Двое в лодке (сборник) - Страница 5

– Оставь, – сказал я. – Ночной бриз просто показывает, что тоже любит тебя.

Она рассмеялась:

– Ты неисправимый романтик, Витя.

Утес Прощенных неуклонно приближался.

«Черный айсберг», – подумал я, обернувшись. Казалось, бесформенная махина, весившая больше небоскреба, сама надвигалась на нас, словно устав ждать гостей.

Вскоре мы были на месте. С западной стороны волн было меньше, и нам удалось пришвартоваться без особых проблем. Закрепив цепь на одном из валунов, я протянул Марине руку, помогая выбраться из лодки.

Она с удивлением осмотрела ладонь.

– У тебя кровь.

– Чепуха. Поцарапался, когда банку консервную в поезде открывал, – отозвался я. – Обуйся, и идем. Смотри под ноги.

– Ты так говоришь, будто знаешь тут все лучше меня. Словно это не я, а ты тут живешь, – усмехнулась Марина, надевая босоножки.

«А это так и есть, – подумал я, глядя, как она начинает восхождение. – Потому что сердцем я всегда находился рядом с тобой, дорогая».

Я внезапно поймал себя на мысли, что каждое движение любимой, даже простое, казалось бы, переставление ног, излучало очаровательную грацию и великолепие.

На то, чтобы взобраться на утес, у нас ушло минут десять.

– Как здесь дует, – пожаловалась Марина, обхватив руками локти.

Я осмотрел себя с ног до головы.

– Прости, не подумал, что ночью может быть холодно. А моя грязная майка тебя, к сожалению, не спасет.

– Тогда обними меня.

– Я сделаю это с удовольствием.

Пару минут мы просто стояли, крепко обнявшись, не произнеся и слова. Я чувствовал, как колотится ее сердечко, благоговейно глядя на иссиня-черный небосвод, усыпанный мириадами звезд. Они не просто сверкали в небе, перемигиваясь, будто искры от языков пламени. Звезды мягко плавали, то приближаясь, то отдаляясь, будто концентрируясь в бесформенные хлопья и лоскутья ночи, а затем вновь рассеиваясь, как алмазы, рассыпанные чьей-то небрежной рукой. Глядя на мерцающие хрусталики в небе, я вдруг представил себя летящим сквозь Вселенную, минуя десятки, сотни неизведанных планет.

«Да, я лечу… Лечу, чтобы в итоге сгореть дотла, и все, что от меня останется, – ослепительная вспышка, на мгновенье озарившая небосвод…»

Пронизывающий ветер, яростно завывающий над нашими взъерошенными головами, постепенно утихал, пока не исчез вовсе.

– Тебе больше не холодно? – спросил я.

Мы одновременно улыбнулись.

– Ты волшебник? – шепнула Марина, доверчиво взявшись за мою ладонь своими теплыми пальчиками. – Обнял меня, и ветер прекратился…

– Нет. Просто когда двум сердцам уютно вместе, природа не мешает, а иногда даже помогает.

Взявшись за руки, мы медленно приблизились к громадному корявому дереву, иссушенный ствол которого торчал прямо из расселины в утесе. Бог знает сколько лет этому странному дереву, я даже затруднялся определить его видовую принадлежность. Казалось, оно всегда было таким – мертвым, без единого листочка, со скрюченными ветками, которые напоминали чешуйчатые лапы доисторического ящера. Если бы не легенда, я решил бы, что это дерево появилось одновременно с Утесом Прощенных сотни, а то и тысячи лет назад и в таком виде дожило до сегодняшних дней – древнее, выцветшее, окаменело-выдубленное от ветров, проливных дождей и палящих лучей солнца.

Я осторожно дотронулся до шершавой поверхности твердого, как гранит, ствола.

– Знаешь, что с этим необычным деревом связана одна легенда?

– Нет, – отозвалась Марина. Она даже не посмотрела в мою сторону, все внимание девушки было сосредоточено на краю обрыва.

– Говорят, тысячу лет назад тут жили драконы, – заговорил я. – И этот остров был жилищем одной пары. Прошло время, драконы умерли, и сюда стали приезжать люди. Путешественники и просто любопытные. Сто лет назад ночью здесь оказались молодой человек с девушкой. У них были непростые отношения, и девушка надеялась, что у них все наладится и их чувства обретут новую жизнь. Но все вышло иначе…

Я осекся, видя, как близко к обрыву подошла Марина.

– Представляешь, с какой высоты упала Ирка, – протянула она, с испугом заглядывая вниз.

– Представляю, – согласился я, неожиданно для себя обнаружив, что будь эта несчастная Ирка жива и сейчас стояла бы здесь, я с громадным удовольствием дал бы ей хорошего пендаля, чтобы она вновь улетела вниз.

«Она тебя не слушает», – захихикала тварь, очнувшись от непродолжительной дремоты.

– Закройся, – процедил я, и голос послушно умолк.

– Ты что-то сказал?

Она обернулась, внимательно глядя на меня.

– Витя?

Я кашлянул, прилагая все усилия, чтобы по моему лицу она не смогла прочитать истинные мысли.

– Девушка верила, что они помирятся. Она постелила скатерть, накрыла стол, поставила вино. Но вместо примирения юноша ей сообщил, что они должны расстаться – у него появилась другая. А еще он добавил, что весь этот обед – напрасные траты денег и времени. Он начал спускаться вниз, сказав, что ждет девушку в лодке. Но она не спустилась вниз.

Я выдержал паузу, вглядываясь в лицо Марины.

«Интересно, о чем она сейчас думает? О своей погибшей подруге? О дискотеке, которую сейчас пропускает из-за меня? Или о своем шизанутом бате, который в настоящий момент варит раков со своим сынком-дебилом?!»

(…размажу тебя, парень… чеши отсюда…)

Я содрогнулся, будто этот хрипловато-прокуренный голос прозвучал за моей спиной.

– И что же было дальше?

Впервые за все повествование Марина выглядела заинтригованной.

– Молодой человек напрасно прождал ее в лодке. Девушка не спускалась. Тогда он махнул рукой и поплыл к берегу без нее. А она осталась наверху. Она молча сидела, глядя на собранный стол, на разлитое по бокалам вино, а ветер трепал ее волосы.

Я глубоко вздохнул всей грудью.

– Так девушка просидела почти до утра. А когда за горизонтом заалел рассвет, она прошептала: «Боже, прости меня», затем взяла нож и пронзила себе сердце. Она умерла прямо тут, на вершине утеса. Ее кровь впиталась в трещины, размягчая скалу. И спустя какое-то время, уже после похорон несчастной, здесь выросло дерево. С тех пор это место называют Утесом Прощенных. Ходят слухи, что если поклясться в любви возле этого дерева и чувства будут искренними, то оно может ожить и зацвести. И влюбленные будут счастливы навеки.

Марина медленно обошла ствол, остановившись возле меня.

– Неужели и правда была такая легенда? Я прожила тут всю жизнь… и никогда о таком не слышала!

Я сорвал с порезанного пальца съежившийся пластырь и, скомкав его, щелчком отправил в море. Все равно от него толку ноль.

– Конечно, нет, – мягко ответил я. – Я все сам придумал.

– Сам, – повторила за мной Марина, и от меня не ускользнуло прозвучавшее в ее голосе разочарование. – Мне следовало бы догадаться. Ты всегда отличался специфической фантазией… у меня даже твои стихи сохранились. Помнишь?

Я кивнул.

– Ой, Витя!

– Что?

Марина ахнула, указывая куда-то на небо:

– Кажется, началось! Только что там промелькнула комета!

Я обернулся, вглядываясь в небесно-смоляной купол.

– Вон, вон там!

Несколько секунд ничего не происходило, и мы с замиранием сердца смотрели в небо. Я уже хотел было сказать, что, вероятно, звездопад начнется чуть позже, как внезапно бархатистый небосвод словно рассекли надвое. Марина вновь ахнула, вцепившись в мой локоть.

Это было непередаваемо. Небо вспыхивало и мерцало, как живое, казалось, кто-то огромный и одновременно невидимый швыряет пылающие угли, каждый из которых оставлял за собой радужный шлейф.

– Смотри… какое созвездие, – зашептал я, указывая на небо. – Видишь? Если соединить звезды линиями, получится твое лицо. Ты видишь?

Марина засмеялась:

– Никогда бы не подумала. Такое придумаешь.

«Потому что я люблю тебя», – подумал я.

– Выбирай звезду. Любую, – тихо предложил я.

– И что? – снова улыбнулась она. – Ты подаришь мне ее?

– Я подарю тебе все звезды, – сказал я совершенно серьезно. – И ты это знаешь.