Дyxless 21 века. Селфи - Страница 4

– Чего я стесняюсь-то, Жан? – Миролюбиво улыбаюсь. – Ты точно меня с кем-то путаешь. Не хочу тебя расстраивать, но цветы я тебе не присылал.

– В тебе будто два человека живут. Один – романтик, а второй – законченный циник. Впрочем, в обоих есть что-то притягательное. – Она все так же смотрит на меня, задумчиво накручивая прядь волос на указательный палец.

– Ты как-то очень резко сокращаешь дистанцию. Мы давно на «ты»? – Хватаю со стола бутылку воды, делаю судорожный глоток.

– Ночи три уже или четыре, или… – Жанна умолкает. Будто ждет, когда я сделаю какое-то важное признание.

– Что-о-о?! – Я выплевываю остатки воды прямо на нее. – Ночи?! Ты с ума сошла!

– Видимо, это ты с ума сошел. – Жанна краснеет, сжимает ручку кофейной чашки так, что белеют костяшки пальцев. – Зачем ты эти идиотские игры устраиваешь? Ты книгу новую пишешь, и тебе героиня нужна, или ты спиваешься и скуриваешься такими темпами, что память отшибает?

– Жанна, у тебя все в порядке? – Я начинаю нехило так волноваться.

– Ты сейчас серьезно говоришь или просто прикалываешься? Тебе так легче начать, да? – Жанна вся будто сжимается в комок.

– Может, тебе сейчас выпить воды, успокоиться и рассказать, что случилось?

– А может быть, тебе сейчас докурить и прекратить паясничать? Признаться наконец и начать говорить со мной не как с секретаршей, а… А как ты обычно говоришь? – Она улыбается, но видно, что держится из последних сил.

– Признаться?! В чем, Жанночка? У тебя какая-то проблема? Или просто стресс? – Придвигаю к ней бутылку воды.

– Проблема? У меня? – Она отталкивает бутылку. – Ты звонишь мне по скайпу третью ночь, пьяный вусмерть. Рассказываешь про свои душевные метания, про одиночество. Говоришь, что я единственная, кто тебя понимает. Кто не требует ничего взамен, кто… – Жанна начинает хлюпать носом, отчего тот моментально краснеет, а глаза намокают. – Потом пропадаешь, потом присылаешь цветы. А теперь, оказывается, у меня просто стресс…

– По скайпу?! Звоню?! Тебе?! – Она либо не в себе, либо разводит меня. Понять бы, с какой целью.

– По скайпу, Володя. Третью ночь, ровно в два часа, как будильник. – Она выкидывает вперед средний и указательный пальцы, обозначая время звонка. – Я б тебе хистори показала, жаль, компьютер не взяла. Не готова была к такому спектаклю.

– Жанна, я тебе не звонил! Я… я даже не знаю номера твоего скайпа. Это какая-то ошибка. – Она точно больна. Я стараюсь говорить как можно более спокойно, ведь любые аргументы в таком состоянии не проходят, «критика отсутствует», как говорят психиатры. Главное – чтобы она в состоянии аффекта не залудила мне в голову чем-нибудь тяжелым.

– Ошибка – это ты. И еще подонок, конечно. Просто дешевая тварь!

Она хватает сумочку и вскакивает из-за стола. Опрокидывает кофейную чашку и бутылку, и я смотрю, как та, словно в замедленной съемке, катится по столу, на секунду задерживается у края, потом срывается вниз и разлетается вдребезги.

Жанна выбегает из бара, оставляя меня наедине с услышанным бредом, бутылочными осколками и залитым кофе столом. Из динамиков звучит Эми Уайнхаус:

– Что-то еще закажете? – спрашивает материализовавшаяся из пустоты официантка.

– Пожалуй что и нет, – тихо отвечаю я.

– «Я уеду жить в Лондон», – напоминает о себе Григорий Лепс в тот момент, когда я плюхаюсь на заднее сиденье такси.

– Музыку оставить? – не оборачиваясь, без особой надежды на положительный ответ интересуется таксист.

– Конечно, – киваю я и закупориваюсь от внешнего мира пуговицами наушников.

Уже довольно давно я перестал просить таксистов переключать их любимое радио «Вальс-Бостон», или «Шансон», или как оно там называется. С избыточно надрывными голосами, горюющими о рано ушедших братанах, с псевдодоверительной хрипотцой шепота, сообщающего, что «все для тебя», или визгливыми пэтэушницами, которые хотят от всей нашей необъятной страны сына и дочку и еще точку.

Во-первых, просьба «че-нить другое поставить» кажется мне еще большим жлобством, чем собственно слушанье подобной говно-музыки. А если ты даже в туалет сходить не можешь, пока саундтреком к этому действу не заиграет последний сингл The National, пользуйся собственной машиной или, как я, наушниками.

Во-вторых, песня – в сущности, то немногое настоящее, что есть у таксиста. Машина в лизинге, квартира съемная, отпуск кредитный. И только песня как бы его собственная. Таксисты в большинстве своем искренне верят в то, что есть настоящие мужики, у которых есть настоящие, пусть и рано ушедшие братаны, и рюмка водки на столе, и нормальные бабы, которые все понимают и которым за это поют «все для тебя». И еще про моря и океаны и даже про топорно рифмующиеся с ними рассветы и туманы.

И глупая пэтэушница именно от таксиста хочет и сына и дочку, потому что он реально нормальный, настоящий мужик. Такой же, как те, что пели перед ней на радиоволне. И все эти неказистые тексты доказывают таксисту, что еще не все окончательно ссучились в нашей стране. А значит, реально еще можно жить.

И это все, что у них осталось. Это и есть та самая национальная идея, которую долгие годы придумывают всякие умники, поминутно сверяясь то с ценами за баррель, то с «балансом негативного и позитивного фона в СМИ», то с метрономом «мастеров культуры». Придумывают, снабжают цветными картинками и яркой оберточной бумагой, а выходит почему-то один и тот же плоский и несмешной анекдот.

«Ты закончил?» – пишет мне Оксана.

«Только что».

«Какие планы?»

«Еду к издателю. Будет длинная встреча».

«Вечером увидимся?» – и куча смайликов. Идиотских, раздражающих, совершенно не к месту.

«Конечно. С издателями закончу и позвоню», – отвечаю и засаживаю в ответ роту скобочек. Одну за другой, так что ноготь на большом пальце белеет.

Поднимаю глаза. Мы увязли в месиве из представительских лимузинов, скутеров и маршрутных такси. Прокручиваю в голове разговор с Жанной, размышляю о том, что надо бы рассказать моим издателям, ведь девушка сошла с ума. Ладно я – многих видел в состоянии измененной психики, – но есть же приличные люди. Серьезные авторы. С кем-нибудь другим такую штуку выкинет – проблем не оберутся.

А может быть, она просто влюбилась и слегка подвинулась психикой на этой почве? И таким неуклюжим образом пыталась объясниться. Придумала этот скайп, надеялась вывести меня на задушевный разговор. Может, стоило ее выслушать, подыграть ей, а потом сказать что-то вроде: знаешь, ничего у нас с тобой не получится. Слишком ты хорошая, а я – бла-бла-бла…

С другой стороны, какого черта я должен сглаживать острые углы в отношениях с больными, пусть даже и влюбленными? Странная история, откровенно говоря.

Таксист, судя по двигающимся челюстям, что-то бубнит себе под нос, отчаянно жестикулируя в такт, словно подпевая. Я отворачиваюсь к окну, достаю сигарету, краем глаза отмечаю, что жестикуляция водителя становится более резкой, изредка он вертит головой в мою сторону и бросает взгляд в зеркало заднего вида. Скоро до меня доходит, что все это время он разговаривал со мной…

– …На нее стакан поставит и смотрит, что будет!

– Куда поставит, – ловлю я конец фразы, вытащив из ушей пуговицы, – простите?

– Я ж говорю! – Таксист наконец оборачивается. – Кадыров так дороги принимает у себя. Ставит стакан с водой на панель и едет. Если вода прольется – строителей под суд. А эти! Все нахер украли, дороги – говно! Им чего, есть дело до моей подвески? Они на государевых тачках да с мигалками! Козлы!

– Согласен. – Я прикидываю, в какой момент можно будет снова надеть наушники.

– Может, через Третье кольцо поедем? На Ленинградке сейчас встрянем на час, – предлагает таксист.