Звезда Вавилона - Страница 82
— Открой дверь и выпусти ее! — заорал Гленн, бросившись на Фило.
Проворный старик ловко увернулся.
— Ты по-другому станешь смотреть на вещи после Свечения. — Он вытащил второй дерринджер и, прежде чем Гленн успел среагировать, выстрелил. Пуля отбросила Гленна через всю комнату, где он ударился о стену и сполз на пол.
Она не могла дышать.
Когда Фило закрыл за ней дверь, Кэндис сразу заметила зажигательную бомбу. Ей удалось перебежать на другую сторону комнаты, до того как она взорвалась и огонь охватил дверь и стены.
Теперь пламя неумолимо приближалось к ней, поглощая мебель и шторы, наполняя комнату дымом и таким жаром, что она чувствовала жжение в легких.
Чихая и кашляя, она стучала по стенам и звала на помощь. У нее кружилась голова, по щекам текли слезы, а легкие разрывало изнутри.
— Помогите! — кричала она, колошматя кулаками по стене.
Огонь наступал на нее, воздух раскалился, и она не могла вдохнуть, дым застилал ей глаза, ослепляя ее.
— Помогите!
Вдруг в стене открылась панель, и она упала на другую сторону. Стена сомкнулась позади нее, когда она встала на колени и поняла, что очутилась в неосвещенном потайном ходе. Кашляя и пытаясь отдышаться, она поднялась и пошла в черноту неизвестности, прочь от пламени и дыма.
Она пробиралась по темному тоннелю, ощупывая окружавшую ее каменную кладку, будто слепой крот. Она уткнулась головой в стену, зашла в тупик, потом вернулась обратно. Замок содрогнулся. Фило взорвал еще одну бомбу.
Она чувствовала запах дыма и бензина. По коридорам и проходам бежала волна огненного жара. Словно наводнение в Джебель Мара. Только сейчас рядом с ней не было Гленна, который нашел бы выход. Она слышала, как взвывали о помощи и стучались в запертые двери другие люди. Она провалилась сквозь еще одну панель и попала в замкнутое пространство не больше шкафа для одежды, попыталась выбраться, но пути назад не было.
Она оказалась похороненной заживо, подобно Есфири из Вавилона.
Когда сознание Гленна немного прояснилось, он ощутил жуткую боль, дым и зловоние химикатов и обнаружил себя лежащим на полу в луже крови, натекшей из левого плеча.
Он сел, чуть не упав в обморок от нахлынувшей боли. Посмотрел на свою окровавленную рубашку. Почему Фило не убил его? Потому что мы все равно умрем.
Он с трудом поднялся на ноги и осмотрелся. Где же Кэндис? И потом он все вспомнил.
Фило исчез, окно было распахнуто, впуская в комнату холодный ночной воздух и струйки дыма.
Сорвав скатерть с серванта из красного дерева — вазы и свечи полетели на пол, — он затолкал ее под рубашку, сильно прижав, чтобы остановить кровотечение. Потом подбежал к окну, откуда увидел на фоне пожара силуэт Фило, карабкавшегося по крыше между сводами и парапетами.
Гленн услышал вопли где-то рядом и понял, что это кричала Кэндис, запертая в стенах.
— Кэндис! — отчаянно застучал он по деревянным панелям. — Сюда!
Он отступил назад и окинул стену безумным взглядом. Как вытащить ее?
Раздался еще один громкий взрыв, и замок сильно тряхнуло. Послышались звуки разбитого стекла, огненные шары взметнулись к небу.
— Кэндис! — Он проверил каждый шов на панелях, ища скрытый механизм. Боль снова накрыла его, и подступила тошнота. Надо постараться не отключаться, оставаться в сознании.
Он опять принялся бить по стене, ориентируясь на крики Кэндис с противоположной стороны. Дойдя до книжного шкафа, он стал сбрасывать книги с полок. Когда он снял «Собрание сочинений Жюля Верна», в стене открылась панель и Кэндис вывалилась прямо ему в руки.
Она кашляла и хватала ртом воздух. Гленн убрал волосы с ее глаз:
— Слава богу.
— В тебя стреляли!
— Все в порядке…
— Нет, не в порядке. Гленн, дай я посмотрю, что там.
— Кэндис, Фило удрал. Он взрывает бомбы.
Они подбежали к окну. Правое крыло здания было охвачено огнем, языки пламени вырывались из окон и через обугленный пролом в крыше.
Они увидели Фило с поднятыми руками. Ветер развевал его седые волосы, когда он прокричал:
— Бог сказал: «Да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош!»
Они полезли за ним, осторожно пробираясь по шиферным плиткам.
— Фило! — позвал Гленн.
— Научные архивы! — ответил Фило, вытянув руку по направлению к горящему крылу, где искры и пепел поднимались к звездам и горел ослепляющий огонь. — Законы Исаака Ньютона, письма Коперника, уравнения Альберта Эйнштейна — все летят к Богу!
Когда Гленн приблизился к нему, Фило пробежал над проемом в крыше по заранее приготовленной доске. Оказавшись на другой стороне, он столкнул доску вниз, и Гленну пришлось остановиться. Крыша Морвена представляла собой рукотворный Большой каньон — смешение различных высот, дымовые трубы, шпили, мансарды, застекленные участки и фронтоны. Теперь Фило был недосягаем.
— Откуда ты знаешь, что не допустил ошибку? — прокричал Гленн. — Что будет, если ты сожжешь здесь все, а Бог так и не появится? Тогда ты отбросишь орден александрийцев на две тысячи лет назад.
Над верхушками деревьев взошел полумесяц, осветив место событий мертвенным сиянием. Звезды на небе стали ярче, словно безумный план Фило начал претворяться в жизнь и природа готовилась к рождению Свечения.
— Не равняй меня со своей воровской шпаной, Гленн! Тебе не удастся меня отговорить. Я знаю, что произойдет сегодняшней ночью, и, если у тебя осталась хоть капля мозгов, ты тоже останешься посмотреть. Но не стоит переживать. Через мгновение ты поверишь мне.
Гленн крикнул:
— Ты уничтожаешь все, ради чего наши предки так усердно работали и жертвовали собой.
Вокруг них горели не только деревья, камень и стекла: реликвии, увиденные ими, — одеяния Аларика и Кристофа, в которых они отправились в Иерусалим; локон волос Эммы Венэйбл; любовные письма Кунегонды, так никогда и не прочитанные Кристофом; стены человечного лабиринта, созданного Фредериком Кейсом. Двадцать три века страстей, мечтаний и самопожертвований были объяты пламенем, навсегда стиравшим их из памяти.
Фило ответил:
— Иисус сказал: «Я бросил огонь в мир, и вот Я охраняю его, пока он не запылает. Тот, кто вблизи Меня, вблизи огня, и кто вдали от Меня, вдали от Царствия. Ибо никто не зажигает светильника и не ставит его под сосуд, и никто не ставит его в тайное место, но ставит его на подставку для светильника, чтобы все, кто входит и выходит, видели его свет».
Гленн вытер пот со лба. Думай как Фило. Заберись в его голову. Чего он боится больше всего?
— Филипп и Александр тоже вернутся, — крикнул он. — Ты об этом подумал? Они отберут у тебя власть над миром!
— Они были слабаками! Филипп позволил себя убить, а Александр спился. Я сильнее их обоих вместе взятых!
Фило прикоснулся к часам. Прозвучал очередной взрыв. Новые столбы огня взметнулись к небу. Воздух наполнился едкой вонью горящих химикатов. И воплями людей.
— Достаточно ли уничтожить только Морвен? — спрашивал Гленн, борясь с болью и слабостью: его левая рука постепенно немела. — Разве ты не должен заодно спалить и архивы Ватикана?
— У меня есть все, что я хотел получить от Ватикана. У них остались лишь копии, фрагменты и подделки. И я вовсе не уничтожаю Морвен! Я отправляю его к Богу, чтобы привести Его на землю и вместе с Ним мою любимую Ленору.
В том месте, где стоял Гленн, крыша шла под углом в шестьдесят градусов. Он оперся о слуховое окно и посмотрел на вентиляционную шахту, которая разделяла его и Фило. У него болело плечо и кружилась голова.
— А если Нострадамус ошибался? — не отступал он. — Что, если ты неправильно истолковал пророчество? Семь бомб могли быть «семью солнцами», но кто семь генералов? Ты не можешь использовать одну часть предсказания и отбросить остальное. Фило, подумай об этом. Ты совершил ошибку. Еще слишком рано — время Свечения не пришло, и, уничтожив все, ты навсегда лишишь нас шанса увидеть Свечение и воссоединиться с моей матерью.