Дибук с Мазлтов-IV - Страница 7

Неплохое развлечение, а? Рабби Смолмэн все еще наш раввин, хоть он невероятно знаменит. Он разъезжает с лекциями от одного края Галактики до другого. Но всегда возвращается к нам, каждый год на Йом-Кипур. Ну хорошо, хорошо, не всегда, вы знаете, как это бывает, иногда не получается. Знаменитость, в конце концов. Великий раввин Венеры.

А мой сын Аарон-Давид… Знаете, он в ешиве. За него платят бульбы. Вот его письмо. Мальчик собирается улететь на Ригель-4 и стать их раввином. О невесте он не пишет ничего. Послушайте, может, я окажусь дедушкой маленькой коричневой подушки с короткими щупальцами? Что ж, внук есть внук.

Не знаю. Давайте поговорим о чем-нибудь веселом. Вы слышали, сколько народу угробилось во время землетрясения на Каллисто?

Некто с серым лицом двигался по улице, на которой проживали мистер и миссис Гумбейнеры. Стояла осень, полуденное солнце приятно ласкало и согревало их старые кости. Любой, кто посещал кинотеатры в двадцатые годы или в ранние тридцатые, видел эту улицу тысячи раз. Мимо этих бунгало с раздвоенными крышами Эдмунд Лоу шагал под ручку с Беатрис Джой, мимо них пробегал Гарольд Ллойд, преследуемый китайцами, размахивающими топориками. Под этими чешуйчатыми пальмами Лоурел пинал Харди, а Вулси бил Уилера треской по голове.[9] На этих газончиках размером с носовой платок юнцы из нашей комедийной банды преследовали один другого, а самих их преследовали разъяренные жирные толстяки в штанах для игры в гольф. На этой самой улице или, возможно, на какой-нибудь другой из пяти сотен улиц, в точности похожих на эту.

Миссис Гумбейнер обратила внимание своего супруга на личность с серым лицом.

– Ты думаешь, у него какое-то дело? – спросила она. – По мне, так он странно ходит.

– Идет, как голем, – безразлично сказал мистер Гумбейнер.

Старуха была раздражена.

– Ну не знаю, – ответила она, – скорее, как твой двоюродный братец.

Старик сердито сжал губы и пожевал мундштук своей трубки.

Личность с серым лицом прошагала по бетонной дорожке, поднялась по ступенькам крыльца веранды и уселась в кресло. Старый мистер Гумбейнер ее игнорировал. Его жена уставилась на чужака.

– Ни тебе «здравствуйте», ни тебе «до свидания» или «как поживаете», садится, вроде как у себя дома… Кресло удобное? – спросила она. – Может, чашечку чая? – Она повернулась к мужу. – Скажи что-нибудь, Гумбейнер! – потребовала она. – Или ты сделан из дерева?

Старик слабо улыбнулся – слабо, но триумфально.

– Почему я должен что-то говорить? – произнес он в пустое пространство. – И кто я такой? Никто – вот кто!

Чужак заговорил. Его голос был хриплым и монотонным.

– Когда вы узнаете, кто или, вернее, что я есть, то от страха ваша плоть расплавится на ваших костях.

Он обнажил фарфоровые зубы.

– Не трогай мои кости! – рявкнула старуха. – Нахал! Набрался наглости говорить о моих костях!

– Вы затрясетесь от ужаса, – произнес чужак.

Старая миссис Гумбейнер ответила, что ему вряд ли удастся дожить до такого времени, и снова обратилась к мужу:

– Гумбейнер, ты когда подстрижешь газоны?

– Все человечество… – начал чужак.

– Ша! Я говорю со своим мужем… Он как-то чудно говорит, Гумбейнер, нет?

– Наверное, иностранец, – заметил мистер Гумбейнер благодушно.

– Ты так думаешь? – Миссис Гумбейнер окинула чужака мимолетным взглядом. – У него скверный цвет лица. Я думаю, он приехал в Калифорнию ради поправки здоровья.

– Несчастья, боль, печаль, горести – все это ничто для меня…

Мистер Гумбейнер прервал чужака.

– Желчный пузырь, – сказал он. – Гинзбург, что живет около шула,[10] выглядел в точности так же до операции. Сын к нему вызвал двух профессоров, а день и ночь около него находилась сиделка.

– Я не человек!

– Вот это я понимаю – сын! – сказала старуха, кивая головой. – Золотое сердце, чистое золото! – Она глянула на чужестранца. – Ну хорошо, хорошо. Я расслышала с первого раза. Гумбейнер, я тебя спрашиваю! Когда ты подстрижешь газоны?

– В среду, одер,[11] может, в четверг к соседям придет японец. Его профессия – подстригать газоны, моя профессия – быть стекольщиком на пенсии. У меня осталось мало сил для работы, и я отдыхаю.

– Между мной и человечеством с неизбежностью возникает ненависть, – бубнил чужак. – Когда я скажу вам, что я есть, плоть расплавится.

– Уже слышали, – прервал его мистер Гумбейнер.

– В Чикаго, где зимы холодные и злые, как сердце русского царя, – зудела старуха, – ты имел сил достаточно, чтобы таскать рамы со стеклами с утра до ночи. А в Калифорнии с ее золотым солнцем ты не имеешь сил подстричь газоны, когда жена просит. Или мне позвать японца, чтобы тебе ужин готовить?

– Тридцать лет профессор Аллардайс потратил, уточняя свою теорию. Электроника, нейроника…

– Слушай, как он образно говорит, – восхитился мистер Гумбейнер. – Может быть, он приехал в здешний университет?

– Если он пойдет в университет, так, может, он знает Бада? – предположила старуха.

– Возможно, они учатся на одном курсе и он пришел поговорить с ним насчет домашнего задания. А?

– Ну конечно, он должен быть на том же курсе. Сколько там курсов? Пять, Бад показывал мне свою зачетку.

Она принялась считать на пальцах.

– Оценка телепрограмм, проектирование маленьких лодок, социальное приспособление, американский танец… Американский танец… ну, Гумбейнер?

– Современная керамика, – с наслаждением добавил ее муж. – Отличный парень этот Бад. Одно удовольствие иметь такого жильца.

– После тридцати лет изысканий, – продолжал чужак, – он перешел от теории к практике. За десять лет он сделал самое титаническое изобретение в истории человечества – он сделал человечество излишним, он создал меня!

– Что Тилли писала в последнем письме? – поинтересовался старик.

Старуха пожала плечами.

– Что она может написать? Все одно и то же. Сидней вернулся домой из армии. У Ноэми новый приятель…

– Он создал МЕНЯ!

– Слушайте, мистер, как вас там, – сказала старуха, – может, откуда вы, там по-другому, но в этой стране не перебивают людей, когда они беседуют… Эй! Слушайте, что значит «он создал меня»? Что за глупости?

Чужак снова обнажил все свои зубы, демонстрируя чересчур розовые десны.

– В его библиотеке, куда я получил более свободный доступ после его внезапной, но загадочной смерти, вызванной вполне естественными причинами, я обнаружил полное собрание сочинений про андроидов, начиная от «Франкенштейна» Шелли и «РУР» Чапека и кончая Азимовым…