Дибук с Мазлтов-IV - Страница 9
Ему была нужна компания «Кулинэттс» – удивительное, странное слово. Фирма специализировалась на мелких кухонных принадлежностях, и ее владельцам очень хотелось, чтобы название было значительным, женственным и игривым одновременно.
Глаза его пробежали по всем «М» и пошли дальше: Мандел, Ласк, «Липперт Паблишинг» (целых два этажа), Лафковиц, Кулинэттс. Вот они – 1204. Десятый этаж. Отлично.
Затем он все-таки остановился, потоптался на месте и вернулся к указателю, словно последний приезжий.
Лафковиц?
Странное написание.
Он не ошибся. Лафковиц, Генри Дж., комната 701. Через «а». Нет, так не пойдет. Бесполезно.
Бесполезно? Что бесполезно? Мартен решительно потряс головой, словно желая ее прочистить. Черт, да какое ему дело, как они пишутся!.. Он нахмурился, развернулся и торопливо зашагал к лифту, который захлопнулся перед самым его носом.
Открылась соседняя дверь, и Мартен быстро заскочил в кабину. Сунув портфель под мышку, постарался придать себе живой и энергичный вид. Вот он – молодой, способный, исполнительный. Надо произвести впечатление на этого Алекса Нэйлора, с которым он общался только по телефону. Если убиваться по поводу всяких там Левковицев и Лафковицев…
Лифт бесшумно остановился на седьмом этаже. Молодой человек в рубашке с коротким рукавом вышел из кабинки, удерживая в руках поднос с тремя чашками кофе и тремя сэндвичами.
Когда двери начали закрываться, в глаза Мартену бросилась надпись на матовом стекле кабинета:
В следующую секунду дверцы лифта отсекли его от седьмого этажа.
Мартен непроизвольно дернулся и едва не крикнул: «Мне тоже на седьмой!»
Кричать, однако, было некому. В кабинке остался он один. Да и никаких причин выскакивать на седьмом этаже у него не было.
Тем не менее Мартен почувствовал странное, звенящее возбуждение. В указателе все-таки была ошибка. Фамилия писалась через «е», а не через «а». Безграмотному кретину дали пакетик с буковками, и он налепил их левой ногой.
Лефковиц. Все равно неправильно.
Он снова потряс головой. Второй раз. А как правильно?
Лифт остановился на десятом, и Мартен вышел.
Алекс Нэйлор из «Кулинэттс» оказался добродушным краснолицым мужчиной средних лет с копной почти белых волос и широкой улыбкой. Сухой, шершавой ладонью он крепко потряс руку Мартена, левую руку он положил ему на плечо, выражая тем самым искреннее дружелюбие.
– Оставлю вас буквально на две минуты. Хотите перекусить прямо здесь? У нас отличный ресторанчик, а бармен сделает превосходный мартини. Согласны?
– Отлично, отлично, – Мартен подкачал энтузиазма из потайного резервуара.
Две минуты растянулись до десяти, Мартен ждал, испытывая обычную неловкость, которую всегда чувствуют люди в чужом кабинете. Он разглядывал обивку мебели, картины на стенах и даже попытался полистать лежащий на столике рекламный проспект.
Зато он не думал о Лев…
Он о нем не думал.
Ресторан оказался хорошим; вернее, был бы хорошим – если бы Мартен чувствовал себя свободнее. К счастью, он был освобожден от необходимости поддерживать разговор. Нэйлор говорил быстро и громко, наметанным глазом оценил меню и порекомендовал яйца по-бенедиктински, прокомментировал погоду и посетовал на дорожные пробки.
Пользуясь случаем, Мартен пытался стряхнуть с себя странную рассеянность. Но беспокойство неизменно возвращалось. Что-то было не так. Неправильное имя. Оно мешало ему делать то, что он должен делать.
Мартен отчаянно попытался прекратить это безумие. Перебив собеседника, перевел разговор на деловые рельсы. Это было неосмотрительно – без необходимой подготовки получилось слишком резко.
Еда, однако, оказалась великолепной, подали десерт, и Нэйлор ответил ему вежливой улыбкой. Он признал, что существующее соглашение его не вполне удовлетворяет. Да, он изучал фирму Мартена, и ему кажется, что возможность, безусловно, есть и…
На плечо Нэйлора опустилась чья-то рука, и остановившийся за его спиной человек сказал:
– Привет, Алекс, как поживаешь?
Нэйлор обернулся, на лице его уже сияла готовая улыбка.
– Привет, Лефк, как твои дела?
– Не жалуюсь. Увидимся на… – Незнакомец отошел, и голос его потонул в общем шуме.
Мартен ничего не слышал. Он попытался встать, колени его дрожали.
– Кто этот человек? – напряженно спросил он. Вопрос прозвучал резко и безапелляционно.
– Кто, Лефк? Джерри Лефковиц. Вы его знаете? – Нэйлор удивленно уставился на собеседника.
– Нет. Как пишется его имя?
– Думаю, Л-Е-Ф-К-О-В-И-Ц. А что?
– Через «в»?
– Через «ф»… Постойте, «в» там тоже есть. – Добродушное выражение на лице Нэйлора почти сошло на нет.
– В этом здании есть один Лефкович, его фамилия заканчивается на «ч». Понимаете? Лефкович.
– Вот как?
– Комната семьсот один. Это он?
– Джерри не работает в нашем здании, его контора на противоположной стороне улицы. Другого я не знаю. Здание у нас очень большое. И я не веду картотеку на всех, кто здесь трудится. К чему все это, простите?
Мартен покачал головой и откинулся на спинку стула. Он и сам не знал к чему. А если и знал, не рискнул бы объяснить. Не мог же он сказать: «Меня сегодня преследуют всевозможные Лефковицы».
Вместо этого он произнес:
– Мы говорили о перспективах…
– Да, – откликнулся Нэйлор. – Как я уже сказал, я изучал вашу фирму. Знаете, мне необходимо вначале переговорить с парнями из производственного отдела. Я вам дам знать.
– Конечно, – пробормотал Мартен убитым голосом. Нэйлор никогда не даст ему знать. Дело окончательно провалилось.
Но под отчаянием по-прежнему шевелилась непонятная тревога.
К черту Нэйлора. Теперь Мартену хотелось одного: поскорее со всем разделаться и продолжать дальше. (Что продолжать?… Но вопрос был задан едва слышным шепотом. Тот, кто его задал, уже умирал внутри его, затухал и растворялся…)
Обед наконец-то закончился. Если при встрече Мартен и Нэйлор вели себя как добрые старые приятели, то расстались они как чужие люди.
Мартен почувствовал облегчение.
В висках у него стучало, когда он пробирался между столиков, а потом вон из призрачного здания на призрачную улицу.
Призрачную? Мэдисон-авеню в час двадцать дня, ранней осенью, когда ярко сияет солнце и десять тысяч мужчин и женщин прогуливаются по ее тротуарам.
Но Мартен чувствовал неладное. Сунув портфель под мышку, он угрюмо зашагал в северном направлении. Последний проблеск сознания напомнил ему, что в три часа у него деловая встреча на Тридцать шестой авеню. Ничего. Обойдется. Он шел к окраине. На север.
На пересечении с Пятьдесят четвертой улицей он перешел через Мэдисон и пошел на запад, потом резко остановился и посмотрел вверх.
На высоте третьего этажа в одном из окон виднелась вывеска:
В написание фамилии вторглось «й».
Мартен снова повернул на север и вышел на Пятую авеню. Он несся по нереальным улицам нереального города, задыхаясь от погони за неведомой целью и не замечая, как толпы народа вокруг него начали редеть.
Вот и надпись в витрине первого этажа:
Золотистый полукруг буковок кондитерской гласил:
(Половина имени, со злостью подумал Мартен. Зачем он дергает меня неполными именами?)
Улицы окончательно опустели, образовавшийся вакуум заполняли лишь разные кланы Лефковицов, Левковицов, Лефкойвичей…
Мартен смутно сознавал, что где-то впереди находится парк – намалеванная, неподвижная зелень. Он повернул на запад. На глаза ему попался кусок газеты, единственный шевелящийся предмет в умершем мире. Он повернул, наклонился и поднял его, не замедляя шага.
Порванная страница оказалась на идише.