Звон - Страница 1

Скала поднималась в тумане над цепью пологих холмов. Неяркое местное солнце серебрило ее зубчатую вершину. У подножия собирался мрак. Это зловещее место облетали даже барашки тумана, а ручеек лавуриновой кислоты, пробегая мимо, как будто в страхе тихо повизгивал. Сгущение тьмы в основании вертикальной стены было входом в пещеру. Другого названия не нашлось и для самой планеты – непригодной для жизни, известной только страшной своей пещерой, притягивавшей романтические души, как свет – ночных мотыльков.

На планете, независимо друг от друга, работало два маленьких центра: астромаяк и планетологическая станция – каждый с целым штатом киберспециалистов и всего одним человеком во главе.

Людей присылали сюда регулярно, но так получилось, что эти должности чаще всего пустовали. В зону исследований галактики попадала исключительно молодежь. «Загадка века» – так назвали пещеру – не давала покоя, манила, как молох требовала все новых жертв… Первым обычно исчезал планетолог. Потом на поиски уходил человек из астромаяка. Назад не возвращался никто.

В волнении Дмитрий стоял у скалы, отвернувшись от ее черного зева. К этой минуте планетолог готовился уже много дней. Сейчас он гнал от себя воспоминания о недавнем разговоре с матерью: они нарушали состояние окрыленности, которое испытывал юноша перед «вступлением в подвиг». Однако совсем не думать об этом он не мог… Полгода назад, закончив факультет планетологии, Дмитрий получил назначение на Пещеру. Это была его первая самостоятельная работа. Он гордился ею и поэтому без особой радости встретил весть о том, что новым заведующим астромаяка назначена мама. Однако в день прилета ее он был искренне рад встрече. Три дня спустя, она пожаловала на планетологическую станцию «для серьезного разговора». Дмитрий догадывался о чем будет речь и, понимая, что разговора не избежать, решил не обманывать маму ложными обещаниями, а постараться не раскрывать своих планов.

Он начал первый с вопроса: «Мама, ведь ты занималась „Нераспространяющимися излучениями“… Почему же ты бросила свои изыскания?»

– С чего ты взял, что я их бросила?! – удивилась мать. – Просто работа вступает в новую стадию… Дима, скажи, для чего ты опять говоришь «Нераспространяющиеся излучения»? Тебе же известно, что эта фраза – абсурдная выдумка невежественных информаторов! Зачем ты меня обижаешь, повторяя за ними чушь?

Со стороны мама была похожа на девочку с золотыми локонами. Такой он помнил ее всегда, а после гибели отца чувствовал: ее теперь ни на минуту не покидает мысль, что она может потерять и сына. Но сейчас, извиняясь за случайно вырвавшиеся слова, он думал с досадой: «Вот они родительские штучки! Старикам кажется, то, чем они жили в молодые годы, сохраняет значение и сегодня… Но у нас своя молодость, и то, что сегодня имеет значение, видится нам куда лучше, чем предкам. Естественно, они нуждаются в нашем внимании… Но я люблю и уважаю маму только как маму и не желаю в ней видеть ученого, разработавшего какой-то нелепый, нашумевший в свое время, но скорее всего уже не нужный никому генератор: мне это просто не интересно. Чтобы в жизни чего-то достичь, надо прежде всего уважать свой талант, не упуская возможностей его проявить.»

– Ладно, не будем касаться моей работы, – сказала мама. – Я хотела спросить, ты еще не забыл, где погиб твой отец?

– Ты ведь знаешь, – ответил Дмитрий. – Я не случайно добился этого назначения. Отца похоронила Пещера… Как многих. Биоанализ показывает, что в глубине не осталось даже признаков живого белка – там все погибли…

– Исключительно по своей вине! – с горечью оборвала его мать. – Исследование пещеры никогда не входило в обязанности планетологов. Представляешь себе, чего стоит гибель людей, когда в зоне и без того не хватает специалистов! А ведь существует указ, запрещающий планетологам приближаться к пещере.

– Мамочка, – подумал Дмитрий – ты не учла одного: когда не хватает специалистов, этих запретов никто не боится. За нарушения их никого не снимают с работы, в худшем случае пожурят.

– В условиях острой нехватки людей – сказала мать, как будто прочтя его мысли – требуется, как никогда, сознательная дисциплина.

Это было уже чересчур: обращение к сознательности могло означать желание повлиять на свободу выбора.

– Неужели, мама, – сказал юноша – ты добивалась этого назначения, чтобы иметь возможность читать мне нотации?! Пойми же ты, это моя первая работа! Ты должна верить, что со мной ничего не случится!

Она улыбнулась и тихо сказала: «Боже, как ты стал похож на отца… Улетая, он всегда говорил: „Вот увидишь, со мной ничего плохого случиться не может!“ Кстати, перед отлетом сюда, я слышала что для исследования Пещеры готовится комплексная экспедиция. Кроме людей в ее состав будут входить универсальные киберспелеологи…»

Мать глядела сыну в лицо, ждала, что он скажет. Но юноша отвернулся и промолчал. Он-то знал, что при существующей нехватке людей всякое упоминание о комплексной экспедиции в Пещеру уже давно стало восприниматься как анекдот.

Неожиданно мама перевела разговор и молодым звонким голосом спросила:

– Ты не скучаешь здесь по Земле?

– Есть немного, – ответил сын.

– Да ты помнишь ли Землю? – продолжала она с улыбкой. – Скажи, ты когда-нибудь замечал, как весной в течение дня одуванчики сбрасывают золотые локоны и дружно распускают по ветру серебристые кудри?

Дмитрий с досадой подумал: «Милая мамочка, вижу, ты хочешь смягчить меня сентиментальностями, а получается, будто мы говорим с тобой по двум рациям на разных волнах. Наука увлекает нас в бездны времен, несоизмеримые с продолжительностью одной жизни. Человек мечтает о вечности и бессмертии. Чтобы не впасть в бесследность нельзя терять ни минуты, надо успеть за короткую жизнь раскрыть хоть какую-то тайну!»

– Да, мы живем в нетерпеливое время, – сказала мама, вновь угадав его мысли, – поэтому каждый шаг обходится нам так дорого! Она хотела добавить что-то еще, но только закусила губу и направилась к выходу.

Дмитрий чувствовал, как сердце сдавило от жалости к матери. Хотелось ее удержать… Однако, не двинувшись с места и ничего не сказав, он позволил ей улететь.

Прошло шесть дней. Сегодня, перед вылетом к Пещере, Дмитрий впервые после неприятного разговора вызвал на связь астромаяк. Он сам не знал, о чем будет говорить. Но очень хотелось услышать родной голос. К аппарату подошел кибер-заместитель и доложил, что мама три дня назад вылетела на инспекцию автоматических филиалов маяка.

Юноша вздохнул с облегчением.

– Второй, я – первый, – радировал планетолог – достиг входа в Пещеру! Начинаю спуск! Как поняли? Прием.

Внутри шлема раздались гудки – позывные кибера-заместителя – а за ними послышалось:

«Первый, я – второй. Вас понял: достигли входа в Пещеру, начинаете спуск. Прием».

Дмитрий поморщился. Он еще не привык к бесцветному дикторскому баритону ранцевого интерпретатора: прибор обрабатывал принятые сигналы и голосом, независящим от условий связи, языка или шифра, которым эти сигналы передавались, коротко излагал их суть. Юношу развеселила мысль о том, что устройству, повышающему чувствительность и стабильность работы связной аппаратуры, приходилось теперь интерпретировать такую же тусклую, как у него самого, речь электронного кибера. Дмитрий слышал, что во время продолжительных рейсов однотонное вещание интерпретатора порой выводило людей из равновесия. Но перед спуском в Пещеру, где над его головой будут толщи не проницаемых для радиоволн пород, интерпретаторский голос звучал для Дятлова как последний «привет» из обжитого мира. Здесь на поверхности его будет ожидать бот, управляемый кибером. Юноша оглянулся, прощаясь с утренним светом, включил нашлемный фонарь и сделал первые шаги навстречу «Загадке Века».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».