Зверь. Изменил мне — изменил меня (СИ) - Страница 36

Быстро поднимаюсь по лестнице, захожу в одну из спален и замираю. Лучше ослепнуть, чем видеть эту картину. Наш альфа не может встать на ноги: ползёт к двери на четвереньках и мычит. Зачем ты это делаешь с собой, Карим? Ты ведь сильный мальчик. Ты альфа.

— Вставай… — выдыхаю с дрожью. — Умойся и приведи себя в порядок.

Волк поднимает на меня плавающий взгляд, щурится — пытается понять, кто я:

— Я запретил заходить сюда всем, кроме Захарии, — рычит тихо, но очень зло. — Убирайся!

Крик забирает у Карима последние силы, и он грохается на пол. Невыносимо смотреть на него такого. Душа разрывается на части.

Подхожу к мальчику и пытаюсь его поднять.

— Вставай! Вставай сейчас же, Карим! — тяну тяжелого волка за руку.

— Да кто ты такая?! — отпихивает меня и снова встаёт на четвереньки. — Как смеешь ослушаться моего приказа?! Я сказал, чтобы ты убиралась отсюда! Пусть Захария придёт!

— Она не придёт, — прикладываю ладонь ко лбу, дышу часто. — Я её прогнала.

— Что?.. — Карим снова смотрит на меня затуманенными глазами. — Да кто ты, твою мать?!

— Шаманка я, — объясняю сухо. — Вставай!

Кое-как поднимаю альфу и веду в ванную. Из крана в раковину хлещет ледяная вода — умываю волка, а сердце кровью обливается. Забыл обо всём, забил на свою стаю. До ручки себя довёл. Так нельзя.

— Надо было лично смотреть, кого принимают в стаю… — вытирая полотенцем лицо, ворчит волк. — Ты, наглая шаманка, слишком много себе позволяешь.

— Я лишь пытаюсь вернуть стае вожака, — отбираю у мальчика полотенце. — Этим должна заниматься твоя бета, но она почему-то таскает тебе бутылки, — подталкиваю его к двери.

— Захария делает, что я сказал. Она выполняет мои приказы. А ты…

— А я сейчас заварю тебе трав! — перебиваю оборотня. — Придёшь в себя, и поговорим, — выдавливаю его из ванной. — Иди вниз, — показываю пальцем на лестницу.

Карим от такой наглости в шоке, но мне плевать. Или он будет делать, что я говорю, или я за себя не ручаюсь. Меня потряхивает от злости на этого дурного мальчишку.

Спускаемся на первый этаж. Альфа плюхается на диван, а я иду к плите. Ставлю кипятить воду в сотейнике и достаю из мешочка на поясе травы. Делаю отвар и поглядываю на оборотня. Переносицу пальцами мнёт, стонет тихо. Плохо тебе, мальчик? А не надо было глупостями заниматься! Вырос давно, а ведёт себя, как пацан неразумный.

Процеживаю напиток через сито и несу кружку болезному.

— Пей, — заявляю приказным тоном. — Только не обожгись — очень горячо, — добавляю мягче.

— Спасибо, — Карим смотрит на меня исподлобья и делает осторожный глоток. — Неплохо, — даёт оценку вкусу отвара.

— Точно лучше того, что тебе таскала Захария, — вздыхаю и присаживаюсь рядом с альфой.

— Смелая ты, уселась рядом… Я разрешал тебе сесть? — рычит на меня снова.

— Мне твоё разрешение не нужно, — смело смотрю в глаза главному волку стаи. — Моё дело — привести тебя в порядок.

— За стаю переживаешь? — ухмыляется и снова делает глоток отвара.

— Переживаю. И за стаю, и за тебя, альфа. Ты должен вернуть первую после Луны в стае.

Карим меняется в лице. Боль и обида в чёрных глазах мальчика читаются чётко. Что ж, ему придётся как-то пережить. Я не отстану.

— В это не лезь, шаманка, — цедит сквозь зубы. — Это моё личное.

— Ошибаешься, Карим, — качаю головой. — От твоего «личного» зависит судьба стаи. Верни пару.

Оборотень разбирает меня взглядом на молекулы — у него желваки ходят и венка на виске пульсирует. Но я его не боюсь. Главный мой страх — это что мальчик угробит собственную жизнь. Карим не должен похоронить себя под обломками чувств. Я не допущу этого.

— Моя пара не хочет меня видеть. Понятно? На этом тебя закрыта. Уходи.

— Нет, я не уйду, — беру волка за руку. — Эта девочка тебя любит, а ты любишь её. Что бы между вами сейчас ни происходило, всё можно исправить. Нужно исправить.

— Вот приставучая шаманка, — альфа вынимает руку из моих ладоней. — Совсем меня не боишься, да?

— Я уже своё отбоялась, альфа, — грустно улыбнувшись, отвожу взгляд. — И поверь моему опыту, потерять близких легко, а жить с такой потерей невыносимо сложно. Да и не жизнь это, а существование. Ты уже похож на живой труп. Дальше будет только хуже.

— Зачем я вообще говорю с тобой об этом?.. — Карим снова мнёт пальцами переносицу.

— Может быть, потому что я не самый плохой советчик, — снова беру мальчика за руку.

— Она прогнала меня. Не хочет видеть. Сказала, что больше никогда не сможет мне доверять, — выдыхает с дрожью в голосе.

— И ты поверил? — глажу альфу по плечу. — Глупый-глупый мальчик.

— Ты начинаешь меня раздражать, — горько смеётся, но руку не убирает.

— Карим, ты недавно потерял мать. Это большое горе, пережить такое сложно. Тебе было бы проще, будь твоя истинная рядом, но её здесь нет. Почему?

— Я же сказал, моя пара не хочет меня видеть, — твердит волк. — Она не хочет, чтобы мы были вместе.

— Девочка создана для тебя самой Луной, как и ты для неё. Она может злиться на тебя, прогонять, но разлюбить не может. Это выше всего, что есть на грешной земле. Это истинность.

— Я тоже сказал ей об этом. Сказал, что рано или поздно она вернётся ко мне. Не поверила.

— И правильно сделала, — киваю. — Верить надо не словам, а поступкам. На что ты готов, чтобы вернуть истинную?

Карим молчит, но я почти слышу металлический скрежет его мыслей. Думай, мальчик… Думай.

— А ты права, шаманка. Я могу кое-что сделать. Не знаю, поможет это вернуть мою пару или нет, но дышаться ей будет легче.

Агрессивный оскал альфы тонко намекает, что до него так и не дошёл смысл моих слов. Карим себе на уме. И это нехорошо.

Волк встаёт, берёт со стола ключи от машины и идёт к двери.

— Ты куда?! — бросаюсь за ним, хватаю за локоть.

— В чём дело? — строго выгибает бровь. — Мне ещё и отчитываться перед тобой надо?

— Нет… Нет, конечно, — стушевавшись, отступаю.

— Не зли меня, шаманка. Иди в лазарет, — бросает холодно и выходит из дома.

Стою на крыльце и, кусая губы, смотрю, как Карим садится в машину. О, Луна… Он точно натворит глупостей. Оставить это так я не могу. Надо ехать за ним.

— Говорю тебе, надо уезжать из страны, — Алла нервно расхаживает по кухне. — Эта стерва нас угробит. Или посадит.

— Успокойся, — наблюдаю за любовницей и стараюсь не закипеть. — Ничего Динара не сделает. Я всё продумал. Я держу её за горло.

— Тимур! — Алла резко останавливается, смотрит на меня глазами, полными паники. — Как ты не поймёшь?! Динара тебе такое с рук не спустит! И меня не пощадит… — голос у неё проседает.

— Тебе о чём беспокоиться? — хмыкаю. — О том, что мы любовники, моя жёнушка не знает. Она так и не вспомнила, что случилось в тот вечер, — улыбаюсь.

— Да-да, Дима так сказал… — Алла снова мельтешит у меня перед глазами, как испорченный сигнал в телевизоре. — Память вернулась, но момент травмы не вспомнился.

— И не вспомнится, — подытоживаю. — Твой брат — врач, и я ему верю.

— Я тоже верю, но у меня плохое предчувствие, — Алла хватает турку и пачку с кофе. — Очень плохое, Тимур, — собирается варить кофе, а руки ходуном ходят.

— Успокойся, дорогая, — подхожу, массирую напряжённые плечи любовницы. — Динара так боится за Каримку, что не рискнёт делать глупости. Я её предупредил.

— С чего ты взял, что этот Карим что-то для неё значит? — Алла замирает с туркой в руке. — Тимур, это всё слишком ненадёжно.

— Ты слышишь себя? — шепчу Алле на ухо. — У тебя в голове сплошная каша. Ты просто паникуешь, милая.

— Конечно, я паникую! — бросает турку в раковину. — Потому что я знаю эту дрянь! — поворачивается, хватает меня за рубашку. — Тимур, давай уедем? — на глазах любовницы слёзы. — Сними деньги с карт, со счетов, пока Динара всё не заблокировала. Купим билеты на самолёт и улетим в Европу. Я прошу… — шепчет и плачет.