Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра) - Страница 19

— Тихо! — оборвал его Юрг, срываясь с постели и прижимаясь лбом к решетке.

В перекрестном свете только что взошедших двух лун трудно было разобрать, каким цветом отливает оперенье легкого журавлика, успевшего взмыть высоко в небо.

— Кукушонок? — спросил Юхан.

Так они называли птицу-поводыря юного Гаррэля, а за неимением джасперианского эквивалента — здесь не водилось кукушек — произносили это по-русски.

— Нет, — сказал Юрг. — Сэниа-крэг.

— Ты это говоришь так, словно он — твой личный враг.

— Главное, что это враги здешних людей. Сидят на шее, ни черта не жрут, питаются светом и воздухом и хоть, слава богу, не гадят, но…

— Слушай, Юрг, — сказал рассудительный Юхан, — а какой такой смысл им враждовать с джасперианами? Они и так свое имеют, на добровольных началах: отслужил век — получай планету… Мир и согласие. Да и что они могут сделать плохого?

— Вот это я и собираюсь выяснить. Юх, я иду к моей принцессе: в конце концов, если она не желает разговаривать, так сказать, на отвлеченные темы, то должна же ее волновать судьба собственного народа!

— Ну-ну. А я пока простыни сменю — ишь, увозил сапожищами, перед киберами стыдно…

Юрг привычно миновал несколько покоев и галерей, залитых лунным светом; по мере приближения к опочивальне супруги его походка становилась все менее уверенной. Наконец он отворил последнюю дверь и, прислонясь к косяку, мужественно поднял глаза к потолку, чтобы не видеть спящей девушки.

— Сэниа, к тебе можно? — шепотом спросил он.

По тому, как порывисто она поднялась, нетрудно было догадаться, что она еще не засыпала.

— Нет! — сказала она.

— Сэниа, я прошу тебя…

— Нет!

— Черт побери, ты дослушаешь меня до конца? Я прошу тебя показать мне магическую колоду, или как там она называется.

— Сейчас?

— Да. Сейчас.

Она медленно повернула голову на звук его голоса и еще некоторое время сидела неподвижно, как будто прислушиваясь к его дыханию. Широко раскрытые глаза при лунном свете казались совершенно черными и зрячими. Но это только казалось.

— Хорошо, — сказала она. — Следуй за мной.

— Дай руку!

— Нет.

Ее босые ноги уверенно ступали по толстым деревянным плитам, и рука почти не касалась стен и дверных косяков. Наконец она остановилась перед маленькой нишей, в которой висело чучело или изваяние крэга.

— Вот, — она достала из ящичка обыкновенную карточную колоду, может быть, чуть крупнее тех, которыми на Земле до сих пор сражаются в «дурака» или «девятку».

Он взял колоду, намеренно коснувшись ее пальцев — рука отдернулась и спряталась за спину.

— Как школьница, честное слово! — проговорил он с досадой.

Рубашка карт напоминала резную решетку, столь характерную для здешней архитектуры. Юрг наугад вытащил одну карту, перевернул и посмотрел.

— Что я и думал… — пробормотал он.

— Ты вынул карту?.. — невольно вырвалось у нее.

— Можно подумать, что тебя волнует моя судьба.

— Я же удовлетворила твое любопытство! — обронила она высокомерно. — Теперь твоя очередь.

Он неуверенно глянул на карту:

— Здесь какая-то птичка-бабочка…

— А цвет?

— Ближе к красному, — ответил он еще менее уверенно.

— Солнечный крэг! Дневная масть. Однако судьба к тебе благосклонна сверх меры, владетельный эрл!

Он повертел карту в руках, потом веером развернул всю колоду. Абсолютно белые прямоугольники, ни штриха, ни закорючки.

Не то, чтобы птички. Карт-бланш. Включая и ту, первую.

— Это все, что я хотел видеть, — сказал он, опуская шулерскую колоду в ящичек. — А теперь иди, досыпай.

Она повернулась и бесшумно заскользила прочь, растворяясь в лунном свете.

— Сэниа, — вырвалось у него против воли. — Сэниа, скажи, что мне сделать, чтобы ты наконец стала моей женой?

Она остановилась:

— Невозможное — полюбить.

— Спасибо, — горько проговорил он. — Я уже.

— Нет! — крикнула она, и он порадовался, что их разделяет довольно приличное расстояние. — У нас так не любят! Ты воображаешь, что любишь меня, но делаешь это в перерывах между мыслями о том, как через год соберется новая дружина выполняющих Уговор, и они отправят тебя на твою проклятую Чакру!

— Не в перерывах, — возразил Юрг, стараясь подойти к ней как можно бесшумнее, но она, словно угадывая каждое его движение, отступала, едва он делал хоть один шаг. — Не знаю, как это тут у вас, но у нас, на Земле, любят одновременно: землю и солнце, мать и жену, свободу… и мороженое.

— Понятно. Большое сердце. Когда через год твой корабль направится к звездам, недоеденное мороженое можно будет бросить на пристани, а жену — человеку с пестрым крэгом!

— Что, что? Кто тебе сказал, что я оставлю тебя Гэлю? Он, конечно, милый мальчишка, но если дотронется до тебя хоть пальцем, я его убью!

— Но ты сам завещал меня ему в жены.

— Я?!

Она стряхнула его руки со своих плеч и отступила на порог опочивальни. Юрг опомнился: дальше он не смел делать ни шагу.

— Сэниа, — проговорил он устало, — это все какая-то белиберда — с вашими традициями, в которых я не разбираюсь… Запомни, чтобы не было неприятностей: если кто-нибудь другой хотя бы на будущее назовет себя твоим мужем, я изничтожу его любым видом оружия из твоего арсенала — в лучших традициях земных мушкетеров. Вот так.

— Будущим ты уже распорядился, и это необратимо; но пока ты находишься на Джаспере, принцесса Сэниа не допустит, чтобы на нее пала хоть тень подозрения.

— Ну, спасибо, — поклонился он. — Мне твоя верность без любви — это как… впрочем, извини. Спокойной ночи.

Она оперлась о постель коленом и ждала, когда он уйдет.

— Сэниа, я понимаю, что веду себя прежалким образом, но скажи: неужели я так отвратителен тебе? Что стоит между нами — различие людей двух планет и рас или то, что ты ошиблась, приняв меня за первого мужа, и не можешь мне этого простить? В чем дело — в физическом отвращении ко мне или в зудящем самолюбии? С последним я как-нибудь справлюсь, но если у тебя…

Он вдруг запнулся и почувствовал, что лопатки покрываются холодным потом. Идиот, несчастный космический донжуан… За целый месяц не попросить у того же Гаррэля хоть какой-нибудь школьный учебник анатомии! Хотя… Школьный учебник вряд ли поможет, если дело в аллергии: это что-то на уровне биохимии… Да, у них могут быть такие же руки, ноги, губы, что и у землян; но вот глаза — уже совсем другие, это и не глаза вовсе — так, рудимент…

Только сейчас ему пришло в голову, то она ведь сделана из другого теста.

Из другого белка…

— Почему ты замолчал? — настороженно спросила она.

Вероятно, догадалась по его дыханию, что с ним творится нечто несусветное. Но как объяснить ей, какими словами, что он полюбил ее — и любит, и будет любить?

— Прости, Сэниа, когда я гляжу на тебя, у меня путаются мысли и я говорю не то, что думаю… вернее, говорю, к сожалению, все, что думаю… а еще вернее — не думаю вовсе, у меня напрочь отшибает эту способность… И я лишь сейчас сообразил, что мы ведь действительно с разных планет, мы разные, разные, Сэниа, и мы, может быть, никогда…

Она медленно выпрямилась, и глаза ее, совсем черные и неподвижные, распахнулись на пол-лица:

— О чем ты?..

Он отступил к спасительному косяку, заведенными за спину руками вцепился в деревянную резьбу.

— Я просто не знаю, как и объяснить тебе это, Сэнми… У нас есть одна сказка… она меня всегда удивляла, потому что я не мог понять, что за нею стоит. Ну, там какой-нибудь ковер-самолет — это аэроплан, ракета. Волшебное блюдечко с колечком — телевизор. Дворец за одну ночь — саморазвивающаяся конструкция. Все имеет реальную параллель — не в настоящем, так в будущем. А тут…

Она стояла перед ним — белая, в белом свете. Ледышка.

— Понимаешь, у двух пожилых людей не было ребенка, а они об этом мечтали. Наконец, некая волшебная сила сотворила… сконструировала… короче говоря, дочку они получили, и она ничем не отличалась от других девушек, разве что была красивее всех. Но она была другого естества. Дочь зимней стужи и весеннего тепла. Снегурочка.