятор. Роун поднял палец, чтобы обратить внимание Хайгенса на непонятные звуки, прорывающиеся сквозь треск. Продолжая настраивать приемник, Хайгенс молча кивнул. Звуки усилились. На фоне треска и свиста стало пробиваться какое-то бормотание. Затем бормотание стало явственнее, и, наконец, они услышали ряд последовательных звуков, сливающихся в какое-то нестройное жужжание. Три отрывистых звука, затем пауза в две секунды, три долгих звука, пауза и три коротких. Потом молчание, длящееся секунд пять, и все сначала.