Звезда заводской многотиражки (СИ) - Страница 15

— Я думала это твоя мать, если что! — голос Лизаветы снова перешел на визг. Она даже забыла растягивать гласные, как в их компании было принято. — Я сказала, что я твоя невеста, а она... она... Не врал он, как же!

— Дорогая, ты была так прекрасна, а я так хотел тебя очаровать... — сказал я.

— Ах ты козел драный! — Лизавета размахнулась с явным намерением залепить мне пощечину. Но я перехватил ее руку, обнял и прижал к себе.

— Ну-ну, милая, я же приехал, — я погладил ее по жесткой шапке химических кудрей. — Я понял, что жить без тебя не могу, бросил Москву и приехал в Новокиневск в надежде, что мне удастся тебя найти.

«Что ты делаешь, старый козел?! — возмутился мой внутренний голос. — Тебе мало что ли в прошлой жизни было проблем с женщинами?!» Но меня уже понесло.

— Лизонька, мне было очень стыдно, что я тебя тогда обманул, — зашептал я ей на ухо. — Я страдал от этого ты не представляешь как. Я хотел сразу же за тобой поехать, но боялся, что ты не примешь меня без московской прописки и всего прочего. Но в конце концов решил, что мне все равно, что я должен тебя увидеть, даже если ты расцарапаешь мне лицо и прогонишь!

Плечи девушки задрожали.

— Ты не представляешь, — всхлипнула она. — Это был такой позор... Я же всем сказала, что выхожу замуж. А вместо этого... Вместо этого...

— А у меня вместо «монтаны» на жопе «Рила», да? — я чуть отстранил ее и заглянул ей в лицо. От слез тушь слиплась и размазалась. — Милая, тут холодно. Пойдем обратно в кафе, а?

— Совсем обнаглели, — буркнула проходящая мимо тетка в черной шубе и норковой шарообразной шапке. — Уже прямо на улице обжимаются! Бесстыжая!

Похоже, что осуждала тетка исключительно Лизавету. На меня ее праведный гнев не распространялся.

— Ничего не можем поделать, у нас любовь — сказал я.

Тетка фыркнула и ускорила шаг. Лизавета на слове «любовь» вздрогнула и прижалась ко мне крепче.

— А куда делись все твои вещи? — спросила Лизавета, когда мы уже почти дошли до стола.

— Я же умер вчера ночью, ты забыла? — сказал я. — Чемодан где-то и потерялся.

Я приземлился на свой стул рядом с Веником и обнаружил, что кто-то уже помог мне справиться со сладким чаем и наполнил кружку другой жидкостью, красного цвета. Я сделал пару глотков, мысленно содрогаясь от предвкушения несусветной гадости. Но на самом деле все оказалось не так уж и плохо. Молдавский портвейн с мужиком в шляпе на этикетке на вкус оказался совсем даже не шмурдяк вроде трех топоров или агдама какого-нибудь. Не массандра, конечно, но реально вполне съедобно.

Народу в кафе прибавилось. Теперь уже все столики были заняты, и ни за одним не было детей, для которых это заведение изначально и предполагалось. Металлических вазочек для мороженого был минимум, все больше кружки. Которые наполняли из разномастных бутылок, уже не особенно даже скрываясь. Скучающие дамочки в белых халатах и кружевных колпаках смотрели на все это дело с философским наплевательством. Причину я не сразу понял. Но в какой-то момент вдруг заметил, как один из патлатых завсегдатаев подошел к стеклянной витрине с ванночками с мороженым и что-то тетке за стойкой. Та с невозмутимым видом вынула из под прилавка свернутую трубкой газету с явно чем-то тяжелым внутри. Потом произошел обмен товара на деньги, и патлатый переросток с победным видом вернулся за свой столик.

Ах вот почему именно «Петушок» стал местом притяжения альтернативно настроенной молодежи! Из какого-нибудь кафе «Сказка» на площади октября за распитие спиртных напитков их бы погнали ссаными тряпками. А здесь вот с пониманием отнеслись...

— Ты же с нами, Жаныч? — Веник хлопнул меня по плечу, и я понял, что часть разговора, похоже, прпустил.

— А мы куда-то собираемся? — спросил я, изображая энтузиазм.

— Ты чем слушал, Жаныч? — Веник постучал мне по лбу согнутым пальцем. — «Петушок» скоро закрывается, а ребята хотят продолжения банкета. Тут неподалеку живет Элис, мы думаем к ней завалиться. Ты с нами?

— Конечно, — я покивал. Можно подумать, у меня был какой-то особенный выбор. Вещи мои все равно лежали у Веника в комнате. Впрочем, в голове от портвейна немного шумело, чувствовал я себя таким бодрым, каким уже много лет не. Так что я и впрямь был не против продолжения. Даже несмотря на завтрашнее собеседование.

Вся наша шумная и уже не очень трезвая компания дисциплинированно составила кружки на стол под надписью «У нас порядок такой — поел, убери за собой». Вместе с кружками там же оказалось и изрядное количество пустых бутылок.

А ведь кто-то прикрывает этот «Петушок». «Крышует» можно сказать. Такая вот неприкрытая нелегальщина возможна только в одном случае — все уверены, что им это сойдет с рук. Что никакая проверка в неподходящее время не нагрянет и не возьмет за жопу. Мало того, что тут распитие спиртных напитков в детском заведении, так тут еще и продажа их же. А значит проверка ОБХСС их не пугает. Значит либо они дают взятки кому надо, либо где-то наверху сидит тот, кто с ними в доле. И в нужный момент снимет трубку и сообщит, чтобы немедленно навели марафет, чтобы перед проверяющими предстало идеальное детское кафе — с мороженками, молочным коктейлем и песнями из мультиков в качестве саунд-трека.

Тьфу ты, блин, профдеформация! Увидел непорядок, тут же делаю стойку. А что, отличная бы получилась статья для советской газеты...

Хотя нет, ее же не напечатали бы. В советской прессе писали про хорошее, про плохое стало принято только в постсоветской. А до постсоветской еще как минимум несколько лет.

Почему-то в легком подпитии тротуар уже не казался таким уж невероятно скользким как раньше. В тот момент, когда мы обходили краснокирпичный кинотеатр «Россия», в нем открылись боковые двери, и наружу высыпала толпа оживленно болтающих зрителей, только что посмотревших, судя по всему" французских «Трех мушкетеров».

Дом этой самой Элис, к которой мы шли, находился почти сразу же за кинотеатром. Это было хорошо. Потому что с темнотой похолодало еще больше, а пальто у меня было осеннее. И даже с кофтой было, мягко говоря, не жарко.

Но дом был без лифта, а лезть нужно был на пятый этаж. Забавно. Идем к какой-то Элис. Так и хотелось запеть песню «Кто такая Элис?», еле сдерживался.

А когда открылась дверь, я понял, что задать этот вопрос все-таки стоило...

Эту девушку я знал. Не лично, лично никогда не встречались, разумеется. Но на фотографиях видел много. Конечно же, ее звали не Элис. И даже не Алиса, это имя еще не вошло в Советском Союзе в моду.

Ее звали Ирина. Ирина Мельникова.

Это потом она станет стройной дамочкой, бодро раздающей советы по правильному питанию и выходу из зоны комфорта. Буквально пару лет назад писал статейку о том, как живут семьи авторитетов девяностых. Так вот в свои почти пятьдесят Ирина выглядит значительно лучше, чем в свои восемнадцать.

Я бы не узнал, если бы фотографий не видел. Причем найти их было не так уж и просто — она постаралась вычистить сеть от своего прошлого. И у нее это почти получилось.

Но времена ее гламурного блеска еще впереди. Сейчас в дверях стояла даже не полноватая, а вполне такая толстенькая невысокая девушка в уродующих лицо очках и с длинными волосами с выстриженной челкой. Под Марину Влади.

Сердце ухнуло об грудную клетку и как будто свалилось куда-то вниз. Возникло сиюминутное желание по-тихому сбежать, пока она меня не заметила. Я, конечно, не был уверен на все сто, что Иван Мельников происходит из той же семьи, что и будущие мафиози, но...

Кроме того, кто-то же меня убил. И пока я не узнаю, кто именно, а главное — почему, довольно опасно встречаться со всякой там родней и старыми знакомыми.

Я даже почти сделал шаг вниз по лестнице.

«А ну стой, Жан Михалыч! — язвительно сказал мой внутренний голос. — Будешь прятать голову в задницу — никогда ничего не узнаешь!»

Я взял себя в руки.