Черная магия - Страница 3

— А! — отозвался Ник. Затем в душе его зародилось сомнение, и он нерешительно добавил: — Говорят, будто здесь покоится ведьма…

Девочка кивнула.

— Утоплена, сожжена и похоронена даже без могильного камня.

— Это ты?! Это тебя утопили и сожгли сразу?

Девочка уселась на груду скошенной травы рядом с Ником и взялась холодными руками за его пульсирующую ногу.

— Они пришли ко мне в хижину на рассвете, когда я еще не проснулась толком, и вытащили меня на луг. Они орали: «Ведьма!» Они были жирные и свежевымытые, аж розовые — розовые, словно стадо свиней, отмытых к базарному дню. Они выходили вперед один за другим и твердили про скисшее молоко и захромавших лошадей. Последней вышла госпожа Джемайма, самая жирная, розовая и отмытая из всех, и поведала, что Соломон Поррит больше ее не замечает, а вместо этого ошивается вокруг моей хижины, как оса вокруг горшочка с медом, и все из-за моей магии — так она заявила. Дескать, это магия сделала его таким, и надо снять чары с несчастного. Потом они привязали меня к позорному стулу и опустили с головой в пруд для уток, сказав, что если я ведьма, то не утону, а если не ведьма, то должно подействовать. Отец госпожи Джемаймы дал каждому по серебряному четырехпенсовику и велел подольше держать стул под этой мерзкой зеленой водой — чтоб наверняка.

— И ты захлебнулась?

— О да. Воды в меня влилось под завязку. На меня подействовало.

— Так значит, ты не ведьма… — охнув, протянул Ник.

Девочка посмотрела на него своими круглыми и блестящими, словно бусинки, глазами, и криво улыбнулась. Она по-прежнему походила на гоблина, но теперь это был хорошенький гоблин, и Ник подумал, что ей вовсе не нужна была магия для привлечения внимания Соломона Поррита — с такой-то улыбкой!

— Чушь какая! Конечно, я была ведьмой. Они в этом убедились, когда отвязали меня от позорного стула и растянули на траве, мертвую на девять десятых, всю с головы до ног в ряске и какой-то вонючей дряни из пруда. Я закатила глаза и прокляла всех и каждого, кто тем утром был на деревенском лугу, чтобы никто из них не обрел покоя в могиле. Я сама удивилась, как, оказывается, легко проклинать. Это как в танце, когда ты и музыки такой слыхом не слыхивал, а ноги сами пускаются в пляс, и в итоге ты веселишься до утра.

Девочка встала, закружилась, вскинула ногу, голая ступня мелькнула в лунном свете.

— Вот так я прокляла их своим последним хрипом, в котором клокотала вода из пруда. А потом умерла. Эти люди жгли мое тело прямо там, на лугу, пока оно не стало черным, как угли, а потом бросили его в яму в земле горшечника, даже не поставив камня с моим именем.

После этих слов девочка умолкла, и на мгновение вид у нее сделался тоскливым.

— И что, кого-нибудь из них похоронили на этом кладбище? — осведомился Ник.

— Никого, — подмигнула девочка, — В следующую субботу, после того как они утопили и сожгли меня, господину Поррингеру доставили ковер — отлично вытканный, из самого Лондона! Но оказалось, что ковер состоял не только из прочной и качественной шерсти — он нес с собой чуму. В воскресенье пятеро из них уже кашляли кровью, и кожа их сделалась черной, как у меня после костра. Неделю спустя чумой заразилась почти вся деревня, трупы беспорядочно побросали в чумную яму, которую вырыли за городом.

— И что, все жители деревни умерли?

Девочка пожала плечами.

— Все, кто смотрел, как меня топили и жгли. Как твоя нога?

— Лучше, — сказал Ник, — Спасибо.

Он медленно поднялся, спустился, прихрамывая, с кучи травы и прислонился к железной ограде.

— Так ты с самого начала была ведьмой? — поинтересовался он. — В смысле — до того, как прокляла их всех?

— Можно подумать, — фыркнув, отозвалась девочка, — нужна была магия для того, чтобы Соломон Поррит стал ошиваться вокруг моей хижины.

Ник решил, что это вовсе не ответ на его вопрос, и предпочел перейти на другую тему.

— Как твое имя? — спросил он.

— У меня нет надгробия, — напомнила девочка, поджав губы. — И имя может быть любым. Верно?

— Но ведь тебя как-то звали.

— Лиза Хэмпсток, если тебе так интересно, — резко ответила она и добавила: — Я ведь прошу совсем немного! Хоть что-нибудь себе на могилу. А то я лежу там, внизу, и место это не отмечено ничем, кроме крапивы.

На миг она сделалась такой печальной, что Нику захотелось обнять ее. А потом, когда он уже протискивался между прутьями ограды, его вдруг осенило. Он добудет для Лизы Хэмпсток могильный камень с ее именем. Он сделает это, чтобы она чаще улыбалась.

Перед тем как взобраться на холм, Ник повернулся, намереваясь помахать на прощание, но Лиза уже исчезла.

На кладбище имелись обломки надгробий и статуй с разных могил, но Ник знал, что они совершенно не подходят для сероглазой ведьмы с земли горшечника. Нужно что-то другое. Ник решил не делиться ни с кем своим замыслом, поскольку вполне обоснованно предполагал, что ему велят оставить эту затею.

Следующие несколько дней в его голове роились планы, один сложнее и сумасброднее другого. Мистер Пенниуорт впал в отчаяние.

— Я думаю, — объявил он, почесывая серовато-коричневые усы, — что если у тебя и наблюдаются перемены, то только к худшему. Ты не истаиваешь. Ты бросаешься в глаза, парень. Тебя трудно не заметить. Полагаю, если б ты явился ко мне в компании фиолетового льва, зеленого слона и короля Англии в парадном облачении, верхом на алом единороге, люди все равно обратили бы внимание на тебя и только на тебя, а от остальных отмахивались бы, как от мелкой помехи.

Ник смотрел на учителя и молчал. Он размышлял, существуют ли в тех местах, где обитают живые, специальные магазины по продаже надгробий, и если да, то как бы ему добраться до них и подыскать подходящее. Истаивание его мало волновало.

Ник воспользовался способностью мисс Борроу отвлекаться от грамматики и композиции и болтать о чем угодно и расспросил ее о деньгах: как именно они работают, и как ими воспользоваться, чтобы получить желаемую вещь. У Ника было несколько монет, найденных на протяжении последних лет. (Мальчик выяснил, что лучше всего искать деньги там, где влюбленные парочки целуются, обнимаются и валяются на кладбищенской травке, и часто находил монетки именно в таких местах.) И вот наконец-то они могли Нику пригодиться.

— А сколько стоит надгробие? — спросил он у мисс Борроу.

— В мое время, — ответила она, — надгробие стоило пятнадцать гиней. Сколько стоит сейчас — даже не представляю. Полагаю, что больше. Намного больше.

Богатство Ника составляло пятьдесят три пенса — явно недостаточная сумма.

С того дня, как Ник побывал в могиле Синего Человека, прошло четыре года — половина его жизни. Но он до сих пор помнил дорогу. Мальчик поднялся на вершину холма, к склепу Фробишеров, похожему на гнилой зуб, и оказался над всем городом — даже выше верхушки яблони и шпиля разрушенной церкви. Ник забрался в склеп и начал спускаться, вниз, вниз и вниз, по маленьким каменным ступеням, высеченным в центре холма, и до самого его основания, в каменный зал. Было темно, словно в глубокой шахте, но Ник видел не хуже мертвых, и могила открыла перед ним свои тайны.

Вдоль стены, выложенной внутри могильного холма, вытянулась Стража. Все оставалось таким же, как запомнилось Нику: струйки дыма, ненависть и алчность. Однако на этот раз Ник не испытывал страха.

«Бойся меня, — прошипела Стража. — Я охраняю вещи драгоценные и никогда не теряющиеся».

— Я тебя не боюсь, — сказал Ник. — Помнишь меня? Мне нужно кое-что взять.

«Ничто никогда не уйдет, — донесся из тьмы голос свернувшейся кольцами твари. — Нож, брошь, кубок. Я храню их во тьме. Я жду».

В центре зала лежала каменная плита, а на ней — нож, украшенный камнями, брошь и кубок.

«Господин поместил нас сюда, на равнину, зарыл наши черепа под этим камнем, оставил нас здесь, научив, что мы должны делать. Мы стережем сокровища до тех пор, пока господин не вернется».