Близкий друг - Страница 10

Не дожидаясь объяснений, Монтегю в сопровождении слуги подбежал к спальне, нажал на ручку и с легкостью распахнул дверь. Из дальнего угла кровати навстречу им с грозным шипением выпорхнула зловещая птица, за которой безуспешно охотился слуга. Взмах ее крыльев загасил свечу в руках Монтегю. Прошелестев у них над головами, сова подлетела к потолочному окну в коридоре, вышибла стекло и исчезла в черноте ночного неба.

— Вот она, нечистая, благослови нас Господь, — прошептал слуга, едва дыша от страха.

— Чертова птица, — пробормотал испуганный неожиданным видением генерал, не в силах скрыть замешательства.

Оба едва переводили дыхание. В комнате по-прежнему горел свет.

— Кто-то перенес свечу, — заметил слуга. — Смотрите, ее поставили возле кровати.

— Раскройте занавески, приятель, и не стойте, разинув рот, — сурово шепнул Монтегю.

Слуга в нерешительности застыл на месте.

— Тогда держите, — Монтегю нетерпеливо сунул слуге подсвечник и сам раздвинул занавески на кровати. Пламя свечи, еще горевшей у изголовья, выхватывало из темноты съежившуюся полусидячую фигуру. Похоже, человек забился в угол, отодвигаясь назад, насколько позволяла твердая спинка кровати; руки его навеки застыли, крепко вцепившись в простыню.

— Бартон, Бартон, Бартон! — тщетно взывал Монтегю. В голове причудливо смешивались страх и ярость. Он схватил свечу и поднес ее к лицу капитана. Мертвенно-бледные черты застыли в в оцепенении, челюсть отвисла, взгляд незрячих глаз, широко распахнутых, упирался в изножье кровати.

— Боже всемогущий! Он мертв, — пробормотал генерал. Оба с минуту или более разглядывали страшную картину. — И давно остыл — шепнул Монтегю, отдергивая руку от ледяных пальцев покойного.

— Смотрите, смотрите! Провалиться мне на этом месте, сэр, — с содроганием добавил слуга. — С ним на кровати еще кто-то был. Посмотрите сюда, сэр, вот оно. Слуга указал на глубокую вмятину у изножья постели, словно продавленную чьим-то тяжелым телом. Монтегю молчал.

— Пойдемте, сэр, ради Бога, пойдемте отсюда, — шептал слуга, крепко вцепившись в руку генерала и испуганно озираясь. — Недоброе это место. Все равно мы ничем помочь не можем. Пойдемте, ради Христа!

В коридоре послышались шаги многочисленных домашних. Монтегю приказал слуге под любым предлогом задержать их, а сам с трудом разжал железную хватку мертвых пальцев, сжимавших одело и, насколько сумел, придал скорченному телу лежачее положение. После этого, тщательно задернув занавески, поспешил навстречу приближавшимся домочадцам.

Вряд ли имеет смысл подробно прослеживать события последующей жизни персонажей второстепенных, имеющих к герою него повествования лишь косвенное отношение; достаточно сказать, что ключ к разгадке зловещих событий так и не был найден, тем более что с момента загадочной смерти капитана Бартона прошло уже столько времени, что вряд ли можно ожидать, будто откроются новые обстоятельства, способные пролить на эту темную историю. Давние события останутся покрыты мраком до тех пор, пока земля еще способна хранить свои тайны.

Через несколько лет после смерти капитана Бартона было предано гласности некое происшествие, случившееся с капитаном в годы службы на флоте. Оно, по-видимому, тесно связано с появлением мистического преследователя, наполнившего болью и ужасом последние дни жизни капитана, да и он сам рассматривал свои страдания как возмездие за некие былые грехи. Открытие это, в некоторой степени омрачившее память капитана, было болезненно воспринято его родственниками.

Как выяснилось, за шесть лет до того, как капитан Бартон окончательно осел в Дублине, он, будучи в городе Плимуте, вступил в незаконную связь с некой девицей, дочерью одно из членов команды его фрегата. Отец отнесся к грехопадению дочери сурово и даже жестоко, и поговаривали, что она умерла от разбитого сердца. Он знал, что в позоре дочери виновен Бартон, и держался с капитаном на редкость вызывающе. Бартон отплатил ему и за дерзость, и — что бесило его куда сильнее — за жестокое обращение с несчастной девушкой; он систематически применял к подчиненному все жесточайшие меры, какие дозволяются законом для поддержания дисциплины на военных кораблях. В конце концов, когда судно находилось на стоянке в порту Неаполя, измученный офицер сбежал, но, как говорят, скончался в городской больнице от ран, полученных во время одного из последних телесных наказаний.

Трудно сказать, действительно ли это происшествие имеет какую-то связь с обстоятельствами трагической кончины капитана Бартона. Вполне вероятно, однако, что в мозгу капитана возникла между ними какая-то связь. Но где бы ни крылась правда о происхождении зловещего призрака, преследовавшего капитана Бартона и мотивах его поступков, очевидно, что тайна эта будет покрыта мраком вплоть до Судного дня.

Вышеприведенный рассказ публикуется ipsissima verba[1] старого доброго священника, вручившего эту рукопись доктору Гесселиусу. Несмотря на то, что стиль рассказчика кое-где отличается тяжеловатостью, а обороты — излишней цветистостью, я считаю нужным уверить читателя, что при подготовке рукописи к печати редактор не изменил ни единой буквы первоначального текста.