Бегство из сумерек (сборник) - Страница 95

Я отталкиваю ее руку и поднимаюсь сам.

- Куда идем?

Она хмурится, потом говорит:

- Наверно, ко мне домой.

Мы отправляемся в путь; она идет впереди. Я показываю вверх:

- Гляди, вон облако в форме облака!

Она улыбается, и я чувствую себя таким довольным, что мне хочется даже поблагодарить ее.

Мы подходим к ее дому, чья зеленая дверь открывается прямо на улицу. На окнах красные и желтые занавески; белая краска, которой выкрашен дом, кое-где начала шелушиться.

Девушка достает ключ, вставляет его в большой черный железный замок, широко распахивает дверь и грациозным жестом приглашает меня войти. Наклонив голову, я вступаю в сумрачный холл. В нем пахнет лавандой. Стены отделаны старинными дубовыми и латунными полированными панелями; повсюду, куда ни посмотри, предметы конской упряжи и подсвечники без свечей. Справа уходит во мрак лестница, ее ступеньки покрыты темно-красным ковром.

На высоких полках расставлены вазы с папоротниками; еще несколько ваз примостилось на подоконнике у двери.

- Если хотите привести себя в порядок, у меня есть бритва, - говорит девушка.

К счастью для нее, я настроен достаточно самокритично, чтобы понять, что мне в самом деле не помешает побриться. Я благодарю ее. Мы поднимаемся по лестнице; широкая юбка девушки колышется в такт ее шагам.

Я вхожу в маленькую ванную. Там пахнет духами и дезинфицирующими средствами. Девушка включает свет. На улице небо наливается синевой; солнце уже село. Девушка доказывает мне бритву, мыло, полотенце. Она поворачивает кран, и вода начинает течь в ее подставленную ладонь.

- Еще горячая, - говорит она, выходит и закрывает за собой дверь.

Я устал и потому бреюсь кое-как. Повинуясь внезапной мысли, мою руки и дергаю дверь, чтобы проверить, не заперта ли она. Дверь открывается в освещенный коридор.

- Эй! - окликаю я. Девушка выглядывает из-за другой двери в дальнем конце коридора. - Я побрился.

- Идите вниз, в гостиную, - говорит она. - Я сейчас спущусь.

Я ухмыляюсь, давая ей понять, что догадался, - под платьем на ней ничего нет. Все они таковы. Одежда да волосы - вот чем они берут.

Где же она? Она должна быть где-то здесь, ее след привел меня в этот городок. От нее можно ждать всего; ей ничего не стоит спрятаться под личиной моей новой знакомой. Я сломаю ей другую руку, наслаждаясь хрустом костей, и меня не поймают. Она высосала из меня жизнь, а мне потом предъявили обвинение, будто я сломал ей пальцы. Я всего лишь пытался забрать кольцо, которое когда-то ей подарил. Но у нее на пальцах было столько колец, что я запутался.

Она превратила меня в волка с острыми клыками.

Я спускаюсь по лестнице, ступая нарочито тяжело, чтобы ступеньки скрипели и стонали под моими ногами. Я вижу гостиную и прохожу туда. Глубокие кожаные кресла, снова дубовые и латунные панели, снова папоротники в дымчатых фиолетово-красных вазах. Камин, в котором не горит огонь. Мягкий многоцветный ковер. Небольшое пианино с черно-белыми клавишами; над ним - картина в раме.

Накрытый на двоих стол под белой скатертью. Два стула рядом.

Я стою, повернувшись спиной к камину, и слушаю, как стучат по лестнице ее туфли на острых каблучках.

- Добрый вечер, - говорю я вежливо, когда она входит в комнату. На ней темно- голубое бархатное платье в обтяжку; в ушах и на шее поблескивают рубины. На пальцах ее рук переливаются кольца. Я вздрагиваю, но овладеваю собой.

- Садитесь, пожалуйста, - все тем же грациозным взмахом руки она указывает на кожаное кресло с желтой подушкой. Вам лучше?

Я полон подозрений и потому не отвечаю. Откуда мне знать, что она имеет в виду?

- Пойду принесу обед, - говорит она. - Потерпите немножко, ладно?

Я снова победил ее. При таком раскладе ей меня не одолеть.

Я жадно поглощаю непривычную на вид и на вкус еду и только потом соображаю, что она могла быть отравлена. Дожидаясь кофе, я философски заключаю, что теперь уже все равно. Я понюхаю кофе; если от него будет исходить горький аромат миндаля, значит, он отравлен. Я пытаюсь вспомнить, пахло ли какое-либо из съеденных мною кушаний миндалем. Как будто нет. Я чувствую себя спокойнее.

Девушка приносит кофе в большом коричневом глиняном кофейнике. Она садится и наливает дымящийся напиток мне в кружку. Он благоухает на всю комнату, и, к моему облегчению, в его аромате нет и намека на горький запах миндаля. Правда, откровенно говоря, я не знаю, как на самом деле пахнет миндаль.

- Если хотите, можете остаться переночевать. У меня есть свободная комната.

- Спасибо, - отвечаю я, многозначительно прищуривая глаза, но девушка отворачивается и протягивает изящную руку к кофейнику.

- Спасибо, - повторяю я. Она не отвечает. Какую она ведет игру? Девушка набирает воздух, собираясь, видимо, что-то сказать, бросает на меня быстрый взгляд и плотнее сжимает губы. Посмеиваясь, я откидываюсь на спинку кресла, обхватив обеими руками свою чашку с кофе.

- Есть волки и есть овцы, - говорю я, заводя обычный разговор. - Как по-твоему, кто ты?

- Никто, - говорит она.

- Значит, ты овца, - заключаю я. - Волки знают, что они такое и что им надо делать. Я волк.

- Неужели? - спрашивает она, явно поскучнев от моей философии, явно не понимая ее. - Вам лучше пойти спать. Вы утомлены.

- Если ты так настаиваешь, - с готовностью соглашаюсь я.

Она, проводив меня в комнату, окно которой выходит на неосвещенную улицу, желает мне доброй ночи. Закрыв дверь, я настороженно прислушиваюсь, ожидая скрежета ключа в замке, но ничего такого не происходит. Мебели в комнате немного: высокая старомодная кровать, пустой книжный шкаф и резной деревянный стул. Рядом с кроватью - обычная лампа с парчовой шторкой, на которой между двумя складками проступают изображения цветов. Я ощупываю стул, и меня пробирает дрожь наслаждения. Я стягиваю с кровати пикейное покрывало и осматриваю чистые свежие простыни. В изголовье лежат две мягкие белые подушки. Я сбрасываю с себя костюм, стаскиваю ботинки и носки и остаюсь в одном исподнем. Я выключаю свет и, все еще слегка дрожа, забираюсь под одеяло. Несмотря на ранний час, я скоро засну. Я уверен, что пробужусь на рассвете.

Утром я открываю глаза: бледный солнечный свет проникает в комнату через щель между занавесками. Я пытаюсь снова заснуть, но у меня ничего не получается. Я откидываю одеяло, так что оно наполовину сползает с кровати, и встаю. Я подхожу к окну и выглядываю на улицу.

Немыслимо! По мостовой, поводя носом, бежит большой жирный заяц. Следом, натужно ревя, ползет грузовик, но заяц бежит, никуда не сворачивая. Я ощущаю напряжение и восторг. Я открываю дверь и бегу по коридору к комнате девушки. Я врываюсь внутрь. Она спит, положив одну руку на край кровати. Одеяло сползло с нее, обнажив бледно-розовые плечи. Я сильно хватаю ее за плечо, с таким расчетом, чтобы разбудить. Вскрикнув, она садится на постели. Она дрожит.

- Скорее! - говорю я. - Выгляни в окно. По улице бежит заяц!

- Уходите. Я хочу спать, - отвечает она, - не мешайте мне спать.

- Нет. Ты должна увидеть этого громадного зайца! Как он очутился в городе?

Девушка поднимается и идет следом за мной в мою комнату. Я бросаюсь к окну и с облегчением убеждаюсь, что заяц никуда не делся.

- Смотри! - Девушка подходит к окну, и я показываю ей на животное. Она изумлена.

- Бедняжка, - шепчет она. - Надо помочь ему.

- Помочь? - поражаюсь я. - Зачем? Я убью его, и у нас будет чем позавтракать. Девушка вздрагивает.

- Как можно быть таким жестоким?

Заяц исчезает из виду, завернув за угол. Я разъярен; все мои нервы взвинчены.

- Удрал!

- Но ведь все в порядке, правда? - говорит она успокаивающе. Моя ярость ищет выхода. Я начинаю плакать от разочарования. Она кладет руку мне на плечо.

- Что случилось? Я стряхиваю ее руку, но потом, передумав, обнимаю девушку и рыдаю у нее на груди. Она гладит меня по спине, и мне становится легче.