Феникс в обсидиане / Phoenix in Obsidian - Страница 5

Но теперь я опять был Вечным Победителем, готовым без колебаний вступить в бой за угнетенный и обманутый народ, как когда-то сражался за народ короля Ригеноса.

Почему выбор пал именно на меня? Почему мне не суждено познать покой?

И снова пришла мысль, что, может быть, в каком-то из воплощений я совершил какое-то космическое преступление, столь ужасное, что теперь обречен на бесконечные скитания по Вечности. Но что это было за преступление, за которое назначена такая страшная кара, не знал.

Стало еще холоднее. Я вытащил из сундука рукавицы, надел их, закутался поплотнее в плащ и, усевшись на сундук, с поводьями в руках задремал, надеясь, что сон хоть немного поможет моему раненому сознанию.

Я ехал по бесконечным льдам. Тысячи миль льда. Неужели этот мир настолько стар, что в нем нет ничего, кроме льда?

Но я надеялся, что скоро хоть что-нибудь узнаю.

Через бескрайние льды под тусклым солнцем я мчался в колеснице из бронзы и серебра. Иногда длинноногие белые медведи бежали медленнее, но не останавливались, словно их, как и меня, влекла вперед какая-то неведомая сила, противостоять которой они не могли. Изредка на небе появлялись ржавые облака — медленно плывущие корабли в бледно-голубом море, но не было ни единого ориентира, по которому можно было бы определить время: солнце словно остановилось, а созвездия, поблескивающие позади него, были мне неизвестны. Казалось, планета прекратила вращение, а если и двигается, то настолько медленно, что этого нельзя заметить невооруженным глазом. Ландшафт вполне соответствовал моему настроению.

Но вскоре я заметил нечто вносящее разнообразие в монотонность унылого пейзажа. Сначала мне показалось, что это неподвижные низкие облака, но, подъехав поближе, увидел темные очертания гор, выросших посреди ледяной равнины. Неужели горы тоже изо льда? А может быть, это скалы, а значит, все-таки не вся планета покрыта льдом?

Никогда я не видел таких изрезанных скал и, разочарованный, подумал, что все же это ледяные горы, над которыми потрудились время и ветер.

Но постепенно открывалась картина, которая однажды уже возникала в моем сознании — в то мгновение, когда меня отрывали от Эрмижад. Я увидел огромные вулканические утесы со сверкающими стеклянными образованиями, похожими на люстры. Появились и цвета — темно-зеленый, коричневый, черный.

Я натянул поводья и прикрикнул на медведей. С удивлением обнаружил, что знаю их имена.

— Эй, Снарлер! Но, Рендер! Но, Гроулер! Быстрее, Лонгклоу!

Они понеслись во всю мочь, и колесница только подпрыгивала на ледяных ухабах.

— Быстрее!

Теперь я уже видел гладкую, как стекло, дорогу, ведущую к скалам. Лед становился все тоньше, и вскоре колесница уже ехала по булыжникам у самого подножия гор, острые пики которых прокалывали низкие ржавые облака.

Мрачные вершины угнетали. Но и дарили надежду: высоко, между двумя скалами, я увидел перевал.

Горная порода состояла в основном из базальта и обсидиана, а повсюду лежали огромные валуны, вокруг которых петляла теперь уже мощенная дорога. По ней и бежали мои измученные медведи. Облака непривычного цвета будто прилипли к склонам гор и казались осевшей на них копотью.

Я внимательно вглядывался в нависшие скалы, пытаясь рассмотреть детали. Они, действительно, были вулканического происхождения — об этом говорили выветрившиеся остроконечные пики, а также нижние части склонов, где черный, зеленый или пурпурный обсидиан вместе с гладким переливающимся базальтом образовывали фигуры, похожие на искусно вырезанные готические колонны. Их вполне могли построить разумные существа огромных размеров. Кое-где базальт был красного и темно-синего цвета, весь в ячейках, словно коралл. В других местах эта же скала была обычного угольно-черного и темно-серого цвета. А в слоях, расположенных совсем высоко, встречались вкрапления радужных камней, которые, освещаясь время от времени каким-то непонятным светом, расцветали всеми цветами радуги.

По моим предположениям, этот район, благодаря вулканической активности, не поддался нашествию льдов, но, видимо, он был единственным на всей планете.

Наконец, я въехал в ущелье. Оно было таким узким, что скалы, казалось, вот-вот обрушатся на меня. Я проезжал мимо пещер, которые напоминали недобрые, рассматривающие меня глаза, и крепко сжимал копье, поскольку не только в воображении, но и наяву вполне мог встретить диких зверей, живущих здесь.

Дорога становилась все менее ровной, и медведи тащили колесницу с большим трудом. Необходимо было снять полозья, пришлось остановиться. Почему-то я был уверен, что все необходимые инструменты наверняка найду в сундуке. И действительно, обнаружил их в коробке, формой и отделкой напоминавшей сам сундук.

Отвинтив полозья, сунул их в специальные зажимы, прикрепленные к борту колесницы. Как когда-то, став Ерекозе, я вдруг обнаружил, что умею обращаться с оружием и скакать на лошади, досконально знаю каждую деталь своего снаряжения, будто никогда и не снимал его, так и сейчас почувствовал, что работа с колесницей для меня совершенно привычна.

Теперь колесница ехала гораздо быстрей, но сохранять равновесие стало труднее.

Прошло довольно много времени, когда, миновав все изгибы ущелья, я увидел, что оказался на другом конце горной цепи.

Гладкие скалы плавно переходили в кристаллический берег, на который вяло набегали волны вязкого моря.

Кое-где горы уходили в море, и я видел остроконечные вершины, торчащие из воды, которая, наверное, гораздо солонее, чем даже Мертвое море в мире Джона Дакера. Низкие коричневые облака, затянувшие полнеба, казались порождением этого моря. Темные кристаллы на берегу были абсолютно безжизненны, и слабый свет маленького красного солнца с трудом пробивался сквозь мрак.

Это и есть, наверное, край мира и конец света.

Не верилось, что здесь может быть что-то живое — люди, звери или растения.

А тем временем медведи уже добежали до берега, и кристаллы захрустели под колесами. Однако медведи не остановились, а резко повернули на восток и понесли колесницу вдоль берега темного отвратительного океана.

Хотя здесь было теплее, чем во льдах, меня бил озноб. Воображение услужливо рисовало образы чудовищ, которые могут обитать в водах этого ужасного моря, и людей, способных тут жить.

И тут из мрака до меня донеслись голоса. Голоса людей. И вскоре я их увидел.

Они ехали верхом на гигантских животных, передвигавшихся с помощью сильных мускулистых плавников. Спины животных резко переходили в широкие хвосты, благодаря которым они удерживали равновесие. Сначала я удивился, но потом понял, что в ранние периоды эволюции эти животные назывались морскими львами. У них все еще были усатые, как у собак, морды, огромные внимательные глаза. Седла на их спинах укреплены таким образом, что наездник сидел почти прямо. Каждый из всадников держал в руке светящийся прут, который служил в темноте факелом.

Но были ли всадники людьми? Их тела под богатыми доспехами напоминали луковицы, а руки и ноги, словно в насмешку, были тонкие, как палки. Головы же в шлемах казались неправдоподобно маленькими. На бедрах у них висели мечи, а копья и топоры приторочены к седлам. Из-под забрал раздавались голоса, но я не мог разобрать ни слова.

Они искусно гарцевали на своих тюленях, пока, наконец, не оказались в нескольких ядрах от меня. Лишь тогда они остановились.

Я тоже остановил колесницу.

Наступило молчание. Рука моя сжала древко длинного копья. Медведи настороженно замерли в упряжке.

Я внимательно рассматривал всадников. Если доспехи соответствовали форме их тел, то они были похожи на лягушек. Их снаряжение было украшено таким количеством узоров, что различить отдельные рисунки было невозможно.

Прошло несколько минут, и, поскольку всадники по-прежнему молчали, решил заговорить первым.

— Вы те, кто звал меня? — спросил я.

Всадники подняли забрала, обменялись какими-то жестами, но ничего не ответили.