Фрунзе. Том 1. Вираж бытия - Страница 3

В этот момент противно зазвенел телефонный зуммер.

Врач кивнул ассистенту, и тот, поморщившись, словно от зубной боли, подошел к аппарату. Снял трубку, приложив ее к уху, и довольно громко произнес:

– Слушаю.

В ответ тишина.

– Больница. Слушаю. Говорите, – еще громче произнес он. Связь в те годы была весьма посредственной и в трубку иной раз приходилось орать, чтобы тебя услышали. Из-за угасания сигнала или иных проблем.

– Как себя чувствует товарищ Фрунзе? – поинтересовались с той стороны.

– Товарищ Фрунзе чувствует себя неважно. Он плохо отходит от наркоза. Сильно нервическое волнение. Ему нужен максимальный покой. Любое волнение может стать для него фатальным. А кто спрашивает?

Тишина.

– Але! Але!

Но в динамике была тишина, словно с той стороны повесили трубку, или на телефонном узле их разъединили, или еще что случилось.

– Кто это был? – устало спросил врач, по случаю оказавшийся рядом.

– Не знаю. Разъединило, – пожал плечами ассистент и повесил трубку.

– Спрашивай наперед, прежде чем о таких вещах болтать.

– А что я такого сказал?

– А ты сам подумай. Или нам, по-твоему, этого мало? – потряс он папкой с объяснительными записками…

Утро полностью подтвердило опасения врача.

– Кто там? – спросил проснувшийся Фрунзе у одного из своих охранников. У того, кто его будил.

– Из ГПУ человек. Один.

– Подождет.

– Он говорит, что дело не терпит отлагательств. Очень важно. Мы с ним уже битые полчаса пререкаемся. А он все стоит на своем и просит пустить.

– Кто-нибудь из вас знает его лично?

– Нет.

– Пусть сдаст оружие и проходит. С ним двое. Быть готовыми действовать быстро и жестко.

Охранник поиграл желваками и молча кивнул. Ему тоже не нравилась вся эта история. Фрунзе же, пользуясь случаем, переложил пистолет из-под подушки под одеяло. Под руку. Снял его с предохранителя. И присел на кровати, облокотившись на спинку.

Вошел сотрудник ГПУ. Представился. Излишне быстро и невнятно. Словно это не имело никакого значения. А потом сообщил, что сегодня ночью супруга Фрунзе, Софья Алексеевна, совершила самоубийство в московской квартире.

– Это как? Она же была в Ялте.

– После операции ей телеграфировали, что операция прошла тяжело. И Софья Алексеевна со всей возможной спешкой направилась в Москву. Вчера вечером прибыла. Но вы уже спали, да и поздно было. Вот она и не навестила вас. Ночью же застрелилась из собственного пистолета.

– И никакой записки?

– На столе лежал машинописный листок, где было набрано, будто бы в ночь вы скончались, не приходя в сознание.

Фрунзе нервно дернул подбородком. Эта привычка у него появилась только тут и вообще не была связана ни с его личностью из XXI века, ни с оригинальным Михаилом Васильевичем. Видимо, появилась в процессе слияния личностей внутри одного организма. Или что там произошло? Не важно…

Софья Алексеевна, дочь ссыльного народовольца Алексея Колтановского, обладала горячим, упрямым характером. Закончила Киевское женское училище, после которого какое-то время была учительницей начальной школы. Но после все закрутилось, и в 1917 году она познакомилась с Фрунзе в Чите. Они влюбились друг в друга. Тогда же и поженились.

Слова про любовь не пустышка.

Обновленный Михаил Васильевич даже сейчас чувствовал, как пробиваются эмоции оригинального носителя тела. Если бы тут оказался именно он, то без сердечного приступа или чего-то подобного не обошлось бы совершенно точно. Это была сильная, крепкая, взаимная любовь, которую они сумели вон уже сколько лет сохранять.

И вот она застрелилась.

Судя по всему, это было явным продолжением истории с анестезиологом. Ведь кто-то написал эту дрянную записку… как минимум…

– Она сейчас в морге? – после затянувшейся паузы спросил Фрунзе.

– Не могу знать.

– Тело отправьте в морг. В холодильник. Без меня не хоронить. Одежду также не трогать. Если ее еще не раздели, то и не раздевать. Пусть так в одежде и хранят. Если раздели – одежду поместить в тот же холодильник.

– Я не вправе делать такие распоряжения.

– Петр, – обратился Фрунзе к одному из своих людей, что стоял сейчас в палате. – Помоги с этим делом.

– Все сделаю.

Они ушли, а обновленный Михаил Васильевич задумался. Убийца или убийцы действовали достаточно последовательно и упорно, не желая отступаться от задуманного. «Не нытьем, так каканьем» пытаясь свалить намеченную жертву. И это «самоубийство», судя по всему, должно было добить тяжело отходящего от операции наркома. Но не срослось. Личность другая. И эффект оказался не тем. Ну да и откуда они могли знать про смену личности? Тем более что, судя по всему, ожил Фрунзе в этом варианте истории только после заселения новой личности. А значит, изначальные расчеты убийц оказались верны, вводные просто на ходу изменились…

В оригинальной истории Софья Алексеевна совершила самоубийство в 1926 году. Во всяком случае, так принято считать официально. Обновленный же Фрунзе с теми воспоминаниями, которыми обладал теперь, был уверен – это ложь. Она была горячей и страстной особой, но совершить самоубийство и оставить круглыми сиротами детей от любимого мужчины Софья не смогла бы. Наоборот. Цеплялась бы за жизнь, старалась бы их устроить и… вероятно, отомстить убийцам мужа.

Он в свое время сталкивался с версией о том, что ей помогли преставиться из-за того, что она будто бы что-то накопала относительно гибели мужа. Убийства, если быть точным, потому что официальным заключением было общее заражение крови. Полная чушь, конечно. Но эта позиция оставалась официальной даже после развала Союза.

Да, существует версия о том, что Софья чем-то болела и совершила самоубийство, чтобы прекратить свои мучения. Причем даже Буденный в своих воспоминаниях говорил, будто бы Фрунзе еще при жизни жаловался на супругу, дескать, плохая совсем, как бы беды не вышло. Вариантов болезней, как он читал, имелось два: тиф и туберкулез. Но это уже там, в XXI веке, не выдерживало критики. Тиф действует быстро и вряд ли мог как-то сыграть на большом горизонте. Хотя бы в год-два. А туберкулез весьма заразная болезнь. Так что Софья Алексеевна им бы одарила детей, хотя бы одного. А этого не произошло. Отсюда же было отчетливо видно – это все чушь.

Вот нервическое состояние присутствовало. Да. Она очень переживала за мужа, опасаясь, чтобы не случилось какой беды. Все-таки такой значимый пост, выводящий Фрунзе на самый высокий уровень политической игры.

Опасно.

И очень волнительно.

Оттого он и переживал за ее здоровье, говоря о том Буденному. Но не более…

Так что же произошло? Если смотреть на ситуацию в целом.

Очевидно, попытка убийства наркома. Две взаимосвязанные попытки.

Кем и зачем предпринятые? Вопросы… Хорошие такие вопросы…

Сразу после убийства, как помнил Фрунзе из прошлой жизни, по Москве пошли слухи о том, что это Троцкий пытался с ним свести счеты. За то, что тот подвинул его на посту наркома по военным и морским делам. А это, на минуточку, самая сильная и значимая должность во всем аппарате Союза.

Повод? Еще какой.

На что он мог рассчитывать в случае гибели Фрунзе? На то, что вернется в наркомат. Ведь во всей РККА в те дни было только два действительно ярких и мощных авторитета, способных на равных конкурировать между собой. Это Троцкий и Фрунзе. Так что расчет вполне мог быть таким. Да и поговаривают, что врачи, которые лечили наркома, были как-то связаны со Львом Давидовичем.

Другой вопрос, что Сталин, который в эти годы люто рубился за власть с Троцким, подобным обстоятельством не воспользовался. Не поднимая и не раздувая этот вопрос. Хотя в случае правильной подачи подобным ударом можно было свалить Троцкого. Что в 20-е годы, что потом, во время большой дистанционной борьбы, закончившейся ударом ледоруба.

Странно?

Очень.

Равно как и самоубийство Софьи Алексеевны, совершенное в оригинальной истории после появления слухов о том, будто она что-то там раскопала.