Близкий друг - Страница 2

Как водится, разговор вскоре перешел на предметы чудесные и необъяснимые. Капитан Бартон, по всегдашней привычке, подвергал все уверения дам оспариванию и насмешкам. Правду говоря, он ничуть не притворялся, а искренне отстаивал свою точку зрения. Пожалуй, в этом можно усмотреть некую иронию судьбы: объектом воздействия потусторонних сил стал не кто иной, как сам капитан — по многолетнему убеждению неисправимый скептик во всем, что касается сверхъестественных явлении.

Когда мистер Бартон, как обычно, в одиночестве, отправился в обратный путь, было уже далеко за полночь. Он дошел до пустынной улицы, где лишь зачаточные, едва поднимающиеся над землей стены обозначали границы фундаментов. Луна заливала окрестности туманным сиянием, и в ее неверном свете дорога казалась еще угрюмее. Кругом царила мертвенная тишина, неуловимо тревожащая душу; звуки шагов раздавались в ней неестественно гулко.

Не успел капитан дойти до середины улицы, как вдруг позади, шагах в сорока, послышалась громкая размеренная поступь.

Чувствовать, что за вами идут по пятам, всегда неприятно, особенно если это случается на глухой пустынной улице. Капитану Бартону стало не по себе, он резко обернулся, чтобы встретиться с преследователем лицом к лицу. Полная луна освещала каждый камушек на дороге, однако, сколько ни вглядывался капитан, ничего похожего на человеческую фигуру он не заметил.

Этот звук не был эхом его собственных шагов — капитан потопал ногами о землю, прошелся взад и вперед, но не получил ни малейшего отклика. Не обладая чересчур бурной фантазией, он был вынужден в конце концов признать эти звуки игрой воображения. Удовлетворив таким образом свое любопытство, капитан пошел дальше, но, не успел он сделать и дюжины шагов, как таинственная поступь раздалась снова. На этот раз преследователь словно задался целью доказать капитану, что топот этот не имел ничего общего с эхом — шаги то стихали, то пускались бежать, то снова замедляли ход.

Капитан Бартон еще раз резко обернулся — на дороге по-прежнему никого не было. Он вернулся на то же место, откуда начал путь, твердо намереваясь найти источник загадочных шагов, однако попытка его не увенчалась успехом.

Хотя Бартон и не верил в духов, тем не менее, по спине у него пробежал холодок суеверного страха. Ощущение это пришлось храброму капитану не по душе; он торопливо продолжил путь. Таинственные звуки на время стихли, но, стоило ему дойти до места, откуда он вернулся в поисках загадочного источника, шаги раздались снова. Невидимый преследователь пустился бежать, грозя вот-вот настичь испуганного путника.

Непонятные звуки вселили в капитана смутную тревогу. Он остановился и, не в силах сдержать безотчетный страх, сурово крикнул:

— Кто идет?

Звук собственного голоса, внезапно разорвавший гулкую тишину и тотчас же исчезнувший в небытие, вселяет в нас непостижимый трепет. Впервые в жизни капитан задрожал от ужаса.

Шаги преследовали его до самого конца пустынной улицы. Капитану пришлось собрать все свое упрямство, всю свою гордость, чтобы не пуститься бежать со всех ног. Лишь очутившись дома и уютно устроившись у камина, капитан почувствовал себя в силах собраться с мыслями и обдумать как следует странное происшествие. И такие, в сущности, пустяки способны поколебать закоренелого скептика — это доказывает, до какой степени властны над нами извечные законы природы.

Наутро, за ранним завтраком, мистер Бартон размышлял о событиях прошедшей ночи скорее с любопытством, чем с ужасом — бодрящие лучи солнца быстро развеивают самые мрачные воспоминания. В этот миг на стол его легло только что доставленное письмо.

На вид в послании этом не было ничего замечательного, разве что адрес написан незнакомым почерком — впрочем, может быть, поддельным: высокие узкие буквы сильно клонились влево. Как часто бывает в подобных случаях, капитан, словно желая помучить себя неизвестностью, вскрыл конверт не сразу. Он вглядывался в него минуту-другую и лишь затем сломал печать. В письме содержалось всего несколько строк, написанных тем же ровным почерком:

Капитан Бартон вновь и вновь перечитывал странное послание, рассматривал его, поворачивая то так, то эдак, ощупывал бумагу, на которой оно было написано, и еще раз вгляделся в почерк. Ничего не добившись, он изучил печать. В ней не было ничего примечательного, всего лишь капля воска, небрежно залепленная большим пальцем.

На письме не оказалось ни малейшего знака, который мог бы навести капитана на разгадку его происхождения. Автор, казалось, написал письмо с самыми дружескими намерениями и в то же время намекал, что его следует «опасаться».

Как бы то ни было, и само письмо, и его автор, и подлинные его цели остались для капитана неразрешимой загадкой, к тому же вызывающей неприятные ассоциации с ночным происшествием.

То ли из гордости, то ли из других соображений мистер Бартон не рассказал о случившемся даже своей невесте. События эти, какими бы незначительными они ни казались, самым неприятным образом поразили его воображение, и он ни за что на свете не раскрыл бы юной даме своих ощущений из страха, что она расценит их как слабость. Письмо могло оказаться всего лишь розыгрышем, таинственные шаги — обманом чувств или злой шуткой. Но, хотя Бартон и склонен был думать, что все это происшествие выеденного яйца не стоит, мысли о нем неотвязно преследовали его, наполняя душу смутными предчувствиям чего-то недоброго. Несомненно одно: после этого капитан долго избегал ходить по злополучной улице, где, если верить письму, его подстерегает опасность.

Примерно через неделю после получения письма случились новые события, оживившие в памяти капитана Бартона загадочные строки и напомнившие о страхах, которые ему почти удалось забыть.

Как-то раз, поздно вечером, капитан возвращался из театра, что находится на Кроу-Стрит, и, проводив мисс Монтегю и леди Рочдейл до экипажа, остановился поболтать с парой друзей.

Прогуливаясь с приятелями, он с болезненной отчетливостью слышал за спиной гулкие шаги. Стрелки часов перевалили за час ночи, и улицы были совершенно пусты. Раз или два он обернулся, с тревогой ожидая, что его опять, как и неделю назад, постигнет разочарование и все же горячо надеясь увидеть вдалеке силуэт человека, который объяснил бы случившееся самыми естественными причинами. Однако на улице никого не было.

Не доходя университета, он расстался с приятелями и продолжил путь в одиночку, с трепетом прислушиваясь, как за спиной все громче и отчетливее раздается топот, теперь уже хорошо знакомый и наполняющий душу леденящим ужасом.

Шаги преследовали его вдоль глухой стены, огораживавшей университетский парк. Они двигались в том же неровном ритме, то замедляясь, то переходя на бег. Капитан то и дело оборачивался — иногда резко, всем корпусом, иногда украдкой взглядывая через плечо, — но за спиной по-прежнему никого не было видно.

Мало-помалу эта неощутимая, невидимая погоня вывела капитана из себя. Когда он добрался наконец до дома, нервы у него были натянуты так, что он и помышлять не мог об отдыхе. До самой зари капитан не прилег в постель.

Разбудил его громкий стук в дверь. Слуга протянул капитану пачку писем, только что доставленных почтальоном. Одно из них тотчас же приковало к себе взгляд капитана. Он вздрогнул. Знакомым почерком было написано: