Зверь-из-Ущелья. Книга 2 (СИ) - Страница 3

Варди, когда лжёт, никогда не смотрит в глаза. Почему этот северный пройдоха решил надурить меня?

Размышления прервали приглушенные крики отца, доносившиеся из-за закрытой двери. Я прислушался, но смог разобрать только:

«…говорил подождать!»

Я поморщился. Лорд Брейгар редко позволял себе повышать голос, чаще обжигал ледяным презрением. Интересно, чем этот жрец его разозлил?

«…этот день никогда не настанет!»

Следом неразборчивое бормотание и грохот, будто со всего размаху приложили кувшин. Стражи у дверей не повели и бровью, привычные.

«…впустую! Столько лет…»

Я нахмурился. О чём это отец говорит?

Или о ком?

Глава 3.

Полночи я не могла уснуть. Ворочалась на постели, как индюшка на вертеле. Голову переполняли мысли – они то затихали, позволяя окунуться в поверхностную дрёму, то врывались ураганом, заставляя откидывать одеяло, долго всматриваться в ночную темноту, а после жадно глотать успокоительный отвар.

Ты стала рассеянной – говорили отец и брат.

Ты похудела и осунулась – твердили в один голос подруги.

Ты витаешь где-то не здесь – замечала матушка Этера.

Последние недели я провела в агонии. Горела и плавилась изнутри, проводила мучительные часы в лоне древних святилищ, умоляя Матерь Гор послать хоть сон, хоть знак – но она молчала. Молчали и камни, прежде благоволившие мне, и невольно закрадывался страх – а если я всё-таки теряю силу?

Дважды я начинала собирать вещи, готовая бежать без оглядки, но бросала всё на полпути, прятала в ладонях лицо и думала, думала, думала.

Это может быть связано с тобой – слова Верховной не оставляли ни на миг, и я знала, что должна ещё раз повидать Ренна. Поделиться своим открытием, рассказать всё начистоту, а там будь, что будет.

Конечно же, он мне не поверит. Конечно, усмехнётся краешком губ и скажет, что всё это чушь.

При мысли о моём лестрийце в груди становилось болезненно горячо, а следом просыпался страх – ввинчивался иглами под кожу. Лезли воспоминания о том странном сне, и казалось – фигура человека в крови обретает черты Реннейра.

Они готовы убить его, если он вдруг окажется ребёнком из пророчества. Попрать природу искателей и нарушить древний завет – не отнимай жизнь.

Лицемеры… лицемеры!.. – кричал в голове голос старейшины Ольда, и я видела перед собой заплаканную белокурую девочку, его дочь. Заглянув в наполненные печалью глаза, я не могла оставаться равнодушной.

Как жить спокойно, зная, что вокруг творится такая чудовищная несправедливость? Как молчать, когда страдает невинное дитя?

Я дала Коринне слово, что помогу. И, раз уж мне всё равно не спится, надо действовать.

Коридоры Антрима всегда подкидывали неожиданные сюрпризы – читали мысли и показывали то, что душа желала. Однажды в детстве я хотела спрятаться от гнева дедушки. Тогда я сильно напроказничала, и он, строгий холодный старик, искал меня, чтобы наказать. Я бежала прочь, а где-то сзади грохотал голос деда – и внезапно увидела тёмный лаз, которого, я точно помнила, раньше не было. Внутри пахло сыростью и мхом, но чутьё вело меня всё дальше – без всякого страха.

Лаз вывел к подножью водопада. Ослепительно сияло солнце, а на берегу рассыпались сугробы белоснежных цветов. Это было одним из самых ярких воспоминаний детства – как я рвала их и плела венок, а потом шагала по тропинке, пока не встретила маму. Она возвращалась с прииска – вот удивления-то было! А дед так и не смог меня найти.

Уже много лет его нет с нами, а я всё не могу понять, за что он не любил не только меня, но и родного сына – моего отца.  Пожалуй, сносно он относился только к Орму, а мою мать так вообще не замечал, словно она была пустым местом.

На вопросы о причине такого отношения отец только хмурился и говорил, что у дедушки всегда был отвратный характер. Но я чувствовала – причина глубже, гораздо глубже. Только я о ней уже вряд ли узнаю.

Вокруг стояла мертвая тишина. На стенах время от времени вспыхивали огоньки цинний, да серебрился скальный мох. И куда, спрашивается, дальше идти?

Я остановилась в замешательстве. Конечно, в Антриме были темницы… кажется… когда-то. Я тряхнула головой и потёрла ноющие виски. Очень жаль, что никто не водил меня туда погулять, а сама я никогда ими не интересовалась. У искателей вообще не было поводов кого–то наказывать, мы жили мирно, ни разбоя, ни убийств.

Ну же, Матерь Гор, если ты ещё не отвернулась от меня, подскажи, направь, покажи дорогу. Мне очень-очень нужно повидать Ольда!

Осторожно, будто касаясь невесомой драгоценности, я погладила выпуклый камень с прожилками слюды. Прикрыла веки. Эх, если бы я была уверена в том, что Ольд сейчас один, что его не охраняют – использовала бы врата, не раздумывая! Но ведь может получиться и так, что я ввалюсь в темницу прямо под взглядами охранников. И как потом выкручиваться?

Кровавый камень в очелье проснулся, а стена под рукой едва заметно нагрелась. Голоса гор ворвались в сознание подобно урагану, зашептали, закружили, окутали. А потом – яркая вспышка, мельтешение картинок – тёмный провал, решётка из хризоберилла, спящий человек на худом, линялом матрасе.

И я мысленно потянулась к самому сердцу самоцвета, к его сути, пропустила через своё существо тонкие зеленоватые нити, попросила послать больше образов. И камень откликнулся – позвал меня дальше, глубже под гору, в холодную тьму и тишину. Туда, куда не попадает даже случайный солнечный луч, где обречён состариться бедный Ольд, лишённый Дара, если раньше не лишится рассудка и не бросится в провал.

Радует лишь одно – его всё-таки не стерегут. Да и зачем сторожа, если с одной стороны крепчайшая решётка, а с другой – бездна. Может, попробовать врата? Ведь ногами я туда и до утра могу не дотопать. Надеюсь, что они не откроются где-нибудь над пропастью? Искатели не птицы, летать не умеют.

После недолгих колебаний, я всё же создала мерцающую золотом дверь. Кристаллы перемигивались так весело, будто успели по мне соскучиться – свет струился и разбавлял мрачную темноту, ласкал руки и лицо.

Цвет моих врат был янтарно-жёлтым, как свежий мёд. Я читала, что цвет Дара отражает характер искателя – что ж, мой мне вполне подходит, я всегда любила солнце. А вот врата матушки Этеры сияли пурпуром, словно кто-то выплеснул на камни ведро крови. И кристаллы в них росли не аккуратными букетами, а громоздились друг на друга, торчали в разные стороны и грозили изрезать любого, кто их коснётся.

Я невольно поёжилась и задержала дыхание. Пора… Надо отбросить лишние мысли, потом о Верховной подумаю, не до неё сейчас. Там Ольд совершенно один, отчаявшийся, слабый. Возможно, он умирает, пока я предаюсь воспоминаниям.

Отсчитав три удара сердца, я шагнула во врата и растворилась в толще сияющих кристаллов.

Лицо обдало холодным ветром. Я распахнула глаза – тихо мерцал хризоберилл, по прутьям с острыми гранями бежали крохотные белые искры, и больше никаких источников света.

Я вышла из скалы прямо напротив решётки, так, что мне был хорошо виден скрючившийся на матрасе пленник. Вокруг валялись глиняные черепки, согнутая ложка и хлебная корка. Сердце застыло от жалости и прилива острого стыда – я сама приложила руку к его наказанию. Как теперь смотреть в глаза этому человеку?

Тихим шагом приблизилась к решётке и коснулась её пальцами. Камень едва ощутимо завибрировал, но злости я в нём не почувствовала, лишь любопытство. Словно он спрашивал – что ты здесь забыла, жрица?

– Мастер Ольд! – позвала я громким шёпотом, но он не откликнулся. Тогда я покашляла и повторила призыв.

Мужчина слабо завозился, приподнялся на локтях. Спутанные волосы падали на лицо и лезли в глаза.

– Кто здесь? – голос прозвучал на удивление живо.

– Это Рамона. Каменная жрица.

Он медленно поднялся, откинул волосы с лица – оно исхудало, скулы и нос заострились, цвет кожи в неверном свете хризоберилла казался серым.