Зверь (СИ) - Страница 3
Но караульную службу Алексей нес исправно. Стоит заметить, что у ГСВГ главной проблемой было именно местное население. А то как же – оккупанты… на двадцать третье февраля, двадцатое апреля и девятое мая у внешней колючки собиралась толпа добропорядочных в обычное время бюргеров, выкрикивавших антисоветские лозунги и обстреливавших солдат камнями. Если на первое служивым было, в общем-то, наплевать, поскольку из всего немецкого языка русский солдат, как и сорок лет назад, знал лишь «Гитлер капут» и «хэндэ хох», а значительная часть криков вообще не входила в академический курс немецкого языка, то второе… хотя, нет – вру. Самым употребляемым немецким словом было «фауст» – литровая бутыль шнапса, и «мини-фауст» – полулитровая. Так вот, реагировать спокойно на второе было весьма и весьма затруднительно.
Несмотря на то, что по уставу караульной службы, как только посторонний человек подходил ближе, чем на пятьдесят метров к внешнему ограждению, полагалось окликнуть его: «Halt!», затем – «Zurück!», выстрел в воздух, а после не возбранялось и в голову, инструкцию все имели строжайшую – не стрелять, даже если гражданское население перелезет через ограду. Огонь разрешалось вести лишь тогда, когда совершалось явное нападение на часового. И то – сперва в воздух, а потом, если успеешь – куда повезет.
Калачеву же на все это было глубоко насрать. Это после мы узнали, что он кандидат в мастера спорта по боксу, а до этого думали, что просто дурак – родился таким, что поделать? Алексей, заступая на пост, сразу загонял патрон в патронник «Калаша», прятался за бревно, валявшееся там еще с невесть каких времен, упирал на него ствол… возьмите, кто смелый! При обходе постов диалог происходил примерно такой:
– Стой, кто идет! – это кричал Лешка.
– Калач, не стреляй, это я, Евген, командир твой! – это уже кричал я.
– Ты – иди, остальные на месте.
Хотя, последнее было излишне. Эти «остальные», не понаслышке зная ефрейтора, после оклика «стой» уже лежали мордой в грязь или снег.
Драться меня, кстати говоря, учил именно Калач. Я сам его попросил, когда узнал, что солдат – КМС по боксу. Нет, тупо махать кулаками я и до этого умел, да и по силе удар был поставлен неплохо. Он учил меня именно технике боя. Сперва он надевал на руку лапу, я – перчатки, и начинал лупасить по ней, а Лешка корректировал удары, подсказывал, что правильно, что неправильно и так далее. Правой, левой, прямой, боковой, хук… После задача усложнилась. Боксер одевал левую перчатку и только защищался, а я, с обеими руками, пытался ударить его. Надо отдать парню должное – по корпусу я попадал ни раз, а в голову – ни разу. Занятия окончились, когда мне неожиданно прилетело. Прилетело очень даже неплохо – я все столы в каптерке собрал.
– Ты чего, – еле промямлил тогда я. – Ошалел?
– А, Евген, извини, забылся, – начал оправдываться Калачев.
В голове после этого у меня звенело часа два, а жевать нормально смог лишь через неделю. Дурак, что поделать? Но после этого я решил, что здоровье дороже, и в спарринг с ефрейтором больше не вставал, предпочтя боксу рукопашный бой Кадочникова. Самому же Алексею, после победы на чемпионате по боксу среди войск ГСВГ, предлагали остаться в армии сверхсрочно, но уже для продолжения спортивной карьеры. Помню, тогда он обратился ко мне за советом.
– А что такого, – ответил я. – Конечно оставайся! Через два-три года вернешься, у твоей жены уж и парочка детишек будет – все как-то легче.
Не послушал тогда он моего совета. Как оказалось позже – зря. Уйдя в запас сержантом, на гражданке Калач применения себе не нашел – работал сначала грузчиком, потом – водителем. Жена его, один черт, бросила. А как громыхнуло – пошел торгашей трясти. Собственно, там я его во второй раз и встретил и забрал к себе, в службу безопасности банка Сохновского. Дурак-то он, конечно, дураком. Но дело свое знает, и к тому же, Лешка – один из немногих людей, на которых я мог всецело положиться.
Покинув памятник архитектуры, мы снова сели в мой «Гелик». На Калача нашло редкое прозрение, и, пока мы не оказались в автомобиле, боксер не задавал никаких вопросов. Но теперь его прорвало.
– Что случилось? Куда едем? Зачем?
– Не торопись, – осадил его я, нервно покусывая фильтр сигареты. – Все расскажу, но попозже. Ты с Татарином отношения поддерживаешь?
– Созваниваемся иногда, – пожал плечами Алексей. – Он сейчас какую-то шишку в Казани охраняет. А что?
– Пока, может и ничего, – я, покопавшись в карманах, нашел вырванный из блокнота листок с адресом, и протянул его водителю. – Газуй сюда.
Начать я собирался с осмотра техники, которая, по заверению Сохновского, у него была, а надежное средство передвижения нам в любом случае понадобится. Достать оружие, наконец, найти людей – все это можно сделать гораздо быстрее, чем подыскать БТР или БМПшку, дабы добраться до места назначения, а чутье подсказывало мне, что заняться этим придется. Что там может быть у Антона? Бронированный «Мурзик» или «Патрол»? В лучшем случае – «Урал», обшитый дюралевыми пластинами, как мы делали в… в одной восточной стране. Последнее больше подходит для нашей миссии, но все равно – не идеал.
Указанный банкиром адрес находился, что называется, wo sich die Füchse gute Nacht sagen – на краю географии. В Петровские времена, наверно, это место уже считалось провинцией – глубинкой молодой Российской Империи. Почти три века спустя на месте полей, а, может, разрушенной дворянской усадьбы, здесь возвышался забор из бетонных плит с егозой поверху. От угла, где на бетоне коричневой краской чьим-то корявым подчерком было выведено «54-П», до ворот мы ехали еще минут десять.
Створки ворот, окрашенные выцветшей темно-зеленой краской, со ржавыми следами бывших когда-то на них пятиконечный звезд, при приближении «Мурзика» раздвинулись на удивление легко и бесшумно. G500, ведомый Калачом, заехал во двор, и ворота так же неслышно закрылись. Вообще, само то, что они закрылись, я понял лишь по движению тени по гравию. На территории базы, в жутком беспорядке, валялись тонны металлолома, когда-то бывшими транспортными средствами и боевыми машинами. В одном остове я узнал ленд-лизовский «Додж-5», чуть дальше лежал на брюхе корпус БМД без башни, у забора – американский «Шерман», а рядом… я мог и ошибаться, но, угловатая штука с длинным носом сильно напоминала башню от немецкого «Тигра» времен Второй Мировой. Любопытно, что это за место, и почему я раньше про него ни сном, ни духом?
– Глянь, – пихнул меня локтем в бок сержант. – Это же Ил-2!
И то верно – у самой стены ангара лежал полураздетый скелет фюзеляжа самолета. Какого – затрудняюсь ответить, я небольшой спец в истории военного авиастроения, так что оставалось поверить Алексею. У этого парня на леске, натянутой под потолком из угла в угол, висит с десяток пластмассовых моделей самолетов.
Крутя головами по сторонам, осматривая экспонаты, оставшиеся, наверно, от всех войн за последние полвека, мы не сразу заметили человека в сером комбинезоне с масляными пятнами, подпоясанного ремнем с пряжкой, в центре которой был изображен орел, запустивший когти в свастику, и надписью «Gott mit uns» по кругу. Калачев еле успел остановить «Гелика». Еще пара секунд – и мужика пришлось бы соскребать с решетки радиатора.
– Че рот раззявил? – крикнул боксер, спрыгивая с подножки. – Еще чуть-чуть, и пришлось бы машину от…
И тут он осекся. В бледно-голубых глазах механика на краткую долю секунды мелькнуло что-то такое, что, стыдно признаться, и мне стало жутковато. Но в следующее мгновение мужик улыбнулся так широко и так добродушно, что я решил – показалось.
– Женя и Алеша, от Сохновского, – скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.
– Ага, – кивнул я. – А ты?
– А я – Иван, – небрежно махнул рукой мастер. – Пойдемте.
И, не дожидаясь нас, развернулся и зашагал в раскрытую пасть ангара. Что-то мне подсказывало, что он такой же Иван, как и Калач – Герхард.
В самом здании стояли такие же раритеты, но в несравненно лучшем состоянии. Был здесь и пахнущий свежей краской Т-34, и полугусеничный «Остин-Путиловский», с которого еще Ленин речи толкал. В центре зала лежало серебристое веретено с четырьмя красными кольцами на капоте. Рядом же стояли четыре колеса, больше похожих на велосипедные, или, в крайнем случае – мотоциклетные.