Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4 (СИ) - Страница 260

Было бы длинно и скучно исчислять, какие именно фамилии и лица дали, в порядке частного кладбищенства, приют известным христианским мертвецам, — тем более, что некоторые примеры тому, сами собой, выступят вперед в течение дальнейшего рассказа.

Частным кладбищенством I и II века объясняются многие особенности в построении катакомб, начиная с их, казалось бы, совершенно излишних извилин и многоярусности. Гипогеи Рима опускаются в глубь иногда до пяти этажей, причем верхний отстоит на семь-восемь метров от поверхности, а нижний уходит до двадцати пяти метров. Де-Росси высчитал, что при трех этажах, под площадью в 125 кв. футов умещается семьсот метров галерии, дающих приют, по смете отца Марки, 3,500 мертвецам. Думали когда-то, что, превращая кладбища в многоэтажные лабиринты, христиане искали самозащиты от вторжения в подземное царство надземной полиции. Но дело объясняется гораздо проще. Исследуя планы различных гипогеев, де-Росси открыл, что, если зачеркнуть в них позднейшие обрастания могилами, первоначальные основные кладбища оказываются ограниченными в небольших площадях довольно правильных геометрических финур. Это — подземное отражение земельной размежовки первых веков.

Наибольший христианский гипогей частного происхождения и значительной древности, едва ли не I века, открыт был Ж. Б. де-Росси на Аппиевой дороге в двух милях от Рима. Он носил имя как раз той Люцины, о которой говорилось в начале этой главы. И занимал обширную площадь: 100x300=30,000 кв. футов. Это владение — praedium — принадлежало роду Корнелиев Эмилиев или Цецилиев несколько столетий, и — как одной Люцине I века приписывается честь похоронить в своем гипогее на Остийской дороге тело апостола Павла, так Люцина III века хоронит в гипогее на Аппиевой дороге святого родича своего, папу Корнелия, умученного в гонение Галла. Разумеется, такое щедрое на землю кладбище исключительно и выходит из общего правила. При дороговизне земли в окрестностях Рима кладбищевладелец не имел возможности отдать мертвецам большого куска из своего участка. Зато вглубь кладбище может опускаться сколько угодно, соблюдая лишь одно условие — не прорываться в смежное владение, в участок соседа. Таким образом, к услугам христиан предоставились огромные выемки почвы, со строго определенными границами, воспрещавшими кладбищу расширяться в площади, — отсюда и геометричность, — но углубляться оно имело право, насколько возможно. Но слишком удаляться от земной поверхности человеку физически немыслимо, тем более для склада трупов, которые предполагалось иногда посещать. Да и на 25 футах глубины в римской почве заступ встречает уже непобедимую скалу или воду. Поэтому, с течением времени, когда верхний слой кладбища заполнялся мертвецами, — что особенно быстро наступало в нишах (arcosolia) и галереях у могил знаменитых мучеников, ибо каждому хотелось быть погребенных поближе к этим чтимым святым, в их cubicula, — тогда христиане, принужденные прорывать дальнейшие ярусы склепов, в усиленных заботах об экономии места старались пробуравить как можно меньшее пространство как можно большим количеством узких галерей. Обычная ширина их 80 сантиметров.

Гробовые полки (loculi) в этих коридорах поднимаются в три, четыре — до шести рядов. Росси справедливо сравнивает эти кладбища по системе полок с библиотечными шкапами. Но есть галереи, где число полок — от десяти до тринадцати. Среднее — на шесть миллионов могил — пять рядов. Таким накоплением трупов создавались кладбищенские подземные урочища, острова могил, известные сейчас под шестьюдесятью или даже семядесятью двумя именами и находящиеся в разных концах Рима. Огромное большинство этих кладбищ носило или и до сих пор носит имена их первых частных владельцев: Домитиллы, Бальбина, Каллиста и т.п. Любопытно, что никто из названных не погребен в кладбищах, носящих имена их: очевидно, они были только собственниками гипогеев и, так сказать, пристанодержателями мертвецов опальной религии. Так же объясняются названия катакомб именами лиц совершенно неизвестных или незначительных в памяти церковной летописи: катакомбы Претексата, Апрония, Иорданов, Новеллы, Понтия, Максима и т.п. Впоследствии, с торжеством христианства, собственнические имена были вытеснены сперва из народной речи, потом и из литературы, именами святых, погребенных в их кладбищах. Так, кладбище Домитиллы стало кладбищем свв. Нерея, Ахиллея и Петрониллы; кладбище Бальбина — кладбищем св. Марка; кладбище Каллиста — кладбищем св. Сикста и св. Цецилии. Во многих катакомбах это вытеснение — дело такой давности, что, за именем святого, вовсе забылось владельческое имя: кладбище св. Агнесы, св. Принциллы, св. Панкратия, св. Ерма. Наконец целый ряд катакомб определялся именами урочищ, к которым они прилегали: «у двух лавров» (inter duas lauros), «у Нимф» (ad Nymphas) и т.п. Некоторые из катакомб этой категории носят названия, более приличные трактиру или постоялому двору, чем кладбищу: напр, «у медведя в колпаке» (ad Ursum pileatum). Быть может, так оно и бывало в крутые для христианства времена, что постоялый двор трактирщика-христианина, открытый перед ним фасадом для живых, прикрывал задним двором своим или виноградником вход в гостиницу для мертвых... От Лампридия, биографа Александра Севера, мы знаем о любопытной тяжбе между христианской общиной и товариществом трактирщиков за какую-то загородную землю. Терпимый император- синкретист, имевший в божнице своей изображения Орфея, Моисея и Христа, присудил землю христианам, мотивируя решение тем, что — пусть лучше на земле этой, по какому бы то ни было чину, Бога славят, чем выстроен будет кабак (Melius esse, ut quomodocumque Deus illic colatur, quam popinariis dedatur). По мере распространения христианства между римскими землевладельцами, кладбища разных имен рано или поздно становились более или менее близкими соседями. Как скоро, счастливым ли случаем обращение к Христу хозяев или просто скупкой промежуточных земель, христиане или христианские похоронные общества получали свободу действия на смежных участках, они проводили от кладбища к кладбищу соединительные коридоры. Некоторые исследователи предполагают, что все подземные кладбища Рима в древности были соединены между собой, хотя теперь, даже и между исследованными тридцатью, множеством ходов потеряно, засыпано или разрушено. Практически такое полное объединение римских гипогеев вряд ли было возможно: все островки кладбищ расположены по скатам холмов (это правило наблюдено и установлено о. Марки), и между ними, следовательно, лежат глубокие долы, овраги, болотистые стоки дождевой воды, почва которых совершенно непригодна для подземных галерей. Но работ с целью возможно более широкого обобщения кладбищ, несомненно, было произведено много. Передают трагический случай, что в восьмидесятых годах прошлого столетия две англичанки-художницы, опустившиеся в катакомбы св. Каллиста без проводника, вышли после трехдневных блужданий, из сточной ямы на Монте Пинчио. Я написал когда-то на эту тему рассказ, но теперь считаю его совершенно невероятным, — по крайней мере, в той части его, что касается катакомб св. Каллиста. Отрицать факт, что англичанки заблудились, не смею, ибо видел этих несчастных несколько лет спустя после их приключения собственными глазами. Но если их нашли на Пинчио, то вошли в какие-то катакомбы они, конечно, не у св. Каллиста, а где-нибудь на Фламиниевой дороге или, в крайнем случае, у Porta Salaria, хотя и это ужасно далеко.

Геометричность катакомб типически отличает их от песочных ям и каменоломен, с которыми их прежде смешивали и от которых думали вести их первое происхождение. Вулканическая почва Рима имеет три типа наслоя: чистая пуццолана (puzzolano puro), зернистый туф (tufo granulare) и камневидный туф (tufo litoide, tufo calcare, travertino) — одного существа, но отличные по степени своей плотности, в зависимости от известковых примесей. Чистая пуццолана — сыпучая почти как песок; зернистый туф — компактная земельная масса, камнеподобная, но мягкая; туф-литоид — камень большой твердости, фундаментальный строительный материал. Различать христианское религиозное происхождение вырытых ходов от языческого промышленного возможно уже по характеру почвы, в которую углублено рытье. В то время как промышленники интересовались исключительно пуццоланой в чистом виде (для фабрикации цемента) и туфом- литоидом, как строительным камнем, христиане одинаково избегали жил первой, как слишком слабого, «не держащего», грунта для могилы, и пластов второго, как, наоборот, слишком твердых и непосильных для всегда спешной работы немногочисленных фоссоров. Христиане работали исключительно в зернистом туфе, который, во-первых, легко поддавался их киркам и мотыгам, а во-вторых, имеет способность быстро крепнуть под влиянием воздуха, придавая вечную несокрушимость сводам коридоров и могил, в нем вырубленых. Промышленная добыча пуццоланы или каменного туфа следовала за породой, которой искала, — куда жила поведет. Поэтому рисунок каменоломни, при сравнении его на плане с рисунком любой катакомбы, выдает свою случайность неправильностью линий, ползущих, так сказать, в самодавлении, по направлению добываемого материала (см. рис. 1). Наоборот, рисунок катакомбы всегда отличается целесообразностью правильных, по большей части, прямолинейных очертаний. Там — дыры, а здесь — ходы. Там — ямы, а здесь — комнаты, крипты. Там работали, чтобы, истощив почву от пуццоланы, забросить место, как бесполезное; здесь работали, чтобы сохранить место на века. Одно из античных римских кладбищ св. Агнессы прилегает к старой каменоломне, и на примере его, любопытный зритель может наглядно видеть типическую разницу катакомбы от латомии (Мартиньи). (См. рис. 2 и 3).