Звезда корабельная - Страница 2

В селе Измайлове Петр бывал часто. Обычно с Тиммерманом. Тот еле поспевал за Петром — отдуваясь на ходу, рассказывал о голландских городах, обычаях.

— Быстро там время бежит, как по дороге торной, и меняется жизнь день за днем. Сейчас ворочусь — и родной дом, возможно, не признаю.

— А вот гляди, Франц, — остановился Петр у одного двора. — Крепок амбар срублен, велик размером. Как стоял, так и стоит, века не меняется. А ведь, ей-ей, хламом завален! — пригнувшись, вошел он внутрь. — Так и страна наша Россия — крепка и обширна, а много в ней хлама никчемного, порядков обветшалых…

В полутьме амбарной виднелись какие-то полурассыпавшиеся бочки, куча облезлых веников, треснувший безъязыкий колокол, развалившаяся телега об одном колесе. И вдруг Петр различил такое, чего ни в одном амбаре быть не должно.

Крутые, крепко сбитые дощатые бока заканчивались высоким строгим носом, который упирался прямо в амбарный угол, будто рассекал деревянную волну.

Петр подобрался ближе. Конечно, это была лодка. Однако очень большая. Видно, давно здесь стояла — почернела, рассохлась. И все-таки доски ее были какие-то особенные — совсем не те, что у бочек. И пахли удивительно — так, что Петр вспомнил неожиданно о синем море-окияне.

— Что за судно? — вполголоса спросил он подошедшего Тиммермана.

— А, бот английский. При кораблях держат для всяких мелких нужд. Шустро бегает под парусами — не только по ветру, но и супротив, курсом бейдевинд.

— Да не бывает такого! — воскликнул Петр. — Разве может судно против ветра идти?!

— Может, может, государь, — кивнул Тиммерман. — Разум человеческий все одолевает.

А Петр уже запрыгнул в бот, где стал во весь рост, раздвинув ноги, чуть наклонившись вперед, будто в грудь ему бил сильный ветер.

— Гей! Гей! Слышать желаю: есть ли такой человек, что лодку починит, и ход ее покажет?

Жил в Москве столяр по имени Карштен-Брант. Родом из Голландии. В былые времена служил матросом на кораблях, да и на верфях суда строил. Его-то и привел Тиммерман к Петру Алексеевичу.

— Тот ли ты, кто мне нужен? — спросил Петр. — Что делать можешь?

— Домы рублю, столы да стулья, — поклонился Карштен-Брант, — Также и лежанки по заказу.

— А судно морское починишь ли?

— Конечно! — кивнул Карштен-Брант. — Я ведь тиммерман…

Петр даже обошел кругом голландца, сильно при том нахмурясь.

— Что говоришь, дурная голова?! Уж есть у меня один Тиммерман. Францем звать! Гляди, будешь плетьми бит, как самозванец!

— Прости, государь, — вмешался тут Франц. — Не самозванец он, а тиммерман доподлинный. Не по имени отческому, а по делу своему — истинный тиммерман. Так у нас в Голландии называют корабельных плотников.

Поглядел Петр на одного, на другого и улыбнулся:

— Что ж. Один Тимммерман — хорошо. А оба-два — будут мне корабли строить!

Действительно, Карштен-Брант довольно быстро починил бот английский. Петр достаточно помощников выделил, да и сам не только со стороны наблюдал — и весла строгал, и паруса подшивал, и мачту ставил…

Спустили бот на Яузу. Карштен-Брант паруса поднял, и пошел бот, пошел по реке — хоть по ветру, хоть супротив, без всякого внимания к слабому речному течению.

Петр по берегу бегает — не может на месте устоять.

— Гляди, Гаврюшка! Степка, гляди-ка! Против ветра идет! Лукьяшка, курс — бейдевинд!

Товарищи Петра, сверстники его, дети дворовых людей, конюхов царских, тоже радуются — эх, как шибко, резво бот идет, мелкую волну рассекает! А Федоска Скляев, парень горячий, уже в реку полез: мол, еще посмотрим, кто быстрее плавает…

Ловко Карштен-Брант парусами управляет, а нет-нет, да в берег и уткнется. Тесно на Яузе. Причалил он, и сам Петр с Лукьяшкой Верещагиным и Гаврюшкой Меншиковым в бот запрыгнули.

Ах, ветер упругий! Паруса трепещут, и сердце замирает. Слушается бот английский Петра, как хорошо объезженная лошадь. И вдруг — опять берег под носом. Ну, никакого раздолья! Тесно, узко в здешних речных берегах.

— Яуза! — вынырнул у самого борта Федоска Скляев. — Недаром имя таково — я узка!

— Гей! — крикнул Петр. — Вырвемся из этих уз! Еще по морю-окияну ходить будем!

Перевезли бот на Просяной пруд. Да разве это вода? Тина да ил. Гуси гогочут.

Петр проведал, что есть под городом Переславлем большое озеро. И пути-то конного от Москвы всего два дня. Отправились поглядеть, что за озеро такое.

Дорога шла холмами и долинами, мимо рощ и полей. И вот с высокой горки открылось вдруг озеро. Плоское, гладкое лежит, и дальний берег не виден — такое раздолье! Тут и ботик английский маловат будет, не по ноге он Плещееву озеру.

Ветер птичьи крики доносит. Там и сям стаи чаек. «Эх, вот бы столько кораблей на воду спустить, — думает Петр, — Целую флотилию!» И представилось ему сине море-окиян и множество на нем кораблей русских под белыми парусами-крыльями. Куда хотят, туда и летят!

Хотя долго Петр не мечтал. Любил сразу за дело взяться.

И вскоре на речке Трубеж, впадающей в озеро, соорудили что-то вроде простецкой верфи — набили деревянных столбов-свай, — и принялись корабли строить.

Компания собралась подходящая. Были тут и Карштен-Брант, и Франц Тиммерман, и товарищи Петра — Федоска Скляев, Гаврюшка Меншиков, Гришка да Тишка Лукины, Сашка Кикин, Лукьяшка Верещагин, Данила Новицкий, Оська Зверев да Лука Хабаров.

Работы никто не сторонился, и дело поспешало. Кто парусами занят, кто по щегольному промыслу — мачты ставит, кто кривули гнет для корабельного каркаса, кто бревна на доски пилит.

Да и как отлынивать, когда сам Петр без устали трудится: то пила у него в руках поет, то топор посверкивает. С утра до заката. А как день уходит, так велит костры разложить — до того ему охота поскорее увидать первый корабль на Плещеевом озере.

На берегу озера Петр посадил яблони. За три года, что строили здесь флот, деревья подросли. Они уже и яблоки давали.

— А все же корабли наши быстрее растут, чем яблони, — сказал как-то Петр Федосею Скляеву.

— Зато яблони долго живут, а у корабля жизнь короткая, — ответил Федосей.

— А хоть короткая жизнь, да славная! На ветру и на волнах! Пусть короткая жизнь, да бурная!

Подошло время спускать первый корабль на воду. Петр подрубил подпоры, и корабль медленно сошел в реку — тихая волна покатилась к берегам.

Под колокольный звон и пушечные залпы вышел первый корабль в Плещеево озеро.

Как раз яблони зацветали.

«Не велик наш флот покуда, — подумывал Петр, — Да ведь все большие дела с малого начинаются…»

Да вот стоят уже у пристани два фрегата и три яхты — ладные, как игрушки резные. Глаз не нарадуется. Ах, какие богатые украшения для Плещеева озера!

Ранним утром перво-наперво Петр из окошка поглядит: как там корабли поживают? И спать бы не ложился, а так бы и любовался, до чего хороши, нарядны! Особенно последняя спущенная на воду яхта. Как младшая дочь в семье — самая пригожая!

День был красный, и сердце особенно радовалось, когда отошла яхта от причала в пробный поход.

Озеро лежит покойное, солнцем вызолоченное, и гордо плывет по нему красавица под белыми парусами. Ну, просто царевна! Петр с берега ей рукой машет.

И вдруг накренилась яхта.

Завалилась на бок! Перевернулась!

Попрыгала команда в воду…

Не верит Петр глазам своим. Потемнело в глазах, будто солнце за тучи зашло. Молча смотрит он на днище перевернутой яхты. Вот только что была на воде птица белокрылая, а теперь корыто опрокинутое. Нет горше картины! Стыдно глядеть, как на распутную пьяную девку…