Дневник одинокого копирайтера, или Media Sapiens (сборник) - Страница 3
– Ой, прости, я не нарочно. Слушай, ну я всё равно не верю. Неужели правда в Майами?
– Точно тебе говорю. У меня парень знакомый в ЮКОСЕ работает. Пресс-секретарём.
В это время из подъезда выбегает девица в коротком полушубке, высоких сапогах и тёмных очках. Девица садится в «девятку» и заводит мотор.
– Девушка, а поаккуратнее нельзя машину парковать? – кричу я ей, но она не реагирует. Видимо, шум двигателя заглушил мой вопрос.
– Вот сука тупая, – говорю я довольно громко, так как она всё равно не слышит.
«Девятка» сдаёт задом, водительское окно опускается, и оттуда высовывается голова девушки:
– Сам ты урод тупой, – отвечает она и резко трогается.
– Ха-ха-ха-а! – ржёт Васька. – Во даёт, а? Нормально она тебя, а?
– Ничего смешного, – говорю я и вылезаю из мусоровоза.
– Антох, ты чего, обиделся, а? – Васька вылезает вслед за мной. – Ну ладно, прости, а?
– Нормально все. – Я сажусь в свою машину.
– Антох, скажи по-честному, – Васька подходит к моей дверце и опирается на стойку машины, – а по телику вообще правду говорят или все пиздёж?
– Вообще говорят. Иногда, – сухо замечаю я.
– А как узнать, что правда, а что враньё? – Василий делает настороженное лицо.
– Вслушиваться нужно внимательнее. Всё, Вась, поехали, а то я совсем опоздаю.
– Ну ладно, спасибо. Хотя я всё равно ничего не понял. Покеда, – Васька махнул мне рукой и понуро поплёлся к своему мусоровозу.
– В этом и есть наша работа, – шепчу я, – чтобы ты ничего не понял.
Я веду машину как угорелый. Пересекаю две сплошных, пару раз проскакиваю на красный, «подрезаю» «Газель» и несусь дальше, получая в спину истеричные гудки. У метро «Белорусская» я «подрезаю» «Москвич», и водитель орёт:
– А правила ты учить не пробовал, козёл?
– А телевизор в окно ты выбрасывать не пробовал, придурок?
Такого поворота он не ожидал. Удивлённо пялится на меня и говорит:
– А при чём тут телевизор?
– А при том! Я на телевидении работаю. Если ты на работу опоздаешь, это говно вопрос. А если я – вечером полстраны без новых программ окажутся.
– Во как… – мычит мужик.
Вот он – тот редкий момент, когда твоя работа вызывает отклик в сердцах зрителей. Работа на телевидении – то немногое, что способно вызвать уважение у окружающих. Практически в любых ситуациях меня это выручает. Нет такого человека, который остался бы равнодушным, узнав, что беседует с телевизионщиком. Телевидение передаёт свою магию всем, кто прямо или косвенно с ним связан: от ведущего до мастера по починке телевизоров. Благодаря этой теме можно развести любого, кроме, пожалуй, работника ГИБДД. У тех своё ежедневное реалити-шоу «Алчность», перед которым меркнет очарование любой телепередачи.
– Вот так… – отвечаю я.
Какое-то время мы едем рядом, и водила «Москвича», пользуясь случаем, удовлетворяет любопытство:
– Слушай, мужик. А я тебя где-то видел. Точно! Лицо мне твоё знакомо. Ты, случаем, не в «Аншлаге» работаешь?
– Ну, бываю там иногда, – уклончиво отвечаю я.
– А скажи, нельзя там Коклюшкина почаще ставить? Или эту бабу, как её… Елену Воробей? Она нормально так хохмит.
– Мы как раз расширяем программное время «Аншлага», – натянуто улыбаюсь я, – их как раз больше будем показывать. Вы извините, я тороплюсь.
– Понимаю, – мужик поднимает стекло. Я ускоряюсь и слышу, как он приветственно гудит мне вслед.
Вот люди, а? Если бы сказал, что на «Культуре» работаю или в новостях, такого внимания не получил бы. А «Аншлаг» – это наше всё. Реально, вместо того чтобы ломать голову над сетками вещания, нужно запустить по трём федеральным Петросяна в нон-стопе, а в перерывах давать рекламу и новости села. И вся аудитория навеки наша. Я останавливаюсь на светофоре и вижу, как ко мне снова подъезжает мужик и опускает стекло: «Да как же ты заебал», – думаю я.
– Это… мужик… я чё хотел тебе сказать, – лицо его снова стало агрессивным.
– Да поставим мы сегодня твою Воробей, поставим, не волнуйся!
– Не, обожди, я не про то. Я чё хотел сказать-то. Вы заебали со своей рекламой, понял? В натуре, смотреть невозможно. Одни «памперсы» да «тампаксы». Вы чё, думаете, мы нанялись вашу рекламу смотреть?
Тут я уже не выдерживаю.
– Слушай ты, урод! Благодаря «тампаксам» твоя жена «Санта-Барбару» смотрит, а ты, урод, «спартачьё» в Евролиге под пиво хаваешь, понял?
– Не, я не понял…
– А ты пойми, кретин. Пораскинь мозгами, если не пропил. Ты думаешь, это ты со своими тупыми друганами оплачиваешь эфирное время? Да ты за всю свою никчёмную жизнь на десять минут трансляции не наработал, скотина! А туда же. Реклама ему не нравится.
– Слышь, ты чё, а? Ты чё гонишь-то? – опешил мужик.
– Через плечо. А «Аншлаг» твой в воскресенье снимают с эфира к ебеням, понял, нет? Всё! Пиздец вам, колхозники. Теперь федеральные каналы будут показывать только рекламу, новости и балет. А всё остальное – за бабки. Так что будешь приглашать свою любимую Воробей к себе домой, если денег хватит. Поюморит у тебя на кухне. Вы с женой и друзьями поржете. Можешь ещё стриптиз у неё заказать. Или водкой угостить. До свиданья, любитель юмора и сатиры!
Загорается зелёный, и я уношусь вперёд. Мужик остаётся стоять, переваривая информацию. Ему в спину тут же начинают сигналить остальные участники движения. Я вижу в зеркало заднего вида, как он вертит башкой по сторонам, пытаясь врубить передачу. Вид у него такой, будто его телевизором по голове треснули. Такая вот сатира.
Всю оставшуюся дорогу я размышляю над тремя вопросами: что сегодня скажет жене водила «Москвича», кого из тёлок удастся вытащить на дачу к Саше под Новый год, и зачем я срочно понадобился Гордееву?
С водителем, в общем, всё ясно – у него траур начался. С женой его и подавно. Остались тёлки и Гордеев. Вроде бы Гордееву я ничего не должен. Предновогодние тезисы подготовил, экономическую ситуацию набросал. Чего ж с тёлками-то делать? Светка не поедет, Ольге можно позвонить, Людка с подругами в Египте (или врёт, что с подругами, а сама с чуваком). Лариса? Надо у Сашки спросить, он её знает лучше. Тамара. С Тамарой можно попробовать. Тамара. Тома. Тома, Тома… Вспомнил. «Тема дня» – выступление Павловского на Первом. Я же тезисы по внешней политике сегодня сдаю. Он вроде говорил до обеда. Чего ему с утра-то припёрло?
Я думаю, о чём буду врать и за какое время успею набросать «внешнюю политику». Включаю радио, бегаю по ФМ-диапазону в поисках хорошей музыки, но по всем станциям отвратительные утренние шоу. Перед подъездом к офису ведущая одного из них, хохоча, озвучивает тему:
– О новогодних подарках. «Что бы вы первым делом сказали своему начальнику, если бы он сообщил вам в преддверии Нового года, что вы уволены?» – прислала нам такой вопрос Екатерина из Перми. – Хороший вопрос, правда Петя?
– Да, неплохой такой подарочек, – отвечает соведущий.
– Как вам такой вопрос, дорогие слушатели? Ответы на него вы можете присылать на наш пейджер, электронную почту или с помощью эсэмэс на короткий номер…
В этот момент я подъезжаю к офису. Выключив радио, ещё несколько минут размышляю над этим идиотским вопросом для радиослушателей, затем над тем, что можно было бы ответить, передёргиваю плечами, трижды плюю через левое плечо и выхожу из машины.
Поднявшись на свой этаж, сразу бегу в приёмную Гордеева. Увидев меня, Таня шипит из-за ресепшн:
– Спрашивал два раза. Ты опоздал на десять минут.
Она поднимает трубку и сообщает:
– Фёдор Иванович, Дроздиков приехал. Всё, поняла. Заходи.
В кабинете, кроме самого Гордеева, сидит дама из аналитического отдела и Вовка из «мониторинга». Я широко улыбаюсь, стараясь не выдать нервозности, и громко здороваюсь.
– Скажи, Антон, ты вчера вечером не смотрел Восьмой канал? – вместо приветствия обращается ко мне Гордеев.
– Знаете, я вчера вечером решил пораньше лечь спать.
– Жаль. А давай я тебе запись включу! Помнишь, как на советском телевидении было? По многочисленным просьбам телезрителей мы повторяем художественный фильм… Помнишь?