Звезда творения - Страница 2

Оригинал полотна хранился там же, в Северо-Каменске. Жаль, что электронная копия не несла в себе отпечатка мастера. А то бы и ехать никуда не пришлось… Антон много раз пытался выяснить, как именно я определяю, кому принадлежит то или иное произведение искусства, но мне и самой трудно это объяснить. Нет никакого голоса, шепчущего в голове, никакого цвета, никакого звука. Есть просто ощущение, невыразимое словами. Чувство соответствия или несоответствия. Пожалуй, ближе всего к нему могла бы быть интуиция, но ведь интуиция порой лжет. А мое шестое чувство не солгало ни разу.

Бывало, что мы с Антоном рисковали, но риска я не любила. Нет, не так, – я не любила пустого риска. Мне нравилось время от времени щекотать нервы, ездить в разные города, общаться с людьми и при этом хорошо и без напряжения зарабатывать.

А главное – никакой ответственности. Одно название – эксперт… Через два года после университета. Но ни заключений писать, ни подписей на них обычно мне ставить не приходилось. Мы с партнером занимались тем, что можно назвать подпольной экспертизой. Я оценивала те вещи, о которых по правилам следовало бы сразу сообщать в полицию, а Антон находил нам заказчиков. Иногда он и сам подряжался на какое-нибудь непыльное дело, вроде нынешнего. Я должна была оценить полотно и ситуацию на месте, пообщаться с продавцом – а потом на сцену выходил мой партнер с профессионально сделанной копией. И все. Кому придет в голову проверять на подлинность полотно очень, очень малоизвестного и непрофессионального живописца? Если кому и придет, то весьма нескоро.

Я снова уставилась на репродукцию и потерла лоб. То ли «Хаос» так на меня подействовал, то ли недосып – голова кружилась. Всегда завидовала людям, которые хорошо спят… А уж те, кто умеет заснуть в душном, переполненном вагоне, – вообще счастливцы. Я сплю чутко, поэтому ночь в поезде, да еще в июньскую жару, стала для меня чем-то вроде пытки бессонницей.

Я в раздражении отвернулась к окну. Мимо бежала темная буреломная тайга, временами сменяясь болотами или гранитными растрескавшимися скалами. Рисовал бы Бесчастный тайгу – и проблем бы не было у него ни с заказчиками, ни с выставками. Давно бы половину наследия распродали антикварам…

В конце концов я сдалась, закрыла файл и отключила нетбук. Убрала его в дорожную сумку и достала оттуда прихваченную вчера из дома бутылку минералки. Головокружение понемногу отпускало.

Ненавижу поезда. Больше ненавижу только автобусы с их удушающим запахом выхлопных газов и перегретого кузова. Хорошо, что надо мной, на верхнем боковом месте, никто не ехал. Никто не скакал мимо меня вверх-вниз, не присаживался на край моей постели, не шуршал пакетами с едой. В купе напротив, к счастью, сидели довольно спокойные люди: две торговки с безразмерными сумками и мужчина в мятом костюме, похоже, командированный. Он от самого Екатеринбурга лежал на верхней полке, отвернувшись к стене.

Поезд замедлил ход. Лес расступился, мы проезжали полустанок: вросший в землю белый домик с новой табличкой «Черемухи» на фасаде и несколько огромных, колышущихся под ветром деревьев. Наверное, те самые черемухи, в честь которых это место и назвали… Поезд плавно прошел мимо полустанка, а потом снова прибавил скорость, догоняя упущенное время. Я хорошо помнила список станций – за Черемухами следовали еще два полустанка, Старый Рудник и Вагран, и только потом большая станция Северо-Каменская, пункт моего назначения. Хотя не такая уж она большая. Это только если с Черемухами сравнить…

Когда-то, лет сто назад по моему личному летосчислению, мы с мамой жили в Северо-Каменске. У нас даже остались там родственники – и мне вчера пришла в голову отличная идея пожить пару дней у них. Теперь меня там ждали… Я помнила город довольно плохо. Мы уехали оттуда, когда мне было семь лет. И ни разу не возвращались. Сейчас мне смутно, как во сне, представлялись крутые улицы, застроенные сталинскими трехэтажными домами, высокие тополя, старые, пронзительно дребезжащие трамваи и стальная гладь заводского пруда… В детстве мне там нравилось. Сейчас, наверное, все покажется совсем другим.

Поезд снова замедлил ход. За окном проплывал следующий полустанок, Старый Рудник, почти неотличимый от Черемух. Разве что вместо черемух возле станционного домика качались на ветру сосны, а между ними протекал небольшой, заросший осокой ручей.

Я потянулась за сумкой – достать пачку крекеров, но в этот самый миг вагон тряхнуло на какой-то особенно крутой стрелке. Я охнула, потеряла равновесие и боком вывалилась в проход, прямо под ноги идущему мимо пассажиру.

Мужчина в белой рубашке удивленно посмотрел на меня сверху вниз. В руке он держал керамическую кружку с кипятком – и как только не ошпарил меня от неожиданности… Торговки в купе тоже уставились на меня и замолчали. Я успела обрадоваться тому, что не свалила на себя еще и незнакомца с кипятком, прежде чем краска жгучего стыда начала заливать щеки. Бутылка с водой опрокинулась и каталась по столику, отчего на пол периодически выплескивалась минералка.

– Извините, – выдавила я, пытаясь подняться. Вагон болтало, как парусник в девятибалльный шторм.

Мужчина поставил кружку на столик, наклонился и протянул мне руку. Я ухватилась за нее – теплую, уверенную, – и он помог мне подняться.

– С вами все в порядке? – спросил он. Я кивнула, стараясь не глядеть ему в лицо. Щеки, кажется, готовы были воспламениться. – Помощь вам не нужна?

– Нет-нет, спасибо.

Он потянулся за своей кружкой, и я подняла на него взгляд. Ох… Лучше бы я этого не делала. Из-под ворота его рубашки выскользнула подвеска: не крестик, не образок, а звезда размером с пятирублевую монету. Я уставилась на нее – и ощутила резкий приступ головокружения. Ничего подобного мне ни разу не попадалось. То есть форма-то была знакомая – Звезда Хаоса, такую любят использовать оккультисты разных направлений. Ничего страшного или потустороннего в ней нет – хотя оккультисты, разумеется, утверждают обратное. Но впечатление, которое производила именно эта вещица… Она пугала, она казалась ненормальной, неправильной. Колючей. Ледяной. Я смотрела на подвеску всего несколько секунд. Но этого хватило, чтобы запомнить ее с болезненной четкостью.

Перед моими глазами качнулась восьмилучевая серебряная звезда, грубоватая, ручной чеканки. Она висела на тонком кожаном шнурке. Точнее, металл только выглядел как серебро – шнурок слишком сильно натягивался под тяжестью подвески. Лучи ее представляли собой стрелы, направленные в разные стороны, а в центре звезды мерцал алый рубин-кабошон. Красный, как артериальная кровь. Бр-р… Ненавижу кровь!

Звезда качнулась перед глазами раз, другой, а красный огонек внутри камня следовал за моим взглядом, как чужой зрачок. К головокружению немедленно прибавилась тошнота.

– С вами все в порядке?

Я сморгнула и оторвала взгляд от звезды. Незнакомец терпеливо смотрел на меня – глаза у него были светло-карие, орехового оттенка. Спокойные и внимательные. Мужчина, спохватившись, быстрым движением убрал подвеску обратно под рубашку. Господи Боже мой, для чего он это носит на себе? И что оно такое?

Мир потихоньку переставал кружиться. Нет, определенно, есть вещи, в которые лучше не лезть. Например, лучше не планировать кражу «Моны Лизы» из Лувра. Или не спрашивать у незнакомого человека, что это такое страшное висит у него на шее. Еще ответит…

– Да, – твердо сказала я. – Все хорошо. Просто я ударилась, когда упала.

– Будьте осторожны, – мягко сказал мужчина и ушел в глубь вагона. Я мрачно проводила взглядом его белую рубашку. Надо же, какой франт, в поезде выглядит как на деловой встрече, только без галстука.

Трясущимися руками я подняла бутылку с остатками воды, закрутила крышку и пошла просить проводницу, чтобы она убрала со столика минеральное море.

Поезд прибывал в Северо-Каменск около часа дня. К тому времени я успела успокоиться, еще раз обдумать свои дальнейшие действия и уснуть. После случая с подвеской голову словно ватой набили. Я задремала на несколько минут, когда поезд уже подходил к станции и мимо окон проплывали целые районы разнокалиберных садовых домиков.