Царьград. Гексалогия (СИ) - Страница 414
А мы по‑другому… То, чего не ждет!
Перехватить кинжал за клинок… И – тут же – метнуть!
Ага! Не ждали?
Захрипев, начальник султанской стражи схватился за пронзенную грудь и тихо, без всяких криков, повалился на пол, словно подрубленный серпом сноп. И закатил глаза. Затих.
Лишь истекающий кровью слуга с ненавистью глядел на победителя. И, похоже, собирался закричать…
– Не надо, – недобро ухмыльнулся протопроедр.
И, наклонившись, заткнул врагу рот какой‑то одежкой. А потом и связал – не хотел убивать без надобности.
– Александр? – повернув голову, тихо произнес привязанный к широкой лавке отрок. Спину его пересекали три вздувшиеся красные полосы. Могло быть и больше – Карим‑ичизи только начал.
– Александр из Эпира?
Ничего не ответив, Алексей быстро разрезал связывающие парня веревки. И только тут улыбнулся:
– Рад видеть тебя, Мануил. Идем!
– Идем? Куда?
– Ну, если хочешь, оставайся здесь.
– Сейчас…
Поднявшись на ноги, Мануил быстро оделся и, поморщившись от боли, сообщил, что готов.
Не говоря ни слова, протопроедр ухмыльнулся и, оглядевшись, вышел на галерею, чувствуя позади напряженное дыхание подростка. Махнул рукой влево:
– Туда.
Они прошли переходами, продвигаясь под темными полуразрушенными сводами, знавшими когда‑то куда более славные времена. Остро пахло плесенью и мышами, кое‑где пол под ногами крошился и опасно проседал. Шли не так уж и долго – а показалось – часы! Наконец, впереди послышался приглушенный шум голосов… Султанские жены!
– Тсс! – обернувшись, Алексей схватил своего спутника за руку и потащил к выходу, заранее присмотренному и подготовленному еще вчера – всего‑то и делов: срубить старую штукатурку да вытащить пару кирпичей. Узковат, конечно, лаз, ну да ничего, при желании вполне пролезть можно. А желание такое имелось у обоих – и очень сильное.
Яркие лучи солнца ударили по глазам, на миг ослепив. Внутренний дворик. Кусты. Проломленная стена. Свобода! Миновав пролом, можно выйти к Святой Софии – там всегда много народа – затем, двигаясь вдоль стены, уйти – как раз к Амастридской площади, к пекарне. Там, в какой‑нибудь корчме – да, зачем в корчме, в доме суфия Мешамеда‑тизи! – затаиться, дождаться ночи…
Алексей так бы и поступил, если б не одно, не очень хорошее, но, несомненно, нужное дело.
– Нам туда! – выбравшись из пролома, он указал влево, туда, где за стеной дворца шумела собравшаяся толпа.
– Что там такое происходит? – удивленно прислушался Мануил. – Неужели султан возродил скачки?
– Скачки? – протопроедр цинично прищурился. – Да нет, там куда интересней будет. Пошли!
Уж конечно, к самому эшафоту им подобраться не удалось, куда там! Да и опасно это было – кругом стояли янычары с короткими копьями и конные сипахи.
А на помосте прохаживался палач – верзила с огромной сверкающей саблей! Напротив эшафота, слева, окруженный гвардией, сидел под шелковым балдахином рыжебородый султан Мехмед. В левой руке он держал розу, правой же опирался на жезл, и зеленое знамя пророка развевалось над его головою.
А на помосте, перед ним, брошенные на колени, стояли трое – бывший дука Лука Нотара, его старший сын и зять.
– Отец! Брат! – не выдержав, закричал Мануил. Рванулся…
Алексею стоило немалых трудов его успокоить. Уже и пожалел, что привел сюда парня… Но – надо, надо было привести, обязательно надо. Пусть цинично, пусть жестоко, но… И когда это политика делалась чистенькими руками?
– Смотри! – жестко приказал протопроедр.
Томно понюхав розу, султан взмахнул рукой. Трубачи затрубили в длинные трубы. Что‑то крикнул глашатай…
Янычары подтащили к плахе первого – зятя.
Несчастный дука что‑то кричал ему, видимо, пытаясь хоть как‑нибудь подбодрить. Султан Мехмед выполнил последнюю просьбу Нотары – казнить его последним, дабы в последние минуты поддержать мужество своего старшего сына и зятя.
Сверкнула сабля… Со стуком упала на помост голова, покатилась, подпрыгивая. А тело – истекало кровью…
Нагнувшись, палач ловко схватил голову за волосы, показал ликующей толпе. О да, толпа ликовала – как мало ей надо для счастья!
Алексей скосил глаза на своего спутника: тот уже не кричал ничего, лишь не отрываясь смотрел. И был бледен, как полотно, а кулаки были плотно сжаты… И чуть шевелились губы – шептали проклятия. Или клятву?
Снова сверкнула сабля…
– Брат, – тихо прошептал Мануил.
И еще раз…
– А теперь – отец… Царствие им небесное, Господи!
И ни одна слезинка не выкатилась из глаз отрока. Лишь скрипнули зубы.
– Ты за этим меня сюда привел, Александр?
– Да. Ты должен был видеть.
– Спасибо, я видел, – улыбаясь, Мануил посмотрел на султана.
Алексей вздрогнул – нехорошая это была улыбка, волчья!
Такая, какая должна была быть!
– Ты мужественный человек, Мануил, – протопроедр осторожно взял парня за руку. – Пошли, нам пора.
– Пошли, – не отрывая взгляда от насаженных на длинные копья голов, согласно кивнул юноша.
– Мы пойдем сейчас…
– Мне все равно – куда.
А толпа рукоплескала, неистовствовала, шумела, громко славя султана – великого повелителя правоверных. Тупая, жаждущая крови толпа – жуткая надчеловеческая сущность, Голем.
– Слава султану, слава!
– Да продлит Аллах его дни!
А ведь здесь, на площади, собрались не только мусульмане, вовсе наоборот, большинство было православными подданными султана. И какой же стоял рев!
– Слава султану, слава!
Страшно!
Они просидели до самого вечера в харчевне «Под липами», у Амастридской площади, рядом с пекарней. Сидели долго, до самого закрытия, пока хозяин заведения – немолодой армянин с морщинистым лицом и квадратной бородкой, не дал понять уважаемым гостям, что пора бы и честь знать. И куда было идти? Да, пожалуй что, в пекарню, куда же еще‑то? Ночью… ночью все должно было свершиться, если, конечно, не обманула бабка Гаркатида. Хотя с чего б ей обманывать‑то?
Успели вовремя – тестомес Фимка, похоже, заодно исполнявший обязанности ночного сторожа, еще не успел запереть двери. Мануила он, конечно, не признал, потому как никогда раньше не видел – ну разве где‑нибудь чисто случайно, – а вот Алексея явно испугался. Ну еще бы – кому приятно встречаться с лицом, находящимся в розыске? Тем не менее тестомес, справившись с первым испугом, приветливо улыбнулся:
– Чем могу услужить?
– Нам бы, Фима, укрыться, переждать до утра.
– Да ради бога! Ночуйте.
Тестомес был – сама любезность, и это почему‑то ничуть не насторожило протопроедра: главная‑то операция прошла без сучка и задоринки, можно было немного расслабиться, перевести дух. Алексей понимал, конечно, что его и Мануила – в основном, конечно, Мануила – будут искать, и искать очень тщательно – султан не потерпит надругательства над гаремом. Но все эти поиски вряд ли начнутся уже сегодня, а даже если и начнутся – успехом не увенчаются. Вообще никто никогда беглецов не поймает, как бы не ярился султан – не достать их в ином мире, не достать!
А тестомес уже раскладывал на небольшом столике нехитрый ужин – сыр, оливки, свежий – утренней выпечки – хлеб.
– Прошу откушать. Вот только вина нет… Ой! Знаю тут одно место…
Широко улыбнувшись, он выскользнул в приоткрытую дверь:
– Вы ждите. Я скоро!
– Хорош сторож, – покачал головой Мануил. И, опустившись на узенькую скамью, прикрыл глаза. – Господи… Господи… Бедный отец, брат… Кстати, моя сестра тоже в гареме! О Боже, Боже – за что нам такая участь?
За что? Протопроедр спрятал усмешку – кто бы говорил! Дука Лука Нотара сам, собственными руками, привел себя и свою семью к этому страшному концу. Лучше чалма, чем папская тиара? Ну‑ну… Лучше оказалось? Хотя, с другой стороны – при чем тут Мануил? Слишком юн еще, чтобы идти против собственного отца.
Интересно, где тестомес раздобудет вино? Все харчевни уже закрыты, да и вообще‑то винопитие турками не поощрялось – Аллах запрещал. И как это вообще‑то не отличавшийся особым бесстрашием Фимка не опасается ночной стражи? А ведь ничуть не опасается! Ишь как полетел… Вина, мол, принесу… Вина? Весь такой вежливый, улыбчивый… радостный даже. Встретил, как самых дорогих гостей!