Царь Давид - Страница 21

Ахимелех выполнил просьбу Давида, но четкого ответа на его вопрос так и не получил: «урим» и «тумим» лишь известили, что Бог будет с Давидом всюду, куда тот ни пойдет.

За этой беседой между Давидом и первосвященником пристально наблюдал со стороны Доик Идумеянин (Доэг Эдомитянин). «Книга Самуила» называет его «начальником царских пастухов», то есть фактически управляющим хозяйством царя и главным интендантом армии Саула. Однако великий комментатор Священного Писания Раши[33] утверждает, что Доик был еще и «главой Синедриона», председателем Верховного суда. При этом Раши опирается как на устную традицию, так и на Талмуд, согласно которому Доик был величайшим знатоком Закона и мудрецом своего времени. Однако, подчеркивает Талмуд, в отличие от подлинных мудрецов, он изучал Писание не для того, чтобы проникнуть в сокрытые в нем величайшие тайны мироздания, а чтобы кичиться своими знаниями и с их помощью занять как можно более высокое положение в обществе.

Историки и комментаторы также расходятся во мнении, кем был Доик по происхождению. Большинство вслед за Иосифом Флавием, называющим Доика, «сирийцем», считают, что свое прозвище Идумеянин Доик получил за то, что по рождению был идумеем, прошедшим гиюр, то есть принявшим иудаизм. Однако ряд комментаторов настаивают на том, что Доик был евреем, а свое прозвище получил за кровожадность натуры и за то, что был, как и Давид, «адмони» – «рябым».

В любом случае Доик занимал высокое положение при дворе Саула и в Нове оказался явно не случайно. В качестве «начальника царских пастухов» он мог явиться туда для того, чтобы передать коэнам жертвенных животных, а в качестве главы Верховного Суда – с целью посоветоваться с первосвященником по какому-нибудь сложному вопросу, связанному с теми или иными ритуальными законами. При этом не исключено, что у Доика были какие-то давние счеты с Ахимелехом, а может и со всем сословием коэнов – во всяком случае, такое предположение хоть как-то объясняет последующие события.

Когда Давид удалился, Доик подошел к Ахимелеху и как бы невзначай поинтересовался, что делал тут царский зять. Ахимелех был уверен, что ему нечего скрывать, и рассказал, что Давид отправился выполнять некое секретное поручение царя, а по дороге заехал в Нов и попросил у него хлеба и оружия, и он, Ахимелех, с радостью оказал ему посильную помощь.

В поисках более-менее надежного убежища от гнева Саула Давид остановился на окрестностях расположенного в Иудейской долине города Одоллам (Адулам). В прилегавших к Одолламу горах было бесчисленное множество пещер, облюбованных местными пастухами, бродягами, беглыми рабами. Отыскать в этих пещерах какого-либо конкретного беглеца было просто немыслимо – ведь для этого пришлось бы осматривать каждую из них. Да это и вряд ли к чему-нибудь привело, так как многие пещеры сообщались друг с другом или имели несколько выходов, позволявших уйти от любой погони. И все же, когда Саулу донесли, что Давида видели в пещерах Одолама, тот решил лично отправиться на его поиски. Как утверждает предание, в какой-то момент Саул и в самом деле нашел пещеру, в которой укрывался Давид, однако еще до того, как Саул подошел к ней, Бог послал паука, и тот заткал вход в пещеру паутиной. Увидев эту паутину, Саул решил, что в пещеру давно никто не заходил – ведь в противном случае паутина была разорвана, – и покинул это место.

Вслед за этим Саул предпринял еще один шаг: он направил своих людей в Вифлеем, чтобы они допросили всех членов семьи Давида, которые – царь был в этом уверен – знают о его местонахождении и помогают ему. Отец и братья Давида поклялись, что им неизвестно, где тот скрывается, и посланцы Давида уехали ни с чем. Однако Иессей понял, что Саул теперь не оставит их в покое, над всей семьей нависла смертельная опасность и велел всем своим домочадцам собираться и следовать в Одоллам.

Здесь отец и братья нашли Давида и рассказали ему, что им больше нельзя оставаться в родном Вифлееме. В поисках выхода Давид вместе со всей своей семьей направился в столицу Моава и попросил у царя моавитян убежища на правах дальнего родственника – как-никак бабка его отца и его прабабка Руфь была дочерью моавитянского князя.

Моавитский царь тепло принял гостей из Иудеи, пообещал полную безопасность не только его семье, но и Давиду, а сам тут же направил скорохода к Саулу с вопросом, сколько тот готов заплатить за голову Давида? Но, к счастью для Давида, в ставке Саула в это время по поручению пророка Самуила находился один из его учеников – пророк Гад. Услышав, какую весть принес скороход, Гад поспешил в Моав, чтобы известить Давида о нависшей над ним новой опасности:

«И сказал пророк Гад Давиду: не оставайся в этом неприступном месте, а иди, и придешь в землю Иеудину. И пошел Давид, и вошел в лес Хэрет…» (См. 1, 22:3).

Абарбанель, основываясь на древних источниках, утверждает, что сразу после того, как Давид ушел из Моава, царь этой страны казнил всех его родных, включая мать и отца. Лишь одному из братьев Давида удалось бежать от палача в соседний Амон, царь которого Наас (Нахаш) укрыл его у себя, за что Давид был ему глубоко признателен.

Хэретский лес и пещеры Одолама – вот те области Иудеи, где скрывался в те дни Давид и где к нему постепенно стали стекаться, говоря словами Библии, «все угнетенные, и все теснимые заимодавцем, и все недовольные».

Разумеется, это перечисление не случайно. В те времена в горах и лесах обетованной земли бродило немало бежавших от суда убийц, воров, грабителей, сбивавшихся в разбойничьи шайки. Поэтому автору «Книги Самуила» было крайне важно подчеркнуть, что Давид не принимал в ряды своего стихийно формировавшегося отряда матерых уголовников, зато у его костра находилось место тем, кто вынужден был удариться в бега из-за того, что не мог выплатить долги, не заплатил вовремя налоги царю и т. д. Здесь же, рядом со своим командиром, вскоре оказались дезертировавшие из армии Саула «тридцать витязей», а затем и пемянники Давида, сыновья его сестры Серуйи Авесса, Иоав и Асаэль. Таким образом, вскоре вокруг опального зятя царя собралось 400 человек – какая-никакая, а армия.

Если проводить какие-либо параллели, то невольно напрашивается ассоциация с Робин-Гудом, легенда о котором возникнет спустя более 20 веков после смерти Давида. Давид не просто отказался стать атаманом еще одной банды разбойников, а, напротив, стал защищать от разбойников и набегов филистимлян жителей окрестных городов и деревень, а также обретающихся на местных пастбищах пастухов, получая в обмен за эту защиту различную провизию.

Современный читатель, конечно, может поиронизировать по этому поводу; высказать мнение, что Давид попросту «крышевал» местных земледельцев и скотоводов, взимая с них дань за свое «покровительство». Как покажут дальнейшие события, такое сравнение тоже отчасти уместно, но лишь отчасти – нет никакого сомнения, что жители тогдашней Иудеи и в самом деле нуждались в защите, и без отряда Давида им пришлось бы гораздо хуже.

Все это невольно способствовало росту популярности Давида в народе и возникновению все новых народных легенд о нем – теперь уже в качестве несправедливо преследуемого царем «благородного разбойника».

Это усиление Давида, безусловно, не могло не тревожить Саула, призвавшего на большой совет в Гиве не только всех своих придворных, но и старейшин своего колена – колена Вениамина. Но Иоанафана на этом совете не было – после бегства Давида Саул считал сына врагом и не разговаривал с ним.

В своей речи на совете Саул не скрывал своей обиды на собравшихся – никто из них, по его мнению, не оказал ему должной поддержки, никто не сообщил ему вовремя о сговоре его сына Ионафана с Давидом. Более того – он чувствует, что многие тайно сочувствуют Давиду, хотя это он, Саул, а никак не Давид раздавал им земли и почетные должности. Более того – если они думают, что, став царем, Давид продолжит одарять их этим благами, они ошибаются: он будет заботиться о своих братьях-иудеях, а никак не о биньямитянах. Текст Библии прекрасно передает всю горечь этой речи Саула и всю тяжесть бросаемых им своим сородичам обвинений: