Зверюшки - Страница 10

Расписавшись на всех листах и передав их назад, Н. спросил:

- Ну и что? Долго мне тут сидеть?

Верзила глухо заурчал и, не удостоив его ответом, забрал бумаги и ушел.

- Послушайте, - прошамкал человек напротив, - вы тут новичок, и я считаю своим долгом просветить вас, чтобы сократить время вашего пребывания в этих стенах и принести максимальную пользу делу Великой Редакции. Вы ведь должны были учить основы Великой Редакции, верно?

Меньше всего Н. хотелось сейчас выслушивать наставления этого изувеченного моралиста, однако он пробурчал:

- Ну, учил.

- Значит, вам известен Постулат номер один - каждый гражданин находится в неоплатном долгу перед Редакцией? И должен по мере своих сил выплачивать этот долг? В настоящий момент ваш долг - честно и без утайки говорить обо всем, о чем вас будут спрашивать. И умоляю вас - не относитесь к работникам этого учреждения как к врагам. Вас доставили сюда и изолировали от общества для вашей же пользы! Наберитесь терпения и смиритесь. Вам помогут! Вам непременно помогут!

- Я не нуждаюсь в ничьей помощи, - злобно огрызнулся Н.

- Ну вот, видите... Уже этот тон, упрямство, самомнение, попытки замкнуться в себе, нежелание смотреть правде в глаза... Я понимаю, это естественная реакция организма на непривычную среду, расстроенные личные планы, бытовые неудобства. Поверьте, тут ничего не делается просто так. И даже та дискомфортная обстановка, в которой мы все оказались, имеет целью создать терапевтический эффект.

- Чего-чего? - переспросил Н. с оскорбительной наглостью.

- Ну как же! - нисколько не смущаясь, принялся растолковывать непрошенный собеседник. - Преступности у нас в Крае нет - это всем известно. Как верно говорится в Основах Великой Редакции, причины преступности, кроющиеся исключительно в несправедливом общественном устройстве, у нас устранены. Поэтому отпала и необходимость в судах, тюрьмах, исправительных учреждениях - этих уродливых порождениях классового общества, ярко отражающих его антигуманный характер, этих попытках устранить следствие, не затрагивая причины. Но преступники есть, так? Почему они становятся преступниками, если нет социальных причин? - и, выдержав ораторскую паузу, продолжал, - потому что они больные. А что делать с больным? Разве его надо наказывать? Его надо лечить. Тогда собирается консилиум врачей, больного осматривают, ставят диагноз и объявляют, что лечить такую болезнь в Крае нет возможности, пациента надо отправлять в Столицу. В Столице все что угодно умеют, не только таких больных вылечивать. И чем правдивее и подробнее вы ответите на все заданные вам вопросы, тем быстрее и точнее вам вынесут диагноз и пошлют в Столицу.

- Может, это вы - больной и преступник, - заявил Н., - но я - ни тот и ни другой.

- Первый признак данной болезни, - наставительно поднял вверх указательный палец целой руки незванный просветитель, - нежелание её замечать.

- Тогда мы в Крае все такие, - раздался с верхних нар придушенный неразборчивый голос. - Здоровым себя каждый считает. Только всемогущие доктора знают истину.

- Конечно, он глубоко неправ, - усмехнулся, насколько позволяли увечья, собеседник Н., - но зерно истины в его словах кроется. Вы Свод Законов читали? Откуда вам известно, что считается преступлением, а что нет?

- А вам известно? - спросил Н., немного успокоившись. Какой смысл выходить из себя? И потом, может, он действительно нарушил какой-нибудь закон? Например, знал, что Свен держит оружие (а это - преступление?) и не сообщил об этом куда следует. Только... куда следует? Н. не знал. Возможно, потому, что у него не было родителей? Н. имел представление, что есть такие вещи, касающиеся личной жизни и гигиены, которые родители сообщают своим повзрослевшим детям наедине. Если считать, что преступник - болячка на теле общества, то почему бы не предположить, что эта болячка такая же стыдная, как венерическая болезнь? А тогда и о способах её лечения не следует кричать на каждом углу. Все знают, что делать в таких случаях, но вслух не говорят, потому что это стыдно и неприлично. А тогда понятна и засекреченность органов, которые занимаются преступниками. Они имеют дело с отбросами общества. А ассенизаторы не кричат громогласно, какие они молодцы и как здорово перевозят дерьмо. Они просто тихо и незаметно делают свое дело. Должно быть, все люди в должный срок узнают, куда надо идти, если узнаешь о преступлении, и вообще, что именно считается преступлением, точно так же, как мальчики в свое время узнают, что такое презерватив, а девочки - что делать во время месячных, и только он, Н., по роковой случайности остался в неведении относительно этих предметов.

Но так или иначе, если Руководящие Товарищи сочли его преступником, то он вряд ли сумеет переубедить их в обратном.

- Послушайте, - вдруг сказал Н. - А вы Зверюшек видели?

- Разумеется, - не меняя профессорского тона, ответил сосед. - Как и все.

- А здесь они попадаются?

- Тут, мальчик, не Зверюшки, тут кое-что почище водится, - раздался голос над самым ухом Н. Подняв глаза, он невольно отпрянул: свесившись с верхних нар, на него глядел скелет с костями, туго обтянутыми бледной, чуть ли не полупрозрачной кожей. Вдобавок у этого живого мертвеца на черепе не росло ни единого волоска, а глаза горели неземным огнем. Единственной приметой, доказывающей, что это человек из плоти и крови, был огромный багровый шрам, протянувшийся по его щеке от подбородка к виску.

В этот момент трубы под потолком, до того негромко, но непрестанно гудевшие, загрохотали. Оглушительный металлический звон носился по ним минут десять, то стихая, то снова усиливаясь.

- Во! - удовлетворенно заметил скелетоподобный тип сверху, когда наступила тишина. - Слышал?

- А что это? - спросил Н.

- Когда тебя вели сюда, видел, какие тут лабиринты?

- Я был без сознания, - веско заметил Н.

- А, ну да, верно, притащили тебя, да ещё так аккуратно-аккуратно. Могли бы за ноги волочь, башкой по бетону. Не знаю, за что это тебе почет такой. И этот наш Варлам... тоже мог бы врезать.

- Его зовут не Варлам, а Шон, - поправил собеседник Н. с нижних нар.

- А тебе откуда известно? - парировал верхний, сверкая глазами. - Он тебе представлялся, что ли? Так вот что я и говорю, - продолжил он объяснение, - тут такие лабиринты - на сотни километров тянутся! Самую малую часть под изолятор приспособили, а что дальше творится - никто не знает. Думаешь, нас тут запирают, чтобы мы не сбежали? Нет, это для нашей же пользы. Ночью порой лежишь, а там в коридоре кто-то ходит так чмок-чмок-чмок! Или вдруг дверь царапать начинает. Как дверь будут отпирать, ты взгляни - на ней такие борозды пропаханы, чуть ли не насквозь. Это все ещё от Благодетеля Нации осталось. Он приказал построить эти катакомбы, а потом запустил в них урода, которого вывели в секретных лабораториях - туловище человеческое, голова быка, и кровожадный до обалдения. Благодетель Нации здесь врагов запирал. И они бродили по всем закоулкам, пока их этот мутант не пожирал.

- Ну, а потом что?

- Ту часть подземелья, что ближе к выходу, под изолятор приспособили. А гад этот расплодился, уж не знаю как, планы лабиринта уничтожили в свое время для секретности, и вывести этих чудовищ уже никому не удалось. И друг с другом они по трубам научились общаться. В одном месте стукнешь, так грохот по всем коридорам стоит. Никакого телеграфа не надо. Чую я, завтра ещё кого-то из охраны недосчитаются.

Сосед с нижних нар неожиданно притянул к себе Н. и торопливо зашептал ему прямо в ухо:

- Не слушайте его! Он сумасшедший и провокатор! Ничего этого нет и быть не может! И царапин на двери никаких нет! И про ночь тоже врет - тут никто не знает и не может знать, когда день, а когда ночь!

Однако, верхний его очень хорошо расслышал и презрительно рассмеялся:

- Ага, не знает и не может знать! Когда тебя вызывают и просто беседуют - это день, а когда по почкам бьют - ночь. Этим-то они и различаются. Ты меня послушай, - продолжал он, обращаясь к Н. - тут много чего есть, в этих лабиринтах. В стенах кое-где потайные двери. За ними сокровища и оружие. И даже есть проходы, которые ведут к секретным городам, где Ответственные Товарищи гуляют. Со мной в камере один тип сидел, план показывал. Только я, дурак, поленился срисовать. А потом его выдернули - и с концами.