Чуждый зной - Страница 9

Зараженный энтузиазмом друга, Джерек встал и громко засмеялся.

— Я буду любовником!

— Любовник!

— Ничто не остановит меня!

— Ничто!

— Я завоюю мою любовь и буду жить с ней в счастье, пока Вселенная не состарится и не остынет…

— …И что бы там ни случилось, о чем предупреждал наш друг космический путешественник. — Лорд Джеггед потрогал свой белый нос. — О, ты будешь обречен, желанен, обманут, отвергнут и прогнан! Демоничен, представителен, решителен и губителен. — Лорд Джеггед не на шутку увлекся. — Ты будешь инструментом судьбы, мой дорогой! Твоя история прозвучит в веках (в том, что от них осталось, по крайней мере). Джерек Корнелиан наиболее похвальный, наиболее трудолюбивый, наиболее образованный, самый последний из любовников!

С этим возгласом он обнял своего друга, в то время как Джерек Корнелиан схватил веревку гудка и с силой дернул ее, заставив локомотив закричать, застонать и кинуться, в пульсирующих клубах пара, в теплую черную ночь.

— Любовь! — кричал Джерек.

— Любовь, — шептал Лорд Джеггед, снова целуя его.

— О, Джеггед! — Джерек отдался сладострастным объятиям Лорда.

— У нее должно быть имя, — сказал Джеггед, переворачиваясь на спину в широкой постели и делая глоток пива из бронзовой кружки, которую держал, зажав указательным и большим пальцами левой руки. — Мы должны узнать его, — он встал и, пройдя по блестящему железному полу, откинул занавески и выглянул наружу. — Это закат или рассвет? Похоже на закат.

— Извините. — Джерек открыл глаза и дотронулся до кольца на правой руке.

— Намного лучше, — сообщил Лорд Джеггед Канарии, восхищаясь золотой зарей. — А это что за птицы? — Он показал на черные силуэты, кружащиеся высоко в небе.

— Попугаи, — ответил Джерек. — Им полагается питаться бизонами.

— И что?

— Не хотят. Я где-то допустил ошибку в реконструкции. Теперь мне придется вернуть их в банк генов и начать все снова.

— Что если мы навестим Монгрова сегодня? — предложил Лорд Джеггед, возвращаясь к первоначальной теме.

— Он не примет меня.

— Зато меня он примет, а ты будешь моим компаньоном. Я изображу интерес к его зверинцу, и, таким образом, ты сможешь снова встретить предмет своих желаний.

— Я не уверен сейчас, что это хорошая идея, дорогой Джеггед, вздохнул Джерек. — Слишком уж я увлекся нынешней ночью.

— Действительно. Но почему нет? Как часто такое случается? Нет, Джерек Корнелиан, ты не должен отступать, ведь это доставит удовольствие слишком многим.

Джерек засмеялся.

— Лорд Джеггед, мне кажется, здесь скрывается еще какой-то мотив, и он — ваш собственный. Не хотели бы вы занять мое место?

— Я? Я совсем не интересуюсь этим периодом.

— Вы не заинтересованы в любви?

— Я заинтересован в твоей любви. Ты должен полюбить. Это даст тебе завершение, Джерек. Ты же рожден! Остальные пришли в мир взрослыми (не считая бедного Вертера, но это другая история), созданные или друзьями, или сами собой. Но ты, Джерек, был рожден младенцем. И поэтому ты должен полюбить. Да! В этом нет сомнения. Да любого другого из нас это было бы глупостью.

— Мне кажется, вы говорили, что и я буду выглядеть смешным, — сказал Джерек.

— Любовь всегда смешна, Джерек.

— Хорошо, — улыбнулся Джерек. — Чтобы доставить вам удовольствие, я сделаю все, что смогу.

— Чтобы доставить удовольствие всем нам. Включая и тебя самого, Джерек. Особенно тебя.

— Должен признать, что считаю…

Лорд Джеггед вдруг запел.

Звуки переливались и вибрировали в его горле. Очень приятная песня, и такая сложная мелодия, что Джеггед с трудом исполнял ее.

Джерек задумчиво и с некоторой иронией смотрел на своего друга. На мгновение ему показалось, что Лорд Джеггед намеренно прервал его. Но почему?

Он собирался сказать, что Лорд Канарии обладает всеми качествами, вызывающими симпатию и желаемыми в любовнике, — умом и воображением и что он, Джерек, охотнее бы полюбил его, чем какую-то путешественницу во Времени, которую совсем не знает, как вдруг понял, что Лорд Джеггед догадывается, что он собирается сказать. Что ж, разве это отдает сомнительным вкусом? Для путешественницы во Времени не было ничего странного в том, чтобы ее полюбили. В ее веке все любили (по крайней мере, могли убедить себя, что любили, что по сути, то же самое). Да, Лорд Джеггед действовал великодушно и не дал ему поставить себя в неловкое положение. Было бы вульгарно объявить о своей любви к Лорду Джеггеду, но, напротив, остроумно полюбить путешественницу во Времени.

В намеренной вульгарности не было ничего страшного, даже в ненамеренной вульгарности, подумал Джерек, как, например, в случае с Герцогом Королев.

Он с ужасом вспомнил вечеринку.

— Бедный Герцог Королев!

— Его вечеринка была совершенно превосходной. Все прошло как надо. Лорд Джеггед отошел от окна и зашагал по гулкому полу. — Могу я использовать это для костюма? — Он жестом показал на чучело мамонта, занимающее целый угол комнаты.

— Конечно, — ответил Джерек. — Я никогда не был уверен, что оно соответствует периоду. Хорошо, что вы выбрали его.

Он с интересом наблюдал, как Лорд Джеггед разложил мамонта на составные атомы, а затем из облака частиц состряпал себе лилового цвета одеяние с высоким жестким воротником, какие всегда предпочитал, и с огромными пышными рукавами, из которых выглядывали кончики его пальцев. Ноги его украшали серебряные туфли с длинными изогнутыми носами, а на платинового цвета волосах лежала сверкающая живая уранская ящерица в форме обруча 54-го столетия.

— Какой величественный вид! — воскликнул Джерек. — Принц пятидесяти планет!

Лорд Джеггед склонил голову в благодарность за комплимент.

— Мы являемся суммой всех предыдущих столетий, не так ли? И в результате нет ничего, что отмечало бы наш век. Кроме одной вещи: мы сумма.

— Никогда не думал об этом. — Джерек спустил ноги с кровати и встал.

— И я тоже вплоть до этого момента. Но это правда. Я не могу вспомнить ничего типичного. Наша технология, наши фокусы, наша иллюзия; все это — подражание прошлому. Мы пользуемся всем тем, для чего трудились наши предки, но ничего не изобретаем сами. Мы просто вносим небольшие изменения в то, что уже существует.

— Ничего не осталось для открытий, мой лиловый лорд. Долгая история человечества, если вообще имеет смысл, нашла бы свое полное завершение в нас. Мы можем позволить себе любое желание, можем стать кем хотим и делать что пожелаем. Что еще? Мы счастливы. Даже Монгров счастлив в своих страданиях — это его выбор. Никто не станет ничего менять. Я поэтому затрудняюсь понять, куда ведет ваш аргумент.

Джерек сделал глоток из своей пивной кружки.

— Это не аргумент в споре, мой славный Джерек. Это наблюдение, сделанное мною. Только и всего.

— И точное. — Джерек больше ничего не мог добавить.

— Точное.

Лорд Джеггед сделал шаг назад, восхищаясь видом Джерека, все еще не одетого для посещения женщины древнего периода.

— Что ты наденешь?

— Я как раз обдумываю. — Джерек поднес палец к подбородку. — Костюм должен соответствовать обстоятельствам, особенно если я собираюсь навестить леди из 19-го века. Но он не должен быть тем же самым, что вчера.

— Нет, — согласился Лорд Джеггед.

И тут Джерека осенило. Он был восхищен собственной изобретательностью.

— Я знаю! Я надену точно такой же костюм, какой носила она вчера вечером. Это будет комплиментом, который она не сможет не заметить.

— Джерек! — проворковал Лорд Джеггед, обнимая его. — Ты лучше нас всех!