Черный столб. Сборник научно-фантастических повестей и рассказов - Страница 1

потому что он вовсе не был героем. Он был самым обыкновенным парнем. Просто на него можно было во всем положиться.

Газеты того времени печатались на бумаге — непрочном, быстро портящемся пластике из древесно-целлюлозной массы. Но есть снятые с них микро. К счастью, сохранился прекрасный очерк о Кравцове (микро № кммА2рк-2681438974), написанный Оловянниковым.

Рассказывать об этом нелегко. Дело в том, что на фоне гигантского события всепланетного масштаба — а Великое Замыкание было именно таким событием — любая попытка рассказать об индивидуальной человеческой судьбе выглядит несколько претенциозной. Вольно или невольно приходится вести речь не о человеке, а о человечестве, ибо одному ему — человечеству — под силу укрощение мировых катастроф.

А человечество в то время было разделено на два лагеря — социалистический и капиталистический. И капиталистический лагерь тогда был еще очень силен, собственнические, расовые, религиозные и тому подобные интересы в нем ставились выше элементарных требований здравого смысла, выше интересов человечества.

Поэтому объединение сил в борьбе с Черным Столбом было трудным не только с точки зрения техники…

И все же мы попытались, насколько это возможно, проследить личную удивительную судьбу Александра Кравцова — активного участника описываемых событий.

Словом, судите сами.

Вы, наверное, видели портрет Александра Кравцова: его помещают во всех учебниках геофизики, в том разделе, где идет речь о Кольце Кравцова. А когда-то этот портрет из номера в номер печатали все газеты мира.

С портрета смотрит молодой парень в распахнутой на груди белой одежде, какую тогда называли «тенниска». В глазах его, прищуренных, должно быть, от яркого солнца, есть что-то детское и в то же время непреклонное. Портрет, в общем-то, не из блестящих: чувствуется, что он получен путем воздействия сфокусированного светового пучка на бромистое серебро, как было принято во второй половине XX века. Такие аппараты можно увидеть в Центральном музее истории техники.

Этот снимок сделал на борту «Фукуока-мару» корреспондент «Известий» Оловянников, и, конечно, он никак не мог предположить, что запечатлел лицо человека, имени которого было суждено остаться в веках.

Но, как это часто бывает, имя заслонило человека.

Спросите первого попавшегося школьника, знает ли он, кто такой Александр Кравцов.

— Кравцов? Ну как же! — ответит мальчишка. — Кольцо Кравцова!

— Я спрашиваю тебя не о Кольце, а о самом Кравцове.

Он наморщит лоб и скажет:

— Ну, это было очень давно. Он сделал что-то героическое во время Великого Замыкания.

«Сделал что-то героическое…»

Так вот. Нужно рассказать этому всезнающему школьнику нашего времени о самом Кравцове.

Странное состояние — пробуждение от сна! Древние считали, что спящего нельзя неожиданно будить: на время сна душа покидает тело, и пока она не вернется сама, спящий мертв. Но древние ничего не знали об электро-физико-химической деятельности клеток мозга и о свойствах нуклеиновых кислот.

За несколько мгновений проснувшийся человек вспоминает все: кто он такой, где находится, что ушло в прошлое и что предстоит…

Еще не открывая глаз, Кравцов представил себе, что над ним привычный с детства беленый потолок с лепной розеткой в середине. Потом, все еще не открывая глаз, он понял, что розетка находится за двенадцать тысяч километров отсюда, а здесь над ним — узкие доски, крашенные белой эмалью, а по ним бродят, переливаются отблески океанской зыби. Он вспомнил все и с неудовольствием открыл глаза.

Будет жаркий день с неподвижным воздухом. Будут споры с Уиллом. Да, сегодня у них русский день: они будут разговаривать только по-русски. Он, Кравцов, будет готовить еду по своему усмотрению. Чем бы отплатить Уиллу за вчерашний омлет, политый кислым вареньем из крыжовника?

Он надел защитные очки, вышел на палубу, взглянул на полуоткрытую дверь каюты Уилла. Оттуда доносилось жужжание электробритвы: старый педант скорее отдаст себя на завтрак акулам, чем появится утром с небритой физиономией. Что до Кравцова, то он уже второй месяц ходит небритый. Все равно на триста миль окрест ни одной живой души. Но дело даже не в этом. Кравцов знал, что его реденькая коричневая бородка раздражает Уилла, а это доставляло ему не то что радость, а… ну, развлекало его, что ли.

— Доброе утро, Уилл, — сказал Кравцов. — Что бы вы хотели на завтрак?

— Доброе утро, — раздался за дверью ворчливый голос. — Вы очень внимательны, благодарю вас.

Кравцов хмыкнул и пошел на камбуз. В раздумье постоял перед холодильником, затем решительно направился к полкам и взял жестянку с гречневой крупой. Гречневая каша на завтрак — как раз то, чего Уилл терпеть не мог.

Пока поспевала каша, Кравцов обошел плот. Это заняло с полчаса: круглый плот имел пятьсот метров в диаметре. Он был неподвижен, хотя и не стоял на якорях: здесь, над глубочайшей океанской впадиной, якорная стоянка была невозможна.

Шесть мощных гребных винтов удерживали плот на месте: три винта — правого вращения, три — левого. Спущенные за борт датчики непрерывно сообщали электронно-вычислительной машине все, что надо, о ветре, волне и течении. Машина непрерывно обрабатывала эти сведения и давала команду на приводы винтов.

Винты второй группы — тоже шесть — стояли вертикально под плотом. Они противодействовали крену и качке. Как бы ни бесновался океан — Кравцов и Уилл дважды убеждались в этом, — плот оставался почти неподвижным; его дрейф не превышал ста метров, и колонна труб, проходившая сквозь плот до дна океанской впадины, отклонялась от вертикали меньше, чем на один градус.

Самые высокие волны не достигали края палубы, поднятой на тридцатиметровую высоту. Только ветер изредка швырял на нее клочья пены, сорванной с гребней штормовых волн.

Сегодня, как всегда, все было в порядке. Атомный котел исправно грел воду, опресненную ионообменными агрегатами, пар исправно вращал роторы турбин. Генераторы электростанции работали на минимальном режиме, потому что океан был тихим, оправдывая свое старинное название. Излишки энергии шли на побочное дело — электролиз серебра, содержащегося в океанской воде, что в какой-то степени оправдывало немалые расходы Международного геофизического центра.

Автоматика работала безотказно, не требовала вмешательства людей. Кравцов поглядел на синюю океанскую равнину, мягко освещенную утренним солнцем. Первое время у него дух захватывало от этой величественной картины. Теперь океан вызывал у него только скуку, больше ничего.

«Двадцать семь дней до конца вахты», — подумал он и поскреб бородку под левым ухом — новая, благоприобретенная привычка.

Кравцов прошел к центру плота, где возвышалась стопятидесятиметровая буровая вышка, посмотрел на ленту в окошке самописца. Взгляд его стал внимательным: за минувший день слабина талевого каната увеличилась на пятнадцать миллиметров, Еще вчера они с Уиллом заметили, что канат чуть-чуть свободнее обычного, но не придали этому значения. Но пятнадцать миллиметров за сутки?…

Уилл плескался в «бассейне» — небольшом участке океана, огороженном противоакульей сеткой. Ровно в четверть восьмого он вылезет из лифта, отфыркается и скажет: «Сегодня очень теплая вода». В сухопаром теле Уилла сидела точная часовая пружина, заведенная раз навсегда.