Звезда Севера (СИ) - Страница 62

Покушение на жизнь его высочества Эрона Эфрийского, истинного сына Акроса.

— Вы признаете свою вину? — спросила одна из жриц, сидящих подле короля.

— Нет.

Она не признает свою вину, потому что она не эфрийка и не может предать не свой народ. Потому что клятвы маэле для нее ничего не значили. И потому что она действительно не совершала покушения на жизнь Эрона. Эви смотрела на них и видела, что они ждут этих объяснений, но кроме короткого и холодного «нет» больше не проронила ни слова.

— Хорошо, — спустя минуту сказала жрица. — В таком случае готовы ли вы ответить на несколько вопросов и подтвердить свою невиновность, взяв в свидетели и судьи Великую Матерь?

— Вам ничего не угрожает, — мягко добавила Нэн. — Вы под защитой нашей веры.

Эви еще раз оглядела всех собравшихся — в их лицах было как сочувствие, так и обвинение. На нее снизошло внезапное спокойствие.

— Я готова, — ответила она.

Глава 35

Эрон стоял на балконе, расположенном над входом в зал суда, и смотрел на хрупкую фигуру своей маэле на полу. Она сидела спиной к нему на коленях, словно бледное изваяние в косых лучах света, проникающих сквозь высокие узкие окна. Белые полы ее юбок были разложены полукругом на черном мраморе, как лепестки нежного цветка. Перед ней на низком столике стояла широкая серебряная чаша с водой. Он стиснул каменные перила и прикрыл на секунду глаза, удерживая контроль над потоком. Он дал слово истинного сына, что не помешает процессу и останется незамеченным в тени, и, видят Первородные, ему приходилось прикладывать огромные усилия при виде ее синяков и ссадин.

То, что Интар лживый хитрый мерзавец, умеющий манипулировать словами, — было известно давно. Но теперь Эрон видел правду своими глазами и эта правда жгла его, как раскаленное клеймо. Если она и бросила его, то не по своей воле. А Интар так спешил покинуть белый замок и Эфрию, чтобы не встречаться с Дочерями и не отвечать за ложь.

Эрон отпустил перила. Его несгибаемая, гордая и живая северянка теперь казалась безликой тенью самой себя, и его поток стремился к ней, чтобы согреть ее, защитить, укрыть от взглядов.

Он сделал шаг назад в прохладную темноту.

Внизу жрицы бормотали свои молитвы над чашей, затем поднесли девушке кубок с водой и велели выпить половину. Она подчинилась. Оставшуюся половину вылили в чашу, и прочитали еще какие-то молитвы.

Когда все было готово, и все расселись по своим местам, верховная жрица Эфрии попросила:

— Опустите руки в чашу.

Эви поколебалась секунду, но выполнила просьбу. Присутствующие затихли, вытягивая шеи.

— Теперь, я задам вам несколько простых вопросов, и на один из них вы должны солгать. Матерь не причинит вам вреда, только не вынимайте руки из чаши.

— Я готова.

— Назовите свое имя.

— Эвелин из рода Эстер.

Собственное имя в ее устах уже не звучало по-королевски гордо, как раньше. Оно было каким-то холодным, пустым.

— Вы родились в Эфрии?

— Нет.

— Сколько вам лет?

— Тридцать пять, — ровным голосом солгала его маэле, и вода вскипела вокруг ее рук.

Советники охнули, даже король подался вперед. Эрон на мгновение забыл обо всем, пораженный. Суд Воды был одним из храмовых таинств, о которых ходило множество слухов, и теперь присутствующие убедились воочию, что Матерь действительно не оставляет их. Ее сила и контроль всегда рядом.

Вода перестала бурлить, и содержимое чаши снова стало прозрачным и спокойным.

— Видите? — спросила верховная жрица. — Все просто. Как только избранная солжет, это произойдет снова.

Никто не возразил.

— Ей не горячо? — подал голос Дэин, да благословят его Первородные.

— Нет, это не причиняет ей вреда.

Голова Эви качнулась в легком кивке. Старший советник расслабился и откинулся на спинку кресла, ничем не выдавая, что знает о его присутствии на балконе. Но Эрон понял — этот вопрос Дэин задал для него. За него.

— Если всем все понятно, мы продолжим, — объявила эфрийская верховная жрица. — Расскажите о том, как вы впервые встретили принца Илиаса.

— В тот день мы ехали в юго-западное имение Э… — последовала крохотная пауза, — его высочества и собирались остановиться на ночь в доме купца по пути, но из-за дождя были вынуждены разбить лагерь у дороги. Ночью я проснулась оттого, что в палатку вошли незнакомцы. Одним из них был он… принц Илиас.

— То есть, до этого момента вы его никогда не встречали? — уточнила верховная жрица Инии, сидящая слева от короля.

— Именно так. В ту ночь я увидела его впервые.

Вода оставалась спокойной. Старшая Дочь Эфрии выразительно взглянула на королевского летописца, который заскрипел пером с удвоенным усердием.

Значит, никакого заговора заранее не было, понял Эрон и потер переносицу.

— Тогда как вы узнали, что он тот, за кого себя выдает?

— Он представился.

— Расскажите подробнее, что происходило. Что делали остальные? Его высочество Эрон?

— Его высочество спал мертвым сном, как и все остальные.

По трибуне прошелся ропот. Эрон дернулся. Поток колыхнулся внутри, концентрируясь в темную силу. От нехорошего предчувствия кончики пальцев начало покалывать. Он стиснул перила, утихомиривая эмоции.

— То есть, никто не заметил проникновения в лагерь, и вы вели себя так тихо, что…

— Мы не вели себя тихо. Они спали, потому что Илиас их всех усыпил. И не проснулись, даже когда его люди… их убивали…

Тишина была такой, словно даже воздух застыл и превратился в кристальный лед. Все уставились на безмолвную чашу. А затем Эви продолжила рассказ, и этот лед разлетелся в возмущенный гвалт. Эрон закрыл глаза. Каждая новая деталь ее признания вонзалась в его сердце острым осколком. Ох, боги… Как же они все были слепы и даже не подумали, что Илиас настолько безумен. Вот почему никто ничего не видел и не слышал…

— Как вы могли такое допустить? — кричал король, глядя на эфрийскую верховную жрицу. — Как?! А теперь сидите здесь и до сих пор не приняли меры?

— Мы предполагали, что был использован запрещенный артефакт, но у нас не было доказательств, — спокойно ответила она. — Теперь же слова избранной подтверждают вину Илиаса Инийского, и от имени Совета Верховных Дочерей я заявляю, что он будет отречен от дара и навсегда вычеркнут из списка истинных сынов, как и весь его будущий род.

— Отречен? Отречен?! — Отец грохнул кулаком по подлокотнику кресла, но хотя бы удержал вихрь. — Да его убить мало!

Эрон был согласен. Сейчас он жаждал убить Илиаса больше всего на свете. Этот жалкий кусок болотной крысы обладал слабым даром Морока и мог ненадолго усыпить разве что ребенка или хрупкую девицу, но никак не королевский отряд и всю округу. И никак не его — истинного сына. Чужие дары не действуют на истинных сынов, только если не усилить их многократно камнем, добытым из самого сердца вулканов Отца.

Ресурсы каждого такого камня были ограничены, и он высасывал из владельца много жизненных сил. Но, имея крепкое здоровье и мощный разрушительный дар, с помощью такого артефакта можно истреблять сотни и тысячи людей, и даже убивать равных и более сильных сынов. Можно завладеть всем Акросом… Именно поэтому использование артефактов было запрещено. Жрицы и жрецы должны были сохранять равновесие, они должны были почувствовать такое колебание и принять меры незамедлительно. Илиасу в каком-то смысле повезло, что его дар слишком ничтожен и не имеет разрушительной силы, поэтому основной всплеск был подозрительным, но не настолько мощным.

И все же этого хватило, чтобы позорно усыпить Эрона и его людей. А затем представить все как бойню. Лишь Эви не спала, потому что имела в противовес оберег с водой из источника Матери.

— Так значит, Илиас, — продолжила верховная жрица, когда гул поутих, — усыпил всех, инсценировал нападение разбойников, а вас увез насильно?

На этот раз Эви молчала дольше, чем обычно. Ее плечи поникли, а голова опустилась.