Фрунзе. Том 1. Вираж бытия - Страница 16
– Так мы думали, что он того.
– Того. Сего. Выжил. Цветет и пахнет. Дым коромыслом стоит от его дел. И есть у меня чуйка – гибель жены он не оставит просто так. Копает. Как пить дать копает.
– Так мы все концы в воду. Чего там копать-то?
– А с Софьей ты не это мне говорил? И что же? Обосрались?
– Это… Так, может, и его, ну, того? Чтобы не копал. Землекоп х***в.
– Он не Софья. Он сам много кого прикопать сможет. В пятом году и далее не раз доказывал делом. Справишься?
– Справлюсь.
– Точно?
– Да у меня все готово. Все исполним красиво.
– Только без привлечения товарищей. Если Феликс узнает, он нам обоим дырки в голове просверлит.
– Разумеется. У меня кое-что интереснее задумано.
– Действуй, – нехотя произнес этот мужчина в серой шинели и несколько раз кивнул. Отчего забавно проявился его вздернутый нос заметных размеров. Он затянулся сигаретой еще раз. Отшвырнул ее небрежно, бросив на мостовую. И, воровато оглядевшись, пошел в здание…
– Михаил Григорьевич, проходите, садитесь, – поприветствовал Фрунзе вошедшего в кабинет Дьяконова. Того самого, который еще в марте 1916 года разработал для трехлинейки ружейную гранату. Вполне себе приемлемую и находящуюся на уровне тех лет. Да и потом много работал в схожем направлении, трудясь уже на благо Советского Союза.
– Здравия желаю, товарищ нарком, – произнес тот и чеканным шагом проследовал к указанному ему стулу. Поближе к Михаилу Васильевичу. Да и вообще – выглядел он подчеркнуто по-военному. Сказывалось и военное училище еще царского выпуска. И звание штабс-капитана. В общем, выправка имелась достойная.
– Что вы слышали о миномете системы Стокса[18]? Английском.
– Слышал немного. Будто бы это трехдюймовая мортира их. Разработана и поставлена на вооружение еще в годы Империалистической войны. Для огневого усиления солдат в траншеях.
– Вы с этим минометом когда-нибудь работали?
– Не доводилось. Только слышал о том, что вроде как эта мортира неплоха.
– Неделю назад в наркомате утвержден классификатор вооружений для того, чтобы не допускать путаницы. Стрелкового и артиллерийского. Он, понятно, до вас еще не доведен. Но гладкоствольная калиберная мортира там названа минометом, надкалиберная любая – бомбометом, а нарезная калиберная – собственно мортирой.
– Понял, – коротко кивнул Дьяконов. – Миномет.
– Мы на полигоне постреляли немного. Сравнили разные системы. И пришли к выводу, что система капитана Стокса самая интересная и перспективная. Вас я выбрал для того, чтобы в самые сжатые сроки изучить данный миномет. И подумать над тем, как устранить его недостатки. А потом, как следствие, подготовить доработанную конструкцию миномета Стокса-Дьяконова к серийному производству.
Бывший штабс-капитан хмыкнул.
Нехитрый прием. Понятный. Но в целом приятный. Тем более что при царе его не жаловали. Так что, поняв контекст ситуации, он решил напомнить о себе и в другом плане:
– Товарищ нарком, вы, наверное, меня выбрали не просто так. Слышали о моей винтовочной гранате?
– Слышал, но ее испытания показали неудовлетворительный результат. И дело не в вас, а в том, что сама идея винтовочных гранат в целом порочна. У них катастрофически низкая точность. Ими даже с полусотни шагов попасть в окно получается весьма неустойчиво. Но вы не переживайте. Идея богатая. У комиссии появилась мысль о том, что можно сделать. И если справитесь с минометом, то я ваше КБ озадачу как раз развитием этого вопроса.
– Что нужно сделать? – подавшись вперед, спросил Николай Николаевич. Слова о собственном КБ сделали дела намного больше, чем простенькая и незамысловатая лесть. Это было если не мечтой Дьяконова, то чем-то близким к тому. Ведь с 1921 году он трудился консультантом на Ленинградском заводе «Прогресс». Хотелось же ему совсем иного.
Фрунзе улыбнулся, заметив реакцию. И пододвинул ему папку, которая сиротливо ютилась на пустом столе.
– Здесь лежат сначала чертежи, снятые с миномета Стокса. Наши, метрические. Английских, понятное, у нас нет. Разумеется, сняли как могли. Плюс-минус. Все на бегу. Но конструкция простая, поэтому не думаю, что это на что-то повлияет.
– А дальше? – спросил Дьяконов, проглядывая листы.
– То, что мы хотим. В целом конструкция нас вполне удовлетворяет. От вас требуется только одно – повысить ее простоту и технологичность. Ну и снизить вес, если получится. Но главное – мина. Дело в том, что мина капитана Стокса не имеет стабилизаторов, из-за чего достаточно неустойчива в полете.
– Но здесь уже есть эскизы мины, – несколько удивился Дьяконов.
– Это наброски членов комиссии. Так сказать, мысли вслух, по опыту изучения иных систем. Вам надлежит их проверить или, если они будут выглядеть неудовлетворительно, разработать что-то взамен.
– Какие у меня сроки? Ресурсы?
– Сроки – чем быстрее, тем лучше. По ресурсам. А что и кто вам потребуется? Какое оборудование и так далее. Хорошо все взвесьте, обдумайте, и через пару дней жду вас на доклад. Заодно и сориентируете по срокам. Двух суток для оценки объема работ вам хватит?
– Учитывая детальность проработки заказа – вполне.
– Отлично. Тогда не смею вас больше задерживать.
– А какой калибр? Его в точности повторить?
– Пусть будет ровно восемь сантиметров. Плюс-минус один-два миллиметра погоды не сделают, а называть станет проще…
Дьяконов попрощался и удалился. Следом поднялся и сам Фрунзе.
Он, завершив все оперативные встречи, собирался отправиться в санаторий «Сокольники», что разместили в 1922 году на бывшей даче Лямина. В парке Сокольники. И провести там пару дней в тишине. Без того, чтобы его постоянно дергали, отвлекая от разных важных дел. А точнее от плана развития и реконструкции РККА. Его требовалось продумать очень тщательно.
Михаил Васильевич вышел на крыльцо.
Хлопнула дверь.
Он вдохнул воздух полной грудью и улыбнулся.
Шел небольшой снег. Но сырости не наблюдалось.
– Прекрасный денек! – огладив усы, озвучил он свои эмоции.
Урча двигателем, подкатил автомобиль.
Это был Studebaker Light Six 1924 года выпуска. Самая дешевая модель в линейке Studebaker 1920–1924 годов. Но Михаил Васильевич не брезговал.
Обычный добротный автомобиль. В целом ничем не примечательный. В отличие от некоторых деятелей советского правительства, он не стремился отжать себе самый классный, статусный автомобиль. Ни к чему это. Этот его вполне устраивал. Двигатель – рядная шестерка трехлитровая мощностью в сорок лошадей. Трехступенчатая коробка передач. Крепкий кузов – седан с четырьмя дверями. Что еще нужно? А то, что он неприметен, даже хорошо. Можно было внезапно оказываться в самых разных местах.
Он подошел.
Сам открыл дверь и сел на заднее сиденье.
Спереди разместились водитель и порученец. Последний хотел было открыть наркому дверь, но услужить не удалось. Не успел. Тот и сам шустро действовал.
– Трогай, – произнес Фрунзе и откинулся на спинку сиденья, погружаясь в свои мысли. Дорога по такой погоде предстояла небыстрая. Видимость дурная. И в принципе, можно было уже начинать работать в относительном покое.
«Студебекер» дернулся и мягко пошел, разгоняясь…
Дорога была медленной и, в общем-то, неинтересной.
Он лишь изредка поглядывая в окно, за котором проползали виды зимней Москвы. Снег, покрытый местами грязью, лежал огромными сугробами. Серые дома. Угрюмые люди, идущие по тротуарам, словно бы нахохлившиеся из-за поднятых воротников… Ничего нового…
И вот они выехали на Русаковскую улицу. Достигли железнодорожного моста. И…
Выстрелы.
– Гони! – рявкнул Фрунзе водителю.
Тот не задумываясь подчинился. И автомобиль стал ускоряться. Довольно бодро как по этим годам. Стремясь скорее проскочить под железнодорожным мостом и уйти из-под обстрела. Сам же Михаил Васильевич лег вдоль заднего сиденья. Он бы и ниже лег, в проход, да места там не имелось. Не поместился бы.