Фрунзе. Том 4. Para bellum - Страница 9
– Шуточки у вас…
– Вы знаете, что произошло в Германии?
– Могу только догадываться. Безумие какое-то. Временная оккупация части германских земель под надуманными предлогами.
– Вы полагаете, что временная? – скептично хмыкнул нарком.
– Так полагают мои знакомые, проживающие в тех землях.
– Наивные чукотские валенки… – пожав плечами, прокомментировал это заявление Михаил Васильевич. – В сложившихся условиях сближение России, ох, простите, Советского Союза и Германии стало неизбежным. И грозит в горизонте десяти-двадцати лет появлением непробиваемого, просто ультимативного военно-политического и экономического объединения. Чего ни англичане, ни французы допустить не могут, из-за чего и устроили украинский мятеж вкупе с польским вторжением. Когда же стало ясно, что их задумка провалилась, – пошли ва-банк.
– На оккупацию Германии?
– На раздел. И заняли ее земли западнее Эльбы. Насколько мне известно, там в ближайший год будут создано два государства: Ганновер и Бавария, которые станут протекторатами Великобритании и Франции соответственно.
– А почему они пошли только до Эльбы? Почему они не стали оккупировать всю Германию?
– Потому что Райхсвер перешел в полном составе на восток. Ну и вмешались мы. Западный корпус РККА переброшен к Эльбе и сейчас срочно оснащается тяжелыми вооружениями. А по закрытым дипломатическим каналам мы дали понять: еще шаг восточнее – и война. Причем сами немцы в этой войне выступят на нашей стороне. Так что в сжатые сроки мы получим обстрелянных добровольцев с опытом Мировой войны на десятки дивизий. Это в дополнение к нашим силам. А легкие вооружения мы уже сейчас делаем в довольно неплохом объеме. Достаточном для того, чтобы в горизонте полгода-год развернуть очень внушительную группировку по Эльбе и перейти к полномасштабному наступлению.
– Ясно… – чуть помедлив, обдумывая слова, сказал Петр Полянский. – Бедные немцы. Если все так, как вы говорите, то их державу разорвут на три куска. Уже разорвали.
– А еще есть Швейцария и Австрия. Они тоже населены немцами.
– Да-да, безусловно. Но для чего вы мне это говорите?
– Что вы знаете о протестантах?
– Опять какой-то подвох?
– Чем протестанты отличаются от христиан и мусульман?
– От христиан? Они ведь тоже христиане.
– Вы правы, это вопрос с подвохом, – прищурился Фрунзе.
– Тогда не ходите вокруг да около.
– Так сложилось, что века с XVI наше отечество предпочитало договариваться с протестантами, оппонируя католикам. Что раз за разом заканчивалось для нас довольно плохо. Не знаете почему?
– Я весь внимание.
– По делам их узнаете их. Так ведь?
– Так.
– А кто у нас отец лжи?
– К чему вы клоните?
– В протестантской этике есть один фундаментальный момент, который отличает их и от христиан, и от мусульман, и от иудеев. А именно разрыв между делами и спасением. Добрые дела для них не являются важным компонентом спасения души. Достаточно веры. Иными словами, творить ты можешь все что угодно, главное – регулярно ходить в церковь и верить. Но, согласитесь, это крайне странно. Ведь если ты веришь в Христа и держишься его концепции Нагорной проповеди, то вряд ли будешь открыто и публично поощрять что-то, что ей принципиально противоречит. Тому же золотому правилу[15].
– Православные и католики тоже творят злые дела.
– Так и есть. Но одно дело, как ты делаешь гадость, прекрасно понимая, что это гадость и после смерти тебе придется за это все отвечать. И совсем другое – когда ты творишь подобные вещи, не считая это чем-то плохим. Масштаб, массовость и обыденность зла принципиально иная.
– В теории.
– И на практике тоже. Что мы знаем о протестантах? Они отличились в самой безумной охоте на ведьм[16]. В вырезании коренного населения целого континента[17]. В создании человеческих ферм для разведения рабов[18]. В самой горькой и отчаянной работорговле. В создании концентрационных лагерей смерти для неугодного населения[19]. И так далее. Нет никаких сомнений – представители любых конфессий творят мерзости и гадости. Но тут какой-то просто уникальный случай. Я не говорю, что все протестанты – плохие люди. Я говорю о том, что этика и мораль их религии очень сильно напоминает скрытый сатанизм. По делам. И по тому, как эти дела совпадают с их словами.
– Я понял вас, – нехотя кивнул патриарх. – И да, что-то в ваших словах есть. Но к чему вы это говорите мне?
– В Германии в целом и в Восточной Германии в частности сейчас тяжелейший кризис. Коллапс, считай. Из-за разрушения экономических связей и логистических цепочек. Люди теряют средства к существованию. И они будут продолжать это делать. Я хотел бы, чтобы Русская православная церковь открыла на территории востока Германии благотворительные миссии. И, кроме непосредственной помощи населению, скажем так, не забывали про прозелитизм.
– Это… неожиданно…
– Для финансирования гуманитарных миссий будет создан специальный фонд, куда деньги станет вносить и советское правительство. Анонимно, разумеется. Официально это станет фондом помощи, собираемой православной общиной Союза. И, как вы понимаете, если деньги пойдут не туда…
– Зачем вам это? – после долгой паузы спросил патриарх, проигнорировав угрозу.
– Мы не можем отдавать восток Германии англичанам или французам. Запад Германии во многом будет поделен по конфессиональному признаку. Протестантский север отойдет Лондону, а католический юг – Франции.
– Я уже понял. Но как же коммунизм?
– Коммунизм выступает пугалом для Запада. Он слишком радикален. Да и в обозримом будущем любые попытки построения коммунизма обречены на провал. Для этого не готовы ни люди, ни средства. Если вы заметили, в рамках Союза мы тоже отходим от него в сторону более умеренной социал-демократии. Социал-демократия же в силу своей умеренности не дает подходящей идеологии. Достаточно яркой, чтобы заместить традиционные религии. Даже в горизонте пары столетий. Так или иначе, нам нужно будет находить компромиссы для взаимовыгодного сожительства с этими самыми традиционными религиями.
– Традиционными религиями? Не только с православием?
– Да. Советский Союз – многонациональная и многоконфессиональная страна. Кроме того, мы считаем, что сотрудничество с соседями выгоднее борьбы с ними. В том числе и с такими, которые уважительно относятся к религии. Например, мы сейчас ведем переговоры с мусульманскими духовными лидерами Ирана…
И дальше Фрунзе рассказал о проекте экономического сотрудничества, который Союз предложил шаху Реза Пехлеви.
В 1927 году Иран вернулся к идее строительства Трансиранской железной дороги от побережья Каспийского моря до Персидского залива. К этому времени в стране уже имелись железные дороги, но короткими участками в разных ее концах и общей протяженностью сильно менее тысячи километров. Причем еще и с разной колеей.
В 1924 году были попытки договориться с американской компанией Ulen. Но не срослось. В 1927 году за дело взялся международный синдикат Syndicat du Chemin du Fer en Perse, состоящий из американской компании Ulen and Company и германского промышленного объединения Konsortium für Bauausführungen in Persien, образованного Philipp Holzmann, Julius Berger и Siemens Bauunion. И вроде бы все пошло…
Но грянул гром.
А именно кризис 1928 года. Сначала долговой кризис фактически парализовал работу американских строителей. Им стало резко не до Ирана, который ко всему прочему еще и платить своевременно не мог. А потом произошла оккупация Западной Германии, и из сделки выпал германский консорциум.
Строительство же дороги оказалось подвешенным в воздухе.
Тут-то Советский Союз и подсуетился.