Бремя стагнатора - Страница 23
Юнари стояла ни жива, ни мертва.
– Я выкуплю у тебя девушку, – кузнец повернулся к ней. – Сколько тебе осталось?
– Четыре лета, – быстро сказал Коцеру.
Жадность взяла в нем вверх над мстительностью. Он уже забыл про сломанную трость и саднящее горло. Главное – не упустить прибыль. Этому здоровяку девка явно приглянулась – вот и отлично. Значит, не пожалеет серебра, чтобы ее выкупить. А за хорошие деньги можно простить и обиду, и унижение на глазах у никчемной служанки.
– Два, – едва слышно прошептала Юнари.
Старик вскипел:
– Лжешь, негодная тупоумная девка! Она и считать-то не умеет.
– Ты ведь купил ее на торгу, так? – спросил кузнец, не обращая внимания на вопли.
– Ну да! Недешево досталась…
– Зачем же ты врешь про четыре лета? В прошлом наводнения не было.
– Э-э, я ошибся, – заюлил Коцеру, – три! Три лета.
– Я тебе не верю, а ей, – кузнец поманил к себе девушку, – нет смысла обманывать. Вот что, Юнари, принеси, пожалуйста, мою одежду и сумки. Знаешь мальчишку, что приглядывает за раздевалкой?
– Знаю, господин. Но как я…
– Назовешь ему мое имя – Косталан.
Она выскочила за дверь, повторяя про себя: «Косталан… Косталан… Коста…»
На душе было светло и радостно. Почему-то она совершенно не боялась того, что будет дальше. Наоборот – ждала, чтобы все поскорее закончилось, и они ушли отсюда. Вместе.
И еще: никто и никогда раньше не говорил ей «пожалуйста».
Когда Юнари вернулась, окончательно пришедший в себя распорядитель орал высоким голосом:
– Да ты знаешь, сколько она съела за это время?! Страшно подумать! А пользы от нее – грош! И на три медных монеты не наберется!
Кузнец взял из рук девушки одежду, ободряюще кивнул. Казалось, крики Коцеру его совершенно не беспокоили. Он набросил халат, подпоясался, сунул ноги в растоптанные сапоги.
Старик не унимался:
– Она сломала две щетки, трижды проливала дорогущий травяной настой, а уж сколько мыльного корня зазря перевела – просто не счесть!
Развязав нитку с монетами, Косталан спокойно спросил:
– Сколько?
Хозяин продолжал вопить:
– Они все думают, что я сделан из денег! Будто бы смысл всей моей жизни – кормить всяких деревенских дурочек, а не заработать немного на спокойную старость! Да я скоро разорюсь вконец из-за таких вот… – тут до него, наконец, дошел смысл вопроса. – Что?
Юнари испуганно жалась в углу, опустив глаза. Но на мгновение Косталану удалось встретиться с ней взглядом. Девушка смотрела на него с мольбой и отчаянной надеждой.
– Я спрашиваю – сколько?
– Что сколько?
– На сколько Юнари тебя разорила за это время?
Старика перекосило. Он боялся заломить слишком высокую цену, но и прогадать тоже не хотел.
– Четверть серебра!
Услышав непомерную сумму, девушка охнула. На торгу Коцеру дал за нее всего лишь десять медяков. А вдруг кузнец передумает? Вдруг для него это чрезмерно много – ведь он не выглядит богачом.
– Вряд ли ты платил за нее хотя бы треть от этой цены. Но я не буду с тобой торговаться, старик. Вот твои деньги, – он бросил на скамью горсть медяков. На глаз там было даже больше, чем четверть серебряного чига. Глаза Коцеру загорелись, он жадно собрал монеты, упрятал их поглубже за пазуху.
– Там больше, – сказал Косталан. – Моя плата за сегодня.
– Да-да, конечно, господин Косталан. Приходите снова! В моих термах любят щедрых гостей!
– Пусть любят. Только не меня.
Распорядитель дернулся:
– Как это?
– Я сюда больше не приду, старик. Видеть тебя не могу, боюсь, что-нибудь сделаю. Ну, мы уходим. Не забудь отдать мне залог Юнари. Я жду у входа.
Когда старик вышел, девушка обняла Косталана и разрыдалась.
– Ну что ты… – он погладил ее по голове, – не надо плакать. Лучше беги, собери свои вещи, пока этот старый скупердяй действительно не надумал позвать охрану.
Возможно, распорядитель Коцеру собирался выручить с девчонки на порядок больше, научив ее премудростям «особого» ухода за щедрыми, но одинокими клиентами. Девушки постарше в его термах умели не только подкладывать в воду благовония, растирать маслом и делать массаж. Но побоялся связываться с буйным кузнецом. Ведь случись драка, слухи действительно пойдут гулять по городу: кого били, да почему, и в чем была причина. История Юнари быстро дойдет до чиновничьих ушей, и они не замедлят явиться с проверкой. Вы что, уважаемый Коцеру-са, нарушаете эдикты императора? Как нет? А девушку для чего выкупили? Полы подтирать? Да неужели?
Прохладная ладошка снова легла на лоб:
– Ты заснул, Коста?
– Нет, просто задумался. Вспомнил, как впервые тебя увидел.
По молчаливой договоренности они старались не произносить вслух слова «термы», «парная», «услужение». А старого распорядителя не поминать даже косвенно. А игра с тем самым вопросом, который их познакомил – «что подать доброму господину», – незаметно прижилась. Наверное, Юнари нравилось ухаживать за ним.
Впрочем, взаимно.
– Я совсем некрасивая была, да?
– Ну почему? Ты – лучше всех!
Девушка долго не отвечала, Косталан приоткрыл глаза и увидел, что она опустила голову и насупилась.
«Та-ак, опять ляпнул что-то не то. Эх, не умею я разговаривать с женщинами…»
– Что случилось? Я тебя обидел?
Юнари молчала.
– Да в чем дело! Если я что-нибудь не так сказал, извини. Только не молчи.
– Ты считаешь, что я осталась такой же некрасивой, как и была! – выпалила она наконец. И добавила: – Я совсем не изменилась, да?
Косталан замер с раскрытым ртом, потом рассмеялся, сгреб Юнари в охапку и притянул к себе. Конечно, она тут же запищала, что халат намокнет, что испортится прическа, что произойдет еще десяток столь же непоправимых событий.
– Ну так сними его, – посоветовал Косталан. – И нечему будет намокать. Кроме тебя.
– А как же ужин?.. – неуверенно сказала девушка. – Ты просил приготовить.
– Подождет ужин.
И протянул ей руку.
Мужской наготы Юнари совершенно не стыдилась – насмотрелась в термах, а сама раздеваться стеснялась. Гасила светильник или просила отвернуться. Или вот так, как сейчас, – скидывала халат, рубаху и прикрывалась руками. Притом, что ей очень нравилось, когда он любовался ее телом и говорил об этом.
Косталан мягко развел ее руки в стороны, сказал восхищенно:
– Какая ты красивая!
Она, конечно, тут же смутилась, зарумянилась, как плод солнечного дерева, и быстро залезла к нему. Медная купальня закачалась, на пол плеснуло немного воды.
– Ой, какая я неуклюжая!
Юнари рванулась наружу – убрать, но Косталан крепко прижал ее к себе, поцеловал в угол губ. Успокоил:
– Мы сейчас еще и не так набрызгаем! А потом вместе уберем. Хочешь?
Он заглянул в глаза девушки и напрочь забыл все, что хотел сказать. Велеречивые поэты древности сравнили бы их с бездонными горными озерами, в которых так легко утонуть. Или с бескрайним ночным небом. Или еще с чем-нибудь. Но простой кузнец не умел красиво складывать слова. Он просто смотрел и удивлялся: как может в хрупкой маленькой девушке уместиться столько любви и нежности.
Именно в тот день Косталан впервые заметил то, чему суждено было прославить его имя. Казалось бы – сотни тысяч людей видели то же самое до него, но никто не обратил внимания. Вполне может быть, что и он проглядел бы идею, как и много раз до того, если бы не ворочалось неустанно в голове гигантское поливочное колесо.
Слишком уж Косталан хотел помочь – своим родным, семье Юнари, друзьям, соседям… всем!
Счастливая Юнари крутилась у очага, Косталан порывавшийся помогать, был отправлен на скамью – не путаться под ногами и вообще не мешать. Он не сопротивлялся. Позиция оказалась самая выгодная: можно ничего не делать и просто смотреть, как девушка двигается. Есть в этом что-то завораживающее и чудесное.