Царь Давид - Страница 11

Впрочем, как отмечает Пол Джонсон, с учетом древности тех событий, о которых идет речь, разница между различными системами хронологий не так уж велика и существенна. Ясно одно: с теми или иными поправками эти события и в самом деле имели место. И особенно хорошо это понимаешь, читая рассказ о схватке Давида с Голиафом.

Пожалуй, трудно найти человека, пусть даже и никогда не открывавшего Библию, который не был хотя бы в самых общих чертах не знаком с историей дуэли Давида и Голиафа. Два этих имени, будучи упомянуты вместе, давно уже стали нарицательными; вечным символом того, что исход любого сражения решает отнюдь не физическая мощь и сила оружия противников. Для самого же Давида этот поединок стал его звездным часом, в одно мгновение обратившего его из придворного музыканта и утешителя царя в общенационального героя и открывшего ему путь уже не в кулуары, а на самые вершины власти.

Вот как начинает рассказ об этих событиях все та же «Книга Самуила»:

«Филистимляне же собрали войска свои для войны и собрались в Сохо, что в Иудее и расположились станом между Сохой и Айзекою в Эфес-Дамиме. А Шаул и исраэльтяне собрались и расположились станом в долине Эйла и приготовились к войне с филистимлянами. И филистимляне стояли на горе с одной стороны, а исраэльтяне на горе с другой стороны, а между ними долина» (См. 1, 17:1-4).

Эти две горы и долина хорошо известны. И сегодня, проезжая с туристами мимо этого места, ни один гид не забудет упомянуть, что «вот здесь и встретились Давид и Голиаф». А то и попросит остановить на четверть часа автобус, чтобы объяснить, где именно стояла филистимская, а где еврейская армия и добавить, что сама эта местность описана библейским автором с такой точностью, что, вероятнее всего, он был непосмредственным очевидцем тех событий.

Филистимский царь Анхус (Ахиш) горел жаждой реванша за недавнее поражение. Но для этого ему во что бы то ни стало надо было выманить Саула на ровную, как блюдце, долину Эйла, где его колесницы и тяжелая пехота просто смяли бы еврейскую армию, большую часть которой составляли ополченцы, вооруженные копьями со щитом, да пращами с камнями.

Однако и Саул прекрасно понимал, что на ровной местности его армия против филистимлян бессильна, и не спешил вступать в сражение. И вот тогда-то Анхус решил если не выиграть войну в одночасье, то, по меньшей мере, запугать или раздразнить евреев с помощью своего богатыря Голиафа, являвшегося, как уже говорилось, согласно еврейскому преданию правнуком Орфы – родной сестры прабабки Давида Руфь.

«И вышел из станов филистимских единоборец по имени Гольят из Гата. Рост его – шесть локтей с пядью. И шлем медный на голове его, и в кольчугу одет он, и вес этой кольчуги – пять тысяч шекелей меди. И медные щитки на ногах его, и дротик медный на плечах его. И древко копья его, как ткацкий навой, а клинок копья его в шестьсот шекелей железа. И щитоносец шел перед ним» (1, 17:4-8).

Это описание позволяет нам довольно зримо представить, что являл собой Голиат. Если исходить из того, что 1 локоть того времени считался равным 42.5 см, а пядь – 22.2 см, то рост Голиафа составлял 2.89 м. На первый взгляд, это звучит фантастически, но на самом деле это не так – в истории человечества зафиксированы факты жизни людей, обладавших подобным или близким ростом.

Так, официально зарегистрированный самый высокий человек планеты Роберт Першинг Уодлоу имел рост 2.72 м, однако неофициально (из-за отсутствия необходимых фотографий) считается, что таковым был русский гигант Федор Махнов, обладавший ростом 2.83 м. Таким образом, подобные гиганты редко, но встречаются, а Библия и не скрывает, что Голиаф был уникальным человеческим феноменом.

Вдобавок ко всему, вооружение Голиафа представляло собой, что называется, последний «писк военной моды» того времени. Медный шлем, кольчуга, наколенники, железный меч и копье с железным наконечником – все это были тогда сверхсовременные виды оружия, о которых евреи могли только мечтать. Правда, только вес кольчуги Голиафа составлял 57 кг, общий же вес всего его оружия намного превышал 100 кг, но это лишь доказывало, насколько он был силен и грозен, как соперник.

Именно поэтому предложение Голиафа решить исход войны в поединке двух богатырей и повергло израильтян в такой ужас:

«И стал он, и воззвал к полкам исраэльским, и сказал им: зачем вам всем затевать войну? Ведь я филистимлянин, а вы рабы Шауловы: выберите у себя человека, и пусть он сойдет ко мне. Если он сможет со мною сразиться и убьет меня, то мы будем вам рабами; если же я одолею его и убью его, то будете вы нам рабами и будете служить нам…» (См. 1, 17: 8-10).

Сам голос Голиафа был настолько ужасен, напоминал не столько голос человека, сколько трубные звуки, что «услышал Шаул и весь Исраэль эти слова и оробел очень» (См. 1, 17:11).

В течение сорока дней каждое утро и каждый вечер выходил Голиаф в поле и вызывал кого-нибудь из евреев на бой. Однако никто не откликался на это предложение, хотя Саул и объявил, что семья мужа, который сразится с филистимским богатырем и одержит над ним победу, получит полное освобождение от налогов до конца жизни победителя, а сам победитель будет удостоен особой благосклонности царя и руки одной из его дочерей.

Слух о вызове, который бросил Голиаф всему еврейскому народу, быстро распространился среди всех двенадцати колен и во всех деревнях и городах израильтян с тревогой ждали, чем закончится эта история. Ведь даже если бы и смельчак, который готов принять вызов Голиафа, это означало бы, что он принимал и условия Голиафа: «Если он сможет со мною сразиться и убьет меня, то мы будем вам рабами; если же я одолею его и убью его, то будете вы нам рабами и будете служить нам».

Между тем, день ото дня Голиаф распалялся все больше, и, выходя в поле поносил уже не только евреев за их трусость, но и их жен, матерей и дочерей. При этом, добавляет мидраш, Голиаф провозглашал, что находится под защитой филистимских богов, в то время, как евреи настолько презренный народ, что у них даже нет богов.

Эти слова в определенном смысле отражали общее отношение филистимлян, да и других языческих народов к израильтянам. Будучи не состоянии понять и тем более принять идею Единственного незримого Бога, они были убеждены, что евреи либо просто безбожники, либо лишены покровительства тех самых богов, идолы которых, как мы увидим в будущем, сопровождали их самих в битву.

На сороковой день выхода Голиафа в поле Давид и появился в еврейском лагере. Это был далеко не первый приход его в лагерь с начала войны. В армии Саула к тому времени находилось трое старших сыновей Иессея – Елиав, Авинадав и Самма (Шамма). Давид же как один из младших сыновей был, как уже говорилось, в соответствии с законом освобожден от службы в боевых частях, но регулярно доставлял в армию продовольствие, т. е. исполнял обязанность, наложенную на Саулом на каждую еврейскую семью и выполняемую народом без ропота – кормить-то приходилось своих братьев и отцов.

В тот день отец передал с Давидом десять больших голов сыра для всей армии, а также хлеб и зерно для его братьев, а заодно и наказ, чтобы никто из них ни в коем случае не делал глупостей и не пытался выйти на бой против Голиафа. Именно так истолковывает ряд комментаторов слова Библии «и передай привет братьям твоим и возьми их ручательство» – ручательство в том, что они не примут вызов филистимлянина. Но есть, однако, и другое толкование, по которому Иессей просил Давида напомнить братьям, что те, уходя на войну, забыли дать развод («ручательство») своим женам, как это было принято у евреев, а заодно намекнуть им, что он ждет от своих сыновей воинского подвига и удивлен, почему ни один из них до сих пор не вышел на бой с Голиафом.

В тот момент, когда Давид разговаривал с братьями, в поле в очередной раз возник Голиаф и начал произносить свою речь, которая, будь она переведена на русский в соответствии с ее буквой и духом, была бы щедро пересыпана отборным матом. И вот тут-то в Давиде все встрепенулось: в отличие от многих других, он не мог спокойно слышать, как кто-то поносит его народ и говорит, что у него нет Бога, в которого он беззаветно верил. На подобные оскорбления, по мнению Давида, надо было отвечать – и отвечать немедленно!