Звездолет «Черничная Чайка». Трилогия - Страница 68

– Да это я тебе говорил, что не надо к художникам лезть! – злобно прошептал я. – Говорил! Я предлагал все по-человечески – залить илом пляжи Карантинной Службы! И жили бы преспокойненько!

– Как поливать грязью то, чего не существует?! – в ответ прошептала Аврора. – Ты же говорил, что Карантинной Службы нет!

– Это мозгов у тебя нет! Любительница живописи! О дорогая, вы так прекрасны, что я напишу ваш портрет креветками! В пене!

Мы еще немного поругались и разошлись по противоположным углам. Я устроился на каких-то дерюгах, Аврора уселась на ведро. Захрапел Деревянский, и мне тоже немедленно захотелось уснуть. Некоторое время я сопротивлялся, потом отключился. Снились мне почему-то валенки. Целый бассейн валенок, я сидел на краю, потом появилась Аврора и столкнула меня с бортика. И я стал тонуть.

Тонуть в валенках было странно. Но не так, как в развернутой воде. Скорее приятно, как-то уютно, по-домашнему. Погружался на дно, грустил о чем-то. Всплывать совершенно не хотелось, хотелось спать, покоя хотелось.

И вот когда я уже почти лег на мягкое войлочное дно, сверху протянулась бесцеремонная рука. Схватила меня за ногу, потащила вверх…

Волшебство было разрушено, я открыл глаза и обнаружил, разумеется, Аврору. Это она тащила меня из валеночного рая в тоскливую обреченность будней.

– Ты соскучилась?

Это я пошутил. Так, сурово. Как шутили все настоящие пираты и другие люди, прожженные жизнью и от оной же серьезно уставшие. Вообще «сурово» – это одно из моих любимых слов, я широко использовал его еще до приобщения к пиратству, сейчас тоже использую и впредь использовать буду.

– Я тоже по тебе соскучился, Афродита, – сказал я. – Знаешь, мне приснился странный сон. Такой, исторический, вот как ты тогда говорила про Средневековье. Знаешь, такое, самое мрачное, Трирское архиепископство, одним словом…

– Хватит нести околесицу! – Аврора попыталась меня ущипнуть, но я оборонился.

– Тебя обвиняют в ведовстве, ты навела порчу на бургомистра, и вот сейчас тебя будут уже совсем сжигать, но перед этим высекут на базарной площади…

– Аут, уйми свою фантазию!

Она меня все-таки ущипнула. Больно. Пальцы крепкие, тренированные, наверное, орехи ими колет. Лучше бы лбом колола.

– В дверь стучат! – прошептала Аврора.

– Что?

– Стучат! Послушай!

Я поднялся и на цыпочках приблизился к воротам. Аврора за мной. И снова в обнимку с «плаксой».

В дверь постучали. Негромко так, словно ноготком. Неприятно. Вкрадчиво как-то. Будто перед воротами стоял ребенок. А что делать ребенку на заброшенном острове во время бури?

– Разбудить? – Аврора кивнула на Деревянского.

– Не надо… Открыть, наверное, лучше.

– Открыть?

– Ну да. Это же человек… Если бы это была собака, она стала бы скрестись. Это человек. Тоже, наверное, художник. Целься в дверь, а я открою.

Аврора вскинула оружие, я прихватил кочергу и стал медленно сдвигать брус.

Брус размок и шел туго, пришлось повозиться. Затем я осторожно приоткрыл ворота…

Я что-то сказал. Ну, издал какой-то звук. Скрипнул, или крякнул, или хрюкнул. Наверное, охнул.

Передо мной стоял Деревянский. Нестор Деревянский, знаменитый живописец, новый Рембрандт или даже могучее. В драном коричневом свитере, в штанах, босиком.

– Здравствуйте, – сказал Деревянский. – А вы кто?

– Мама! – пискнула Аврора за моей спиной.

И бумкнуло еще что-то. Мне представилось, что Аврора обрушилась в обморок и сломала головой какую-нибудь полезную мебель. Например, каменный очаг. Или деревянный чурбак расколола. Ущерб, одним словом, нанесла.

Я сам едва сдержался.

МоБ.

Никаких сомнений, он.

Представил себя с глупым видом рыщущим по просторам планеты Гоген, увеличенного в три раза и с шестью руками. Приятного мало. И, судя по всему, мы уже заразились – как правило, МоБ передается воздушно-капельным путем. И не я один, Аврора тоже заразилась…

Она поняла это, пискнула. Так испуганно. И в обморок, наверное, как барышня кисельная. Или кисейная. Одним словом, сублимированная, вернее, субтильная.

Я обернулся.

Ошибся. Аврора стояла. «Плакса» упала. И лицо еще у Авроры такое сделалось, пронзительное. Будто не живописца она увидела, а Левиафана какого, чудище, воспрянувшее из вод. Впрочем, так оно, скорее всего, и было.

МоБ.

– А вы, собственно, кто будете? – с некоторым не очень подходящим к ситуации апломбом поинтересовался Деревянский-2.

– Я ассенизатор, она – паразитолог… – машинально ответил я.

– А, понятно. Отец, значит, рубит, а я отвожу… И что вы делаете в моем домике? Вы здесь по какому поводу? Паразитарному или ассенизаторскому?

С юмором человек, не то что предыдущий. Или не человек?

– Мы здесь спасаемся, – ответила Аврора.

– От кого? – Деревянский-2 улыбнулся, и я отметил, что в улыбке отсутствуют два передних резца, наверное, вышиб, наткнувшись на скалу.

– От всего, – Аврора мрачно хлюпнула носом.

– Может быть, я войду? – Деревянский поежился.

– Куда? – бестактно спросил я.

– Туда. То есть сюда. К себе в дом. Можно?

– Да, конечно…

Я растерянно посторонился, и Деревянский проник на виллу «Астра».

Брат, подумал я. Близнец. У художника Деревянского есть брат-близнец, этот брат тоже пожаловал на Гоген, решил побеседовать с родственничком, но тоже потерпел крушение и…

Никакой это не брат. Это самый настоящий Деревянский. Только другой. Или тот же.

Самый настоящий. МоБ.

Тут мне первый раз стало страшно.

До этого я не боялся. Когда от ежа тонул, мегадил за мной носился, когда щупальца в двери пролезали, все было нормально, после цунами меня было нелегко испугать. Да и вообще я гуманоид не трусливый, меня бревном в глаз не прошибешь.

Но здесь я испугался. У нас в Ордене Реконструкторов человек один есть, зовут Паша, фамилия Гомер. Впрочем, может, и не фамилия, может, прозвище. Он собирает фольклор. Но не старый, там, где про беовульфов и старушек-людоедок, а новый, современный. Техно-космический. Про чужаков, проникающих на борт рейсовых звездолетов, про бурую ползучую плесень, забирающуюся в уши и разъ-едающую мозг, про мертвые корабли, дрейфующие в пустоте, про живые планеты, поедающие гостей. Причем все это он держал в бумажном виде по папкам. Папка «Чужие», папка «Голоса», папка «Темная сторона», еще много других папок. Была там и папка «Двойники».

В папке содержалось несколько историй про появление на кораблях двойников членов команды. Имелись и комментарии самого Гомера. Гомер, обладающий детективным складом ума, вычислил, что в двух случаях двойники истребили своих прототипов и заняли их места. Свидетели были умерщвлены весьма зловещими способами, весьма далекими от даже самых общих принципов гуманизма.

Вот именно это я и вспомнил. Про общие принципы.

А тем временем этот Деревянский-2 стянул с себя свитер, выжал его и закинул на крюк, свисающий с потолка. Приблизился к очагу, зажег огонь, протянул руки, потом и сам придвинулся. Петь принялся. Громко, довольно. Кажется, на итальянском.

Мы с Авророй смотрели на все это и выражения лиц у нас, наверное, были одинаковые. Глупо-испуганные.

Аврора осторожно подцепила меня пальцами и поволокла в дальний угол, как бы случайно, как бы невзначай.

– Что тут происходит? – прошипела она, не разжимая губ, мне показалось даже, что она чревовещала.

Я сам – большой мастер чревовещания, еще со времен детского садика. Я прочревовещал в ответ:

– Это МоБ.

– Разве он может…

– Штамм «Мотылек». Чрезвычайно редкий, был зафиксирован всего раз…

Это был обычный «А», ничего примечательного. Экскурсия по пушкинским местам, Большое Болдино, Михайловское – и тут МоБ. Туристы, как водится, озверели и разбежались по полям, к счастью, КС в этот раз подоспела вовремя, всех переловили, кроме некоего Тигрова. Его искали три дня и безрезультатно, а на четвертый он вышел к людям сам. В разорванной одежде, но целый. А на пятый день появился еще один Тигров, точно такой же, как первый.