Зверюшки - Страница 13
Он замолчал; на некоторое время наступила торжественная тишина, а затем другой голос лениво и с легким раздражением произнес:
- К этому рассказу явно не может быть никакого доверия, и вот почему: если, как говорит рассказчик, Благодетелю действительно было достаточно одного взгляда, чтобы определить степень виновности человека, то с таким же успехом он мог бросить этот взгляд и во время пира. Вовсе не обязательно было свою жертву приводить ещё раз на допрос. Кроме того, из услышанного нами рассказа следует, что Благодетель по крайней мере некоторых вещей не умел делать в совершенстве: а именно, выглядеть простым человеком, таким же, как и все, или по крайней мере внушить окружающим вести себя так, как если бы они были равны ему.
Вновь раздался голос рассказчика; если раньше создавалось впечатление, что его устами вещает кто-то другой, то сейчас он явно говорил от своего лица и не без горячности.
- Ваше замечание бессмысленно. Вся процедура с переселением обреченного семейства в новую квартиру и пиром и последующий внезапный арест должны были привести подозреваемых в такое состояние, в котором вся их душа отражалась в их глазах. Что касается искусства внушения, то Благодетель, безусловно, мог внушить кому угодно все что угодно, но ему было надо, чтобы человек действовал сам, по своей воле, а не в соответствии с его внушением, как заведенный автомат!
Его оппонент возразил:
- Значит, Благодетель не умел в совершенстве читать по глазам душу человека, если для этого ещё требовались дополнительные процедуры. И вообще, разве Благодетель хотел, чтобы кто-нибудь был с ним на равных, если, как говорится в этом рассказе, одно движение бровей всех ставило на место?
- Дело совсем в другом, - ответил рассказчик. - Благодетель, во всем своем совершенстве, видел, что все попытки держаться с ним на равных искусственны и ненатуральны. Естественно, у него не было никакого желания играть в этот спектакль дальше. Ему нужно было, чтобы с ним действительно держались на равных, а не делали вид. А то, что это именно так, следует из того, что тот, кто пытался изображать равенство с Благодетелем, при первом, даже воображаемом признаке недовольства со стороны последнего, немедленно прекращал этот фарс.
- А по мне, кончайте вы эти споры вокруг того, чего, скорее всего, никогда и не было, - раздался новый голос. - Нет никого, кто бы присутствовал на этих пиршествах - если они действительно когда-либо были, что крайне сомнительно - а значит, достоверность всех этих рассказов равна нулю, и никто не может подтвердить их.
Лязг железной двери вырвал Н. из состояния полусонного оцепенения, в котором он находился с того момента, когда рухнули его надежды на скорое освобождение и получение вестей об Алине. На этот раз вместе со смотрителем в камеру вошел человек в форме с голубыми погонами, каких Н. раньше никогда не видел, и с автоматом.
- Н. здесь есть? - звонко выкрикнул он, проникая орлиным взором в дали, скрытые для обитателей камеры.
- Это я, - пошевелился Н.
- Ну наконец-то! - обрадованно воскликнул офицер. - Куда ж это вы запропастились? Который день вас найти не можем! У, падла! - вдруг напустился он на надзирателя. - Документы он перепутал, вредитель! Ты про Комиссию не забывай! - и поднес к его носу кулак. Надзиратель, хоть и был выше офицера на голову, беспомощно отступал, прижимаясь к дверному косяку. - Вставайте, - вновь обратился офицер к Н. - Пошли!
Н. направился к двери, чувствуя, что ботинки без шнурков на каждом шагу сваливаются с ног.
- Руки за спину! - приказал офицер.
Н. попробовал это сделать, но его левая рука плохо двигалась и при попытке завести её назад отзывалась резкой болью. Поэтому Н. не выполнил приказ до конца, но как ни странно, конвоир не стал придираться. Он шел сзади, иногда командуя: "направо", "налево", и Н. спиной все время чувствовал направленное на него дуло автомата. Их путь пролегал по мрачным темным коридорам. В отличие от камеры, потолки здесь были очень низкими, приходилось нагибаться, чтобы не оцарапать макушку о шершавый бетон, покрытый толстыми напластованиями грязи. Под потолком, а иногда и по стенам, тянулись все те же бесконечные трубы, кое-где ощутимо протекавшие: мерно падали капли или бежали струйки воды. Нос Н. различал неотчетливое, но вполне явное зловоние, как будто здесь недавно кого-то тошнило, и вонь ещё не успела выветриться.
Путь был неблизким. Похоже, что сокамерники не врали: они действительно находились в каком-то лабиринте. Иногда в коридор выходили железные двери камер, но гораздо чаще тянулись длинные голые стены. Во многих местах коридор был по щиколотку залит слоем грязной воды. Конвоир был обут в сапоги, но у Н. ноги очень быстро промокли, и он понял, почему в камере преобладающим ароматом была вонь преющих носков. Несколько раз приходилось спускаться и подниматься по грубым, сильно стертым ступеням. Должно быть, по ним прошло немало людей, раз в них образовались такие выемки. Пока они шли, им ни разу не встретилось ни одного человека. Тяжелые железные двери, иногда закрывавшие проход, казалось, отворялись сами собой при их приближении. Постепенно коридор становился менее мрачным. Тусклые лампочки сменились люменисцентными трубками. Стены покрывала зеленая краска. Двери здесь были не железными, а обычными, выкрашенными в белый цвет, иногда обитыми черной кожей. Но трубы под потолком и вонь никуда не делись.
Конвоир велел Н. остановиться перед одной из дверей и постучал.
- Войдите! - ответил из-за двери хриплый голос.
Н. вошел в кабинет.
Перед ним за письменным столом сидел полковник Акрор собственной персоной. Рядом с ним, у стола, стоял ещё один - также в форме с голубыми погонами, с черными, сильно засаленными, прилипшими к круглому черепу волосами, широким румяным лицом, маленькими глазками и очень низким лбом. Судя по всему, он был к тому же изрядно пьян, а запах перегара изо рта перешибал даже табачный дым, сизым туманом висевший в кабинете. Не дожидаясь никаких приказов, Н. решительно шагнул к Акрору и грозно спросил:
- Где Алина?!
- А, это Н.! - осклабился Акрор, откинувшись на спинку стула. - Какая Алина? - спросил он рассеянно. - Садитесь, надо поговорить. Познакомьтесь, это лейтенант Ирсон, - кивнул он в сторону черноволосого. - Минутку... - и он стал рыться в бумагах.
Н. присел на стул, обнаружив, что тот прикреплен к полу, и пока Акрор перекладывал папки, разглядывал кабинет. Стены, вдоль которых стояло множество сейфов, были облицованы деревянными лакированными панелями, похожими на те, какие Н. видел как-то в приемной ректора института. Одну стену сплошь завешивали тяжелые шторы, но непохоже, чтобы за ними скрывались окна. Потолок, как и в камере, терялся на высоте, из-за чего помещение приобретало некоторое сходство с колодцем. Трубы под высоченным потолком и сырой запах сортира присутствовали здесь так же, как и повсюду в изоляторе. Письменный стол посреди кабинета был тяжелым и очень старым.
Но больше всего заинтересовала Н. странная игрушка на столе у Акрора. Это был железный паучок размером с кулак на тонких ножках. Время от времени он самопроизвольно включался и с жутким скрежетом начинал бегать из стороны в сторону, а потом замирал на месте, чуть-чуть приседал и, сверкая красными глазами-лампочками, тарахтел, имитируя стрельбу из пулемета. Н. подался вперед и привстал, чтобы его рассмотреть, но тут Акрор отодвинул папки в сторону, положил на стол руки, сплетя пальцы, и сказал:
- Ну вот. Устраивайтесь поудобнее, работа нам предстоит долгая и ответственная.
- Для чего я вам понадобился? - процедил сквозь зубы Н., восприняв слова полковника как явное издевательство.
- Вот вам бумага, вот карандаш. Мы хотим, чтобы вы написали нам все, что знаете о Зверюшках, - вежливо объяснил Акрор.
- В смысле? - растерялся Н.
- В прямом.
- Все, что знаю только я? Или общеизвестное тоже?
- Что общеизвестно, а что - нет, не вам решать, поэтому пишите все.