Звоните и приезжайте - Страница 6

– Кому? – перебил я.

В ответ она опять рассмеялась. А я, к сожалению, не смог ей ответить тем же.

На следующий день утром я спрятался за углом Лили-ного дома и стал наблюдать.

Было холодно. Но мне было жарко…

Она вышла на улицу вместе с Валей, который жил на втором этаже.

Я так и думал! Он держал в руках две пары коньков – ее и свои. И смотрел на нее так же, как и вчера: не то с уважением, не то как-то иначе… А она улыбалась.

В ту минуту я понял, что любить нужно только того человека, который достоин любви!

Я понял это очень ясно и твердо… Но мне от этого было ничуть не легче.

Я пришел к студенту-геологу Юре и сказал:

– Ты просил, чтобы я… когда будет очень и очень тру­дно…

– Все то же самое?

–Да…

– Перестань! Это даже смешно. В твоем возрасте? Не­серьезно!

Но это было серьезно. Так серьезно, что на следующий день я опять схватил двойку. И не потому, что не выучил урока, а потому, что ни о чем другом не мог думать. Одним словом, плохо соображал…

Бабушка считала моего папу неудачником. Она не за­являла об этом прямо. Но время от времени ставила нас в известность о том, что все папины товарищи по институту стали, как назло, главными врачами, профессорами или в крайнем случае кандидатами медицинских наук. Бабушка всегда так громко радовалась успехам папиных друзей, что после этого в квартире становилось тихо и грустно. Мы понимали, что папа был «отстающим»…

– Хотя все они когда-то приходили к тебе за советами. Ты им подсказывал на экзаменах! – воскликнула как-то бабушка.

– Они и сейчас приносят ему свои диссертации, – тихо сказала мама, не то гордясь папой, не то в чем-то его уп­рекая. – Они получают творческие отпуска для создания научных трудов! А он и в обычный отпуск уже три года не может собраться. Каждый день эта больница! Операции, операции… И больше ничего. Хоть бы на недельку взял бюллетень: заболел бы, отдохнул, что ли…

Вскоре мамино желание сбылось: папа заболел гриппом.

Ему прописали лекарства.

– А еще, – сказал врач, – нужны покой, тишина… Телефон у нас стал звонить каждые две минуты.

– Как его здоровье? Как он себя чувствует? – спраши­вали незнакомые голоса.

Сперва меня это злило; папа не мог заснуть. И вечером я сказала маме, которая вернулась с работы:

– Звонили, наверно, раз двадцать!

– Сколько? – переспросила мама.

– Раз тридцать, – ответил я, потому что почувствовал вдруг, что мама как-то приятно удивлена. – Они мешают ему спать, – сказал я.

– Понимаю. Но, значит, они волнуются?

– Еще как! Некоторые чуть не плакали… от волнения… Я их успокаивал!

– Когда это было? – поинтересовалась бабушка.

– Ты как раз ушла за лекарством. Или была на кухне… Точно не помню.

– Возможно… Звонков действительно было много, – сказала бабушка и с удивлением посмотрела на дверь ком­наты, в которой лежал папа.

Она не ожидала, что будет столько звонков. Они обе не ожидали!..

«Как здорово, что папа заболел! – думал я. – Пусть узнают… И поймут. Особенно мама!» Да, больше всего мне хотелось, чтоб мама узнала, как о папе волнуются совер­шенно посторонние люди.

– Однажды мне довелось ухаживать за студентом Юрой. Ну который живет в соседнем подъезде…– сказал я. – Вы помните? (Мама и бабушка кивнули в ответ.) Он тоже был болен гриппом. И ему тоже звонили. Человека два или три в день. Не больше. А тут прямо нет отбоя!

В эту минуту опять зазвонил телефон.

– Простите меня, пожалуйста… – услышал я в трубке тихий, какой-то сдавленный женский голос. – Я с кем разговариваю?

– С ЕГО сыном!

– Очень приятно… Тогда вы поймете. У меня тоже есть сын. Его завтра должны оперировать. Но я хотела бы до­ждаться выздоровления вашего папы. Если это возможно… Попросите его, пожалуйста. У меня один сын. Я очень волнуюсь. И хотела, чтобы ваш папа сам, лично… Если это возможно. Тогда я была бы спокойна!

– Повторите, пожалуйста, это его жене, – сказал я. – То есть моей маме… Я сейчас ее позову!

И позвал.

Еще через час или минут через сорок мужской голос из трубки спросил:

– С кем я имею честь?

– С его сыном!

– Отлично! Тогда вы не можете не понять. Моей суп­руге будут вырезать желчный пузырь. Обещали, что выре­жет ваш отец. Именно поэтому я и положил ее в эту боль­ницу. Хотя у меня были другие возможности! Мне обеща­ли, что ваш отец… И вдруг такая неприятная неожидан­ность! Как же так? Надо поднять его на ноги! Может быть, нужны особенные лекарства? Какие-нибудь дефицитные? Я бы мог… Одним словом, я хотел бы его дождаться. Это не театр: здесь дублеры меня не устраивают!..

– Скажите все это его жене. Вот так, как вы говорили мне… Слово в слово! Может быть, она сумеет помочь.

Я опять позвал маму.

И в другие дни я говорил всем, кто интересовался па­пиным самочувствием:

– Сейчас ничего определенного сказать не могу. Вы позвоните вечером. Как раз его жена будет дома! Она вам все объяснит…

Вернувшись с работы, мама усаживалась в коридоре возле столика с телефоном и беспрерывно разговаривала с теми, кого я днем просил позвонить.

Иногда я говорил бабушке:

– Может быть, ты ей поможешь?

И она «подменяла» маму у столика в коридоре. Больные, врачи, медсестры, которые звонили папе, каждый раз спра­шивали:

– А какая температура?

К сожалению, температура у папы была невысокая. А мне хотелось, чтобы все продолжали волноваться о его здо­ровье!

Однажды я сказал:

– Температура? Не знаю… Разбил градусник. Но лоб очень горячий. И вообще мечется!

Так я в тот день стал отвечать всем. Я говорил шепотом в коридоре, чтобы папа не слышал.

Мой шепот на всех очень действовал. Мне отвечали тоже чуть слышно:

– Все еще плохо?

– Да… Позвоните попозже, когда будет его жена! Вечером нам принесли целых три градусника.

– Хочется, чтобы у него была нормальная температу­ра, – сказала та самая женщина, сыну которой папа должен был что-то вырезать. И протянула мне градусник. – Он все еще мечется?..

– Нет, уже лучше, – сказал я. – Гораздо лучше. Не волнуйтесь, пожалуйста…

– Поставьте ему этот градусник, – попросила она. Будто от градусника что-то зависело.

– По-моему, есть заметное улучшение, – вновь успо­коил я женщину.

Она вынула платок, опустила голову и ушла…

– Неужели вы думаете, – сказал я маме и бабушке, – что, если бы этот ваш… виолончелист заболел гриппом, ему бы столько звонили? И купили бы столько градусни­ков?..

– Ну, что ты!.. Разве можно сравнить? – воскликнула бабушка. – Тут же речь идет о человеческих жизнях!

– Да, он нужен людям! – сказал я.

– Безусловно! – воскликнула мама.

Не заболей папа вирусным гриппом, она бы ни за что этого не воскликнула. То есть она, может, произнесла бы то же самое слово, но не так твердо, не так уверенно.

Во всех газетах пишут, что с вирусным гриппом надо беспощадно бороться. А я думал об этих вирусах с неж­ностью и даже с любовью… Что поделаешь? Если они мне так помогли!

В тот день я твердо решил, что, если меня и дальше будут дома недооценивать, я тоже тяжело заболею. Хорошо было бы умереть… на время, чтобы все поняли, кого они потеряли! Но так как это, к сожалению, невозможно, я обязательно заболею! И весь наш класс (все сорок три че­ловека!) будут звонить. Уж я постараюсь! Тогда все сразу поймут…

– Ты знаешь, я почти физически ощущаю страдания своих пациентов, – сказал мне однажды папа. Сказал тихо, чтобы мама и бабушка не услышали. Он даже тихо стес­няется говорить им такие слова, потому что они кажутся ему слишком громкими. А может быть, он просто не хочет, чтобы мама знала, как часто он «физически» ощущает стра­дания.

А мне папа рассказывает обо всем! Даже о том, что всю жизнь, начиная с четвертого класса, он любит одну только маму.