Звезда Севера (СИ) - Страница 61
Эрон стиснул зубы. Эви отказалась от него, а ему в который раз только и делают, что указывают, что она ему не принадлежит. Словно это он — вор, присвоивший чужую женщину, а не Илиас.
— Она вообще не должна была становиться его тенью, если на то пошло, но мы не вмешивались, потому что решили, что такова воля Матери. И благодаря этому ваш сын получил сильнейший дар.
— Не должна была? — не выдержал Эрон. — А как же ваши пророчества? Вы же сами слали письма, в которых было сказано… — он осекся.
— Ну же, ваше высочество, — в тоне верховной жрицы прибавилось яду, — продолжайте.
— Та, в ком ты нуждаешься, — процитировал он осевшим голосом, — ждет за северными морями.
Та, в ком ты нуждаешься…
Эрон уронил лицо в ладони и вздохнул. Плечи опустились. Она не была предназначена стать его тенью и не нуждалась в нем. Это он в ней нуждался… Просто то письмо о грядущем прибытии избранной пришло именно в тот момент, когда искали подходящую кандидатку на роль маэле, и ни у кого не возникло сомнений, что речь именно об этом. А Эрону настолько претила сама мысль связывать с кем-то свою судьбу, что он просто уцепился за отсрочку и не вникал в смысл. Ох, боги, какой же он идиот…
— Во-вторых, — продолжила верховная жрица, насладившись его осознанием собственной ничтожности, — она не эфрийка и не ваша подданная. Она избранная Матерью, поэтому мы требуем, чтобы ее судьбу решала Великая Матерь.
— Что это значит? — спросил король.
— Это значит, что мы хотим провести суд Воды.
— Суд Воды? Я слышал, что его проводят лишь над Дочерьми за стенами храмов. Вы собираетесь забрать девушку моего сына в храм?
Эрон напрягся. Что бы не происходило между ними и кто бы что не говорил, он знал, что больше никогда ее не отпустит — даже в храм под присмотр жриц. Она принадлежит ему. Эта мысль внезапно успокоила его, убедив окончательно. Эви принадлежит ему. Может быть, время когда-нибудь все расставит по местам и сгладит острые углы их проблем. Может быть, когда-нибудь он ее простит, а может и нет. Но не отпустит.
Старшая Дочь Эфрии смотрела на него так внимательно, словно читала его мысли, затем переглянулась с другой верховной жрицей и наконец высказалась:
— Вы правы, ваше величество, суд Воды проводят за стенами храма, если это касается Дочерей, но северянка избранная, и ее судьба тесно связана с королевской семьей, поэтому мы можем провести упрощенную версию здесь. За закрытыми дверями, разумеется. Вы можете присутствовать.
Король потер подбородок и хлопнул ладонью по столу.
— Хорошо.
— Ты даже не знаешь, на что соглашаешься, — разозлился Эрон. — Никто не видел, что из себя представляет этот суд, а вдруг это… — он не договорил.
— Опасно? — подала голос Нэн. Ее лицо озарила печальная улыбка. — Нет, ваше высочество, поверьте, ей ничего не грозит.
— Тем не менее, я настаиваю, чтобы вас там не было, — добавила верховная жрица тоном, не терпящим возражений.
***
Поздно вечером Эви услышала за дверью чьи-то мягкие шаги и поднялась с кушетки, где просиживала часами, кутаясь в длинную шаль и глядя на моросящий дождик за окном. Замок щелкнул, и на пороге появилась Нэн. Они шагнули друг к другу навстречу, жрица протянула руки, чтобы поздороваться в их личной манере, но Эви вдруг отшатнулась.
— Ох, дитя мое, — вздохнула жрица, опуская руки. — Мне так жаль.
— Простите, — прошептала Эви.
— Нет, что ты, не извиняйся. — Нэн улыбнулась. — Я так боялась, что вообще никогда тебя не увижу и не смогу примириться с тобой, а теперь ты здесь. Надеюсь, ты не держишь на меня зла?
— Нет, конечно нет.
Жрица коснулась кончиками пальцев букета поздних цветов, присланных Нэссором, и погладила бархатные лепестки, темно-бордовые в свете ламп.
— Я пришла сообщить, что утром тебя ждет особый суд, — сказала она.
Эви лишь скривила губы. Видимо, отныне гости приходили в эту комнату, только чтобы сообщать о суде.
— Это не значит, что тебя осудят за то, в чем нет твоей вины, — поспешила успокоить ее Нэн.
— Меня уже осудили.
— Но не Дочери. Совет верховных жриц в Орване был очень непростым, но мы все на твоей стороне, потому что чувствуем, что в произошедшем нет твоей прямой вины. Скорее, это будет даже не суд, а допрос, и он лишь расставит все по местам, потому что истинное зло должно быть наказано.
Эви хотела бы спросить, почему великая и могущественная Матерь не наказала зло в момент совершения преступления, но не стала. Какой смысл? Вода не смоет с нее грязь.
— Ты уже знаешь, что наши боги бывают до жестокости справедливы, — устало произнесла жрица и подошла к окну, вглядываясь в сумрак. — Когда они дают что-то, то забирают взамен не менее ценное. Это всегда болезненно. — Она обернулась. — Но это работает и в обратную сторону, милая. А ты уже отдала так много… Поверь, скоро темная полоса закончится, и ты получишь сполна все, за что заплатила высокую цену.
Они постояли немного в тишине, затем Нэн шагнула к ней с улыбкой.
— Надень завтра белое. Пусть все знают, что ты чиста перед Матерью.
От этих слов захотелось горько рассмеяться, но Эви лишь молча кивнула. Когда дверь за жрицей закрылась, она потушила лампы, легла в постель и укрылась с головой. Несмотря на тревожные мысли, сон завладел ею почти сразу.
Наутро Эви вошла в зал суда в сопровождении двух жриц и, пройдя между трибунами, остановилась перед открытой шестиугольной площадкой. Просторный зал был наполнен светом. По углам площадки высоко взмывали шесть белокаменных колонн, поддерживающих потолок в форме купола, украшенного фресками. Суд был закрытым, поэтому балконы для зрителей на втором ярусе пустовали, как и часть трибун, расположенных на возвышении вдоль стен. Перед Эви сидели лишь около дюжины человек — король с непроницаемым выражением лица, несколько жриц, одетых в голубые одеяния, и несколько королевских советников, среди которых она заметила и Дэина.
Ее накрыли одновременно обида и облегчение от того, что Эрон не пришел. Он больше не хотел иметь с ней дела, но ведь и она сама отказалась от него. По крайней мере, у нее еще оставались крупицы гордости. Эви приподняла подбородок, расправила и без того прямые плечи и сбросила белую накидку. Кто-то из советников сдавленно охнул. Нэн, сидящая с краю, прикрыла глаза и стиснула губы.
Эви последовала ее совету и оделась в белое, отдав дань уважения Матери. Мягкие волны блестящего белоснежного шелка спускались от тонкого жемчужного ошейника до талии, перехваченной перламутровым поясом, и прикрывали грудь, в то время как спина, плечи и руки остались полностью обнаженными. На запястьях виднелись едва заживающие фиолетово-красные следы от кандалов, на предплечьях грязно желтели пятна от пальцев Илиаса. Волосы она собрала в высокую прическу, освободив лишь несколько серебристо-голубых прядей, что оттеняли уродливые зеленоватые синяки на шее.
Небо сегодня было ясным впервые за много дней, поэтому утреннее солнце, проникающее сквозь узкие стрельчатые окна позади собравшихся, не должно было скрыть ни одного изъяна. В зале было холодно, но Эви почти не чувствовала этого, словно тело ей не принадлежало. Только ступив на черный мраморный пол сцены, она ощутила сквозь тонкие подошвы сандалий его прохладу. При каждом шаге высокие разрезы на ее длинных белых юбках расходились, открывая колени и бедра, покрытые старыми синяками и ссадинами. Советник Дэин даже отвел глаза.
Они хотели видеть ее грязь. Пусть смотрят. Чтобы больше никто не смел дотронуться до нее. Чтобы ее тело говорило за себя, потому что сама она не желала описывать это вслух.
Когда Эви остановилась в центре, повисла тишина. Она смотрела на их застывшие лица, не испытывая стыда и страха. Король взмахнул рукой, и один из присутствующих развернул свиток и, кашлянув, зачитал обвинения.
Измена короне. Предательство. Нарушение священных клятв. Заговор.
Голос обвинителя набирал силу и становился все громче, пока не дрогнул в благоговейном ужасе перед последним ее преступлением.