Дочь великого грешника (Небо Монтаны) - Страница 12

Тэсс ощутила знакомое чувство: в ней боролись любовь и озадаченность.

– Мама.

Она обняла мать и почувствовала, как непроизвольно скривились губы. Поспешно отвернувшись, Тэсс стала смотреть на двух оглушительно тявкающих болонок, которых обожала ее мать. Возбужденные приходом гостьи, они подняли невероятный гвалт.

– Вернулась с Дикого Запада?

Певучий техасский говор Луэллы напоминал расстроенное банджо. Она поцеловала дочь в щеку, потом облизнула палец и стерла оставшееся красное пятно.

– Ну, расскажи мне, как это все было. Надеюсь, этого ублюдка достойно проводили в последний путь.

– Это было… интересно.

– Могу себе представить. Давай выпьем кофе, золотко. Сегодня у Кармине выходной, так что придется нам обходиться собственными силами.

– Я приготовлю.

Тэсс предпочитала сама заваривать кофе, чем встречаться с этим мамашиным слугой-жеребцом. Она старалась не думать о том, какие еще услуги он оказывает Луэлле.

Через красную с золотом гостиную Тэсс прошла на кухню, сиявшую первозданной, ослепительной белизной. Как всегда, там все было в идеальном порядке. Какие бы там «домашние» обязанности ни исполнял Кармине, одного у него не отнимешь – он аккуратен, как больничная сиделка.

– Тут где-то осталось немного кекса. Я голодна, как волк.

Появилась Луэлла с путающимися у нее под ногами болонками и начала шарить по шкафам. Через минуту на кухне воцарился хаос.

Тэсс снова скривила губы. Хаос следовал за Луэллой столь же преданно, сколь тявкающие Мими и Морис.

– Ты познакомилась со своими родственничками?

– Если ты имеешь в виду моих сводных сестер, то да.

Тэсс с ужасом наблюдала, как мать ножом для мяса разрезала кекс на огромные куски, потом переложила их на большое блюдо с ужасающими розами. В каждом куске было не меньше десяти миллионов калорий.

– Ну, и какие они?

Отрезав еще один щедрый ломоть от кекса, Луэлла кинула его на фарфоровую тарелочку, стоявшую на полу. Собаки кинулись к кексу, рыча друг на друга.

– Одна – тихая, нервная, этакая «покорная женушка».

– Это которую бывший муж любил поучить кулаками. – Луэлла зацокала языком и протиснула свои пышные бедра на высокий стул. – Бедняжка. С одной из моих девочек было то же самое. Муж все время колотил ее почем зря. В конце концов мы отправили ее в убежище для женщин. Теперь она живет в Сиэтле. Время от времени присылает мне открытки.

Тэсс издала слабый звук, долженствующий изображать интерес. Мамашиными «девочками» были все работавшие на нее девушки – от барменш и стриптизерш до посудомоек. Луэлла их опекала, одалживала деньги, давала советы. Тэсс всегда считала, что «У Луэллы» был наполовину клубом, а наполовину – приютом для танцовщиц из стриптиза.

– А другая? – спросила Луэлла, поедая кекс. – Та, у которой мать индеанка?

– О, эта девица – настоящий ковбой. Разгуливает в грязных сапогах, вся – из одних острых углов. Знаешь, я уверена, что она может кулаком сбить быка с ног, правда. – Подобное предположение развеселило саму Тэсс, и она подлила себе еще кофе. – Она даже не пыталась скрыть, что наше присутствие на ранчо ей глубоко противно. – Пожав плечами, Тэсс присела и начала отщипывать кусочки кекса. – У нее есть сводный брат.

– Да, мне это известно. Я знала Мэри Вулфчайлд – вернее, видела несколько раз. Она была очень красивой женщиной, и ее сынишка тоже такой хорошенький, прямо ангельское личико.

– Он теперь взрослый, но личико у него по-прежнему ангельское. Он живет на ранчо, ухаживает за лошадьми, или что-то в этом роде.

– Насколько я помню, его отец был ковбоем. – Луэлла полезла в карман алого шелкового халата и вытащила пачку сигарет. – А как там Бесс? – Она хрипло хохотнула и достала сигарету. – Господи, вот это была женщина! Я при ней следила за своим языком, честное слово! Дом она содержала в идеальном порядке и никому не давала спуску, даже Джеку.

– Насколько я могу судить, она командует там по-прежнему.

– Чертов дом. Чертово ранчо. – Ярко-красные губы Луэллы скривились. – Чертово место. Я провела там только одну зиму, но была сыта по горло. Этот чертов снег по самые сиськи!

– Почему ты вышла за него? – Услышав вопрос, Луэлла удивленно подняла бровь, и Тэсс неловко поежилась. – Действительно, я никогда прежде тебя об этом не спрашивала, но сейчас спрашиваю. Я хочу знать, почему.

– На простой вопрос – простой ответ. – Луэлла насыпала в свою чашку чуть не полсахарницы. – Он был самый сексуальный сукин сын из всех, кого я когда-либо видела. Его глаза смотрели так, словно он видел тебя всю насквозь. Он вот так вот наклонял голову и улыбался, словно уже знал, что с нами будет дальше.

Луэлла прекрасно все помнила. Запах пота и виски, искорки в его глазах. И то, как Джек Мэрси ввалился в ночной клуб, когда она танцевала на сцене в одних перьях и высоченном цилиндре. И то, как он пыхтел огромной сигарой и смотрел на нее.

Она почему-то сразу догадалась, что он будет поджидать ее у выхода после представления. И, ни минуты не колеблясь, пошла вместе с ним. Они переходили из одного казино в другое, пили, играли, а на голове у нее красовалась его широкополая шляпа.

Через сорок восемь часов они стояли в одной из этих часовен конвейерного типа с музыкой из автомата и пластмассовыми цветами. И он надел ей золотое кольцо на палец.

Вряд ли стоило удивляться, что кольцо оставалось на месте меньше двух лет.

– Мы ведь совершенно не знали друг друга – вот в чем проблема. Что у нас было? Только похоть да азарт. – Луэлла задумчиво затушила сигарету в пустой тарелке. – Я была совсем не приспособлена для жизни на этом чертовом коровьем ранчо в Монтане. Может, мне следовало попытаться – кто знает? Я любила Джека.

Тэсс поперхнулась куском кекса.

– Ты его любила?

– Ну, какое-то время да. – Луэлла говорила спокойно – ведь столько лет прошло. – Женщина, у которой имелись хоть какие-нибудь мозги, не могла долго любить Джека. Но, пусть недолго, а все-таки я его любила. И эта любовь дала мне тебя. А еще сто штук. Если бы в тот вечер Джек Мэрси не завалился в ту забегаловку и не втюрился в меня, сейчас у меня не было бы ни моей девочки, ни моего клуба. Так что мы с ним в расчете.

– Ты в расчете с человеком, который вышвырнул собственную жену и дочь из своей жизни? И бросил подачку в сто тысяч долларов?

– Тридцать лет назад сто штук были большими деньгами, не то что теперь. – Науку быть матерью и секреты бизнеса Луэлла начала изучать с нуля. Сейчас она гордилась своими познаниями в обеих областях. – Мне кажется, я неплохо обтяпала мое дельце с Джеком.

– Ранчо «Мэрси» оценивается в двадцать миллионов. Ты по-прежнему считаешь, что неплохо обтяпала свое дельце?

Луэлла поджала губы.

– Это же его ранчо, золотко. Я просто погостила там недолго.

– Достаточно, чтобы завести ребенка и получить пинок под зад.

– Я хотела ребенка.

– Мам… – Эти слова растопили ярость Тэсс, но жгучее чувство несправедливости осталось. – Ты имела право на большее. Я имела право на большее.

– Может, да, а может, нет, но мы тогда так условились. – Луэлла закурила другую сигарету и подумала, что заскочить в салон красоты она уже точно не успевает. Разговор, судя по всему, только начинается. – Сколько воды утекло. У Джека целых три дочери, а сам он в могиле. Ты не хочешь мне рассказать, что он оставил тебе в наследство?

– Проблему. – Тэсс взяла у матери сигарету и сделала быструю короткую затяжку. Как любой здравомыслящий человек, Тэсс не одобряла курение, но что такое одна затяжка по сравнению с миллионом калорий на ее тарелке? – Я получила треть ранчо.

– Треть… о господи Иисусе… елки-палки, Тэсс, милочка, вот это удача! – Луэлла подпрыгнула. Она была довольно полной, но тренированные мышцы танцовщицы все еще ее не подводили. Она подскочила к дочери и заключила ту в неистовые объятия. – А что же это мы тут сидим, кофе попиваем? Надо открыть шампанское, французское шампанское! Кажется, у Кармине где-то запрятана бутылочка.