Звездный танец - Страница 1

Я не могу на самом деле сказать, что я ее знал. Во всяком случае, я не знал ее так, как Серов знал Айседору. Все, что я знаю о ее детстве и юности, – это анекдоты, которые случалось ей рассказывать в моем присутствии, но этого достаточно, чтобы быть уверенным в том, что все три противоречивые биографии в текущем списке бестселлеров являются вымышленными. Все, что я знаю о ее взрослой жизни, – это сравнительно немного часов, проведенных ею в моем присутствии и отображенных в моих фильмах; более чем достаточно, чтобы я мог сказать, что каждое газетное сообщение о ней, виденное мной, является вымышленным. Вероятно, Кэррингтон полагал, что знал ее лучше меня, и в некотором смысле он был прав – но он бы никогда об этом не написал, а сейчас он мертв.

Но я был ее видеооператором с тех самых времен, когда еще камеру держали в руках, и я знал ее закулисную жизнь: тот тип взаимоотношений, подобного которому ни на Земле, ни за ее пределами нет. Я не верю, что их может понять кто-то непричастный к нашей профессии. Можете считать, что это нечто среднее между отношениями сослуживцев и боевых товарищей. Я был с ней в тот день, когда она приехала на Скайфэк, перепуганная, но решительная, чтобы рискнуть жизнью во имя мечты. Я наблюдал за ее работой и работал с ней все те два месяца в течение всех бесконечных репетиций, и я сберег все записи – не для продажи.

И, разумеется, я видел «Звездный танец». Я был там. Я снимал его. По– моему, я смогу кое-что рассказать вам о ней.

Для начала скажу, что все было не так, как описывают Фон Дерски в статье «Танец без границ: Создание нью модерна» и Кэхил в «Шере»: будто бы она всю жизнь восхищалась космосом, космическими путешествиями, и это побудило ее стать первой танцовщицей в невесомости среди своей расы.

Космос был для нее не целью, а лишь средством; его обширная пустота и необъятность поначалу ее пугали. Не было и так, как утверждается в бульвар– ной книжонке Мелберга «Настоящая Шера Драммон», будто ей недоставало таланта стать танцовщицей на Земле. Если вы думаете, что танцевать в невесомости легче, попробуйте сами. Не забудьте только рвотный гигиенический пакет.

Но есть в клевете Мелберга и крупица правды, как бывает во всех выдающихся сплетнях. Она действительно не могла стать танцовщицей на Земле – но не из-за отсутствия таланта.

Впервые я увидел ее в Торонто, в июле 1989-го. Я тогда возглавлял видеоотдел театра «Торонто Данс» и ненавидел каждую минуту своей работы.

В те. дни я ненавидел вообще все. По расписанию я должен был провести всю смену после полудня, делая видеозапись студентов – пустая трата времени и пленки, это я ненавидел больше всего остального, если не считать телефонной компании. Я еще не видел урожая этого года и совсем не горел желанием Увидеть. Мне нравится, когда танец делают хорошо; усилия новичка доставляют мне примерно столько же удовольствия, как вам – соседство со скрипачкой-первокурсницей.

Когда я входил в студию, нога беспокоила меня больше обычного. Норри увидела мое лицо и покинула группу подающих надежды юных дарований, чтобы подойти ко мне. -Чарли..?

– Я знаю, знаю. «Это нежные птенцы, Чарли, с душами такими хрупкими, какими бывают пасхальные яйца, долежавшие до декабря. Не кусай их, Чарли. Даже не лай на них, если сможешь сдержаться».

Она улыбнулась.

– Вроде того. Нога?

– Нога.

Норри Драммон – танцовщица, которой удается не выглядеть зрелой женщиной, так она миниатюрна. В ней примерно сто пятнадцать фунтов, и большая часть из них – сердце. Ростом она около пяти футов четырех дюймов, но прекрасно умеет выглядеть выше любого самого высокого студента. Энергии в ней больше, чем во всей североамериканской системе, и использует она эту энергию так же эффективно, как лопастный насос. (Знаете ли вы, как устроен стандартный поршневой насос? А теперь пойдите и вы– ясните, как работает лопастный.) Ее танец был уникален, как автограф, – видимо, поэтому она получала так мало действительно стоящих партий в постановках компании до тех пор, пока «модерн» не уступил дорогу «нью модерн». Она мне нравилась, так как не жалела меня. Однажды мы даже жили вместе, но из того ничего не вышло.

– Не только нога, – признал я. – Ненавижу смотреть, как эти нежные птенцы кромсают твою хореографию.

– Тогда можешь не беспокоиться. Сегодня будешь записывать… одну из моих учениц.

– Вот радость-то. Я так и знал, что нужно было вызвать врача и никуда не ходить. – Она состроила гримасу. – В чем дело?

– То есть?

– Почему ты запнулась на словах «одна из моих учениц»?

Она покраснела.

– Черт побери, это моя сестра.

Мы с Норри проделали вместе большой путь, но я никогда не встречался с ее сестрой – в наши дни это обычное положение вещей, я полагаю. Мои брови приподнялись.

– Значит, она должна танцевать хорошо.

– Ну… да, спасибо, Чарли.

– Вздор. Я либо говорю комплименты по делу, либо не говорю их вообще.

Я не имею в виду наследственность. Я хочу сказать, что ты столь безнадежно нравственна, что сделала бы все, чтобы избежать семейственности. Если ты так отзываешься о своей сестре, она должна быть потрясающей.

– Чарли, это именно так, – просто сказала Норри.

– Увидим. Так как ее зовут?

– Шера.

Норри указала на нее, и я понял ее смущение. Шера Драммон была на десять лет младше сестры и на добрых восемнадцать сантиметров выше, а также на пятнадцать – восемнадцать килограммев тяжелее. Я безучастно отметил, что она изумительно красива, но это не уменьшило моей тревоги, – в свои лучшие годы Софи Лорен никогда не смогла бы стать танцовщицей «модерн». Там, где Норри была маленькой, Шера была великовата, а где ве– лика была Норри, Шера была просто огромна. Встретив ее на улице, я мог бы одобрительно присвистнуть, но в студии я нахмурился.

– Бог мой, Норри, она огромна,

– Мамин второй муж был футболистом, – сказала Норри печально. – Но она ужасно хорошо танцует.

– Если она хорошо танцует, это действительно ужасно. Бедная девочка.

Так чего ты хочешь от меня?

– Почему ты думаешь, что я чего-то от тебя хочу?

– Ты все еще здесь стоишь. – Ох. Ну да, правда. М-м-м… пойдешь с нами на ленч, Чарли?

– Зачем?

Я прекрасно знал, зачем, но ожидал услышать вежливую ложь. Только не от Норри Драммон.

– Потому что у вас двоих есть, я полагаю, нечто общее.

Мое лицо не дрогнуло, и это был лучший комплимент ее откровенности.

– Думаю, ты права.

– Значит, пойдешь?

– Сразу же после занятий. Она сверкнула глазами и ушла. В удивительно короткий срок она преобразовала студию, заполненную слоняющимися и болтающими молодыми людьми в нечто, напоминающее танцевальный ан– самбль, если смотреть прищурившись. Те двадцать минут, которые понадобились мне, чтобы установить и проверить оборудование, они разогревались. Я расположил одну камеру перед ними, одну позади, а еще одну держал в руках для крупных планов. Я так и не пустил ее в ход.

Вот игра, которую многие из нас иногда любят разыгрывать в воображении. Если кто-то обращает на себя ваше внимание, вы начинаете строить догадки о нем. Вы пытаетесь по внешности предсказать его характер и привычки. Он? Угрюмый и неорганизованный – не закручивает зубную пасту и пьет крепкие коктейли. Она? Тип студентки художественного училища; вероятно, пользуется диафрагмой и пишет письма стилизованной каллиграфией собственного изобретения. Они? Выглядят как школьные учителя из Майами, приехавшие сюда, должно быть, для того, чтобы посмотреть на снег и побывать на какой-нибудь встрече. Иногда я угадываю достаточно точно. Не помню, как я охарактеризовал Шеру Драммон в те первые двадцать минут. В ту секунду, когда она начала танец, все предварительные догадки вылетели у меня из головы. Она стала чем-то стихийным, непостижимым – живой мост между нашим миром и миром, где обитают музы.