Звезда заводской многотиражки (СИ) - Страница 9

В дверь постучали, а потом, не дожидаясь ответа, в кабинет заглянула бледная девица из регистратуры.

— Надежда Павловна, там Смирновы за телом приехали... — сказала она.

— Пусть подождут! — раздраженно бросила заведущая.

— Так это... — рыбьи глаза сделались большими, как бы намекая на что-то важное.

— Ах да... — Надежда Павловна резко отодвинула стул, ножки противно скрипнули по линолеуму. — Граждане, у вас как, долго еще?

— Дима? — лысый повернулся к своему молодому коллеге.

— Что-то здесь все-таки нечисто... — пробормотал бдительный Дима. — Я бы все-таки отвез его в участок...

— Охохонюшки, — лысый опять покачал головой. — Ну раз такое дело...

— Я не понял, а зачем в участок-то? — спросил я. — У меня вообще-то другие дела еще есть...

— Правила такие, — с сомнением в голосе проговорил молодой.

— А что, есть какие-то специальные правила, как поступать с ожившими мертвецами? — с интересом спросил я. — Инструкция, там, протокол...Между прочим, вы мне документы не предъявляли, а формы на вас никакой нет.

— Куда вы направлялись вчера вечером? — строго спросил Дима.

— В гости шел к одной барышне, — сказал я. — Фамилию не скажу, чтобы не компрометировать.

— Дамочка замужем? — с понимающим прищуром спросил лысый.

— Законом не запрещено... — пожал плечами я. Проверено, если уж врать что-то, то лучше приплетать личную жизнь. Проще снискать понимание.

— А если это ее муж на вас напал? — снова сделал стойку Дима.

— Да не нападал на меня никто говорю же! — я развел руками. — А муж ее в командировке, это совершенно точно!

— А кровь у вас откуда? — Дима ткнул пальцем в сторону моей головы.

— Я же упал, поцарапался, наверное, — я пожал плечами.

— Так, граждане, если вы хотите продолжать допрос, то делайте это в милиции, — заявила Надежда Павловна, притопнув от нетерпения каблуком. — А мне надо работать!

— Да ладно, Юрий Леонидович прав, — Дима поднялся и протянул мне паспорт. — Мы на машине, давайте мы вас подвезем. По какому адресу вас доставить? Вы уже устроились в общежитие?

— Спасибо, я прогуляюсь, — ответил я, стараясь придать себе максимально уверенный вид.

— Ну смотрите, вообще-то не ближний свет, — он с сомнением покачал головой. — Тогда не будем задерживать Надежду Павловну.

Мы поднялись и гуськом вышли в коридор. Сначала лысый, потом Дима, потом я, а за мной молчаливый Веник. Последней вышла Надежда Павловна и заперла кабинет на ключ.

— Где вы оставили верхнюю одежду? — спросила Надежда Павловна.

— Что, простите? — я нахмурился.

— Ну, пальто или куртка, или в чем вас там привезли?! — она снова нетерпеливо потопала каблуком. — На дворе ноябрь, не в рубашке же вы по улице прогуливались до своей этой шаболды!

Черт его знает, почему именно этот вопрос выбил меня из колеи. Я почувствовал, как пол под ногами качнулся. Бдительный Дима, который вроде уже расслабился, снова насторожился и с интересом посмотрел на меня. Если бы он был собакой, то в этот момент у него точно бы уши встали торчком.

— Его без верхней одежды доставили? — спросил Дима и посмотрел на Веника.

— Так его же... — начал Веник, но потом глянул на меня и закашлялся. — А, я же его спать уложил, а вещи в шкаф убрал. Момент!

Веник сорвался с места и ускакал по коридору. Надежда Павловна тоже нас оставила и почти бегом унеслась туда, где ее ожидали некие Смирновы, явившиеся за телом. Бдительный Дима снова потерял ко мне интерес, полез во внутренний карман, достал записную книжку и принялся ее листать с озабоченным видом.

В коридоре снова загрохотали шаги Веника. Он уже был без белого халата и застегивал на ходу коричневую куртку. А на руке висело пальто из болотно-зеленого драпа с меховым овечьим воротником, чуть траченным молью.

— Вот, надевай! — он кинул это кошмарное творение портновского искусства. Оно вообще мужское? Выглядело так, будто раньше его носила дородная пенсионерка.

Но выбирать особенно было не из чего, так что я с невозмутимым видом натянул на плечи эту парадно-выходную мантию кокетливой шпалоукладчицы. По лицу Димы было заметно, что у него есть на счет этого пальто не то, чтобы вопросики, а скорее замечания. Но мне повезло. Решение он принял, так что ограничился многозначительным хмыканьем.

Теперь у морге было не так тихо, как ночью. Где-то разговаривали, где-то топали шаги и поскрипывали колесики каталок. Кто-то причитал и всхлипывал.

— ...да, только что поступил, — говорила рыба в телефонную трубку. — Куцый Михаил Григорьевич...

— Так он у вас?! — заголосила трубка. — Ну слава богу! А то я его уже обыскалась, места себе не нахожу...

— Она нормальная вообще? — прикрыв трубку руками спросила рыба и сделала круглые глаза.

Дослушивать разговор мы не стали и вышли все вчетвером на улицу.

Да уж, не май месяц, это точно... Вчера, когда мы с Сережей бродили по заброшенному шинному, снега еще никакого не было. Ну так, какая-то невнятная крупа, переходящая в дождь. А сегодня лежали уверенные такие сугробы. В принципе, может за ночь нападать снега так, что дома с крышами вместе завалит. Но эти сугробы явно были несвежие, как минимум неделю уже лежат.

Сквозь голые деревья было видно серое кирпичное здание больницы. Угрюмая трехэтажка сложной конфигурации, вроде там дальше еще одно строение виднеется. Морг, на крыльце которого мы топтались, стоял в отдалении, рядом с железной решеткой забора. Куда, черт возьми, меня занесло? На той стороне улицы — кирпичные дома сталинской постройки, машин почти нет.

А перед крыльцом — две машины. Серая «буханка» труповозки и желто-синий уазик с надписью «милиция» на борту. За рулем скучал молодой паренек в синей форме. Увидев нас, он явно оживился.

Мне захотелось зажмуриться и потрясти головой. «Так, спокойно, Жан, спокойно! — мысленно сказал я себе. — Пусть дяденьки-милиционеры отдадут вещи и уедут, психанешь потом!»

Дима деловито подошел к машине и открыл заднюю дверцу.

— Вот ваши вещи, Иван Александрович, — он протянул мне средних размеров спортивную сумку с буквами «СССР».

— Ага, спасибо! Очень выручили! — сказал я, оскалившись в как можно более приветливой улыбке. Закинул сумку на плечо и повернулся к Венику. Как, должно быть, по-дурацки я смотрюсь со стороны, а! В старушачьем пальто и со спортивной сумкой...

— Я его провожу, — быстро сказал Веник, ухватил меня за рукав и повлек в сторону угрюмой трехэтажки больницы. — Прослежу, чтобы он в обморок снова не грохнулся!

— Хорошего дня! — сказал я и помахал рукой.

Скользко-то как, твою мать! Я пытался одновременно не отставать от широко и целеустремленно шагавшего Веника и не обрушиться всем собой на «зимний асфальт» плотно укатанного снега. Что за ботинки такие дурацкие? Кроме того, было здорово холодно, и уши без шапки уже начали подмерзать. Я поднял меховой воротник и поморщился от нафталинового запаха. Ну или не от нафталинового, а формалинового. Когда мы вышли из морга на свежий воздух, я снова остро ощутил, как мерзко воняет эта одежда. Внутри это было не так заметно.

— Фух, кажется, пронесло, — сказал Веник, когда милицейская машина обогнала нас и укатила к центральным воротам. — Ты как вообще?

— Да как-то... — я неопределенно покрутил рукой и снова чуть не поскользнулся.

— А я смотрю, у тебя глаза стеклянные стали, подумал, что надо выручать тебя срочно! — Веник подхватил меня под руку. — Наша милиция нас бережет, конечно, но лучше им не попадаться. Тебе куда надо-то?

— Честно? — я замер и потер руками уши. — Я ни черта не помню...

— Ясно, — кивнул Веник, натягивая поглубже вязаную шапочку с задорным помпоном. — Тогда пойдем пока ко мне, я тут недалеко живу. Позавтракаем, придешь в себя и все вспомнишь, лады?

Мы пропустили скорую и вышли за больничные ворота. Если бы мне не требовалось все время следить за равновесием и шагать аккуратно, я бы обалдело крутил головой. Сразу за воротами начинался какой-то не то парк, не то роща. Веник свернул с центральной аллеи на узенькую тропинку, потом мы миновали небольшую засыпанную снегом эстраду с круглой площадкой перед ней, а потом роща закончилась, и мы оказались перед фонтаном, по зимнему времени не работающим. Круглая чаша, выложенная мозаикой всех оттенков синего, а в центре — композиция из двух дельфинов. А еще чуть дальше — обширная площадь. В центре, как водится, статуя Ленина, простирающего руку в сторону светлого будущего. Справа — скучный куб трехэтажный куб из стекла и серой облицовочной плитки. Над его фасадом — красные буквы «ЦУМ». Слева — весьма приметное здание, ни с чем не перепутаешь. Семиэтажное, с колоннами и башней в духе сталинского ампира.