Зверь из бездны - Страница 8
– Есть!
– Отлично! – Бохарт потряс сжатым кулаком. – До конца, парни, до конца!
Авиакар сделал круг и направился к нам.
– Больше ничего, – сообщил Рональд. – Единственная полость.
– А нам больше и не нужно, – ответил Бохарт. – Это она!
Авиакар опустился рядом с нами, а я посмотрел на окончательно проснувшееся небо. По нему ползли клочья рыжих облаков.
Мы обступили Рональда сразу же, как только он выбрался из авиакара.
– Где? – выдохнул Бохарт.
Рональд включил изображение на круглом экранчике ультраскопа и передвинул курсор на темное изогнутое пятно, похожее на запятую.
– Вот. Она вон там. – Он показал рукой направление. Это был сектор Бохарта.
– Не успел добраться! – Дубль-офицер покачал головой. – Ладно, вперед, теперь доберемся.
– Если отсюда можно пройти, – заметил Деннис из входного проема авиакара. – Ковач-то шел с другой стороны.
– Сейчас увидим! – Бохарт нетерпеливо махнул рукой. – Не получится – и мы тоже зайдем с другой стороны. Вперед, к финишу!
Он ринулся к скалам, огибая каменные глыбы, и мы поспешили за ним.
– Между прочим, пещера пуста, – громко сказал Рональд ему вдогонку. – «Око» ничего не увидело, а ниже – сплошной камень.
– Разберемся! – бросил Бохарт, не замедляя шага.
Внезапно меня вновь охватила тревога. Ничего не изменилось вокруг, но чем ближе я подходил к скалам, тем тяжелее становилось на душе. Догнав Бохарта, я спросил его:
– Послушайте, Патрис, вы ничего не чувствуете?
– Чувствую, – недовольно ответил он. – Найдем пустую пещеру, без товара. И будем ломать головы, как этот товар там появлялся. Ведь не с неба же падал!
– А почему бы и нет? – сказал поравнявшийся с нами длинноногий Деннис. – Именно с неба. Простенький дистанционно управляемый аппарат со специальным покрытием. Невидимка. В том смысле, что спутник его просто не видит.
Патрис Бохарт резко остановился, словно налетел на скалу.
– Это идея, Ден! Осмотрим пещеру – и еще раз затребуем данные мониторинга. Пропустим через анализатор и посмотрим.
«Ты старая развалина, Лео Грег, – уныло подумал я. – Тебе срочно нужно брать отпуск, удалиться к какому-нибудь тихому озеру, ни о чем не думать и глотать транквилизаторы… «Льды Коцита», например – ты ведь никому не желаешь зла… сознательно… А подсознательно?»
Тревога моя вовсе не походила на то болезненное и острое ощущение близкой опасности, которое я испытал на Журавлиной Стае перед выстрелом по моему авто в сосновом лесу. Когда стреляла Славия… Просто ныло что-то внутри, и это действительно могло быть связано с моим не самым лучшим душевным состоянием…
Когда мы дошли до скал и сверились с «всевидящим оком», оказалось, что вход в пещеру может находиться в любом из доброго десятка проемов, ведущих в скальную толщу.
– Будем шарить в каждом, пока не найдем, – сказал Бохарт и первым исчез в проеме.
Сосредоточенный Стан молча забрался в расселину по соседству. Рональд опять рассматривал изображение на экране ультраскопа, а Деннис, подпрыгнув, ухватился руками за каменный выступ, подтянулся и начал взбираться на скалу. Мне никуда не хотелось лезть, а хотелось мне лечь на спину, раскинуть руки, закрыть глаза и провалиться в забытье без сновидений. Я присел на корточки, закрыл глаза – и тут Стан по трансу сообщил:
– Нашел! Идите сюда.
– Сейчас, сейчас, – сразу же отозвался Бохарт.
Я поднялся и вслед за Рональдом направился к проему. Сверху посыпались мелкие камешки – это торопливо спускался со скалы Деннис.
Пробравшись коротким извилистым проходом, усыпанным небольшими обломками, мы с Рональдом оказались на маленькой площадке, полузакрытой сверху каменным козырьком. Проход, понижаясь, вел дальше, за кольцо скал, а в углублении темнел вход в пещеру – точно такой, каким он был в моем недавнем видении. Стан, согнувшись, стоял сбоку от него, упираясь руками в колени, и всматривался в темноту. Да, это был тот самый вход…
Патрис Бохарт появился вслед за Деннисом, расстегнул куртку и снял с пояса фонарь.
– А ну-ка, посмотрим, что там у нас!
Мощный световой поток разогнал темноту, световое пятно методично обшарило стены, пол, невысокий потолок, скользнуло в дальний конец пещеры, туда, где она делала поворот, образуя хвостик запятой.
– Ничего, – разочарованно сказал Бохарт и, пригнувшись, нырнул в пещеру.
Мы вошли вслед за ним. В пещере можно было стоять в полный рост, едва не касаясь головой потолка. Было в ней холодно и как-то неуютно.
– Ничего, – повторил Бохарт, тщательно высвечивая все вокруг. – Никаких сокровищ древних королей. И королей тоже нет.
Он двинулся дальше, к повороту, поводя фонарем из стороны в сторону. Стан, Рональд и Деннис бродили, обшаривая углы, неподалеку от входа, там, куда доставал утренний свет, а я пошел вместе с Бохартом.
– Рон, проверь еще раз ультраскопом, – обернувшись, сказал дубль-офицер. – Чтобы сомнений не оставалось.
За поворотом пещера сузилась и вскоре окончилась клинообразным тупиком – точь-в-точь как хвостик запятой. И это было все.
– Финиш, господин Грег, – вздохнул Бохарт. – Будем искать другие варианты. Два уже есть: возня с Ковачем и летуны-невидимки. Придумаем и еще что-нибудь, не в первый раз.
Он повернулся и направил луч фонаря к выходу, а я продолжал смотреть в темноту тупика. И что-то мне там померещилось… Будто бы мелькнул там какой-то отблеск… Даже два: золотистый – и багровый.
Еще ничего не успев подумать, я невольно шагнул к этим уже пропавшим отблескам, шагнул, хотя вовсе не собирался этого делать…
Сзади раздался оклик Патриса Бохарта:
– Куда вы, господин…
Все звуки оборвались, словно обрезанные ножом. Я так и не успел сделать второй шаг…
31
СЕРЕБРИСТЫЙ ЛЕБЕДЬ. МЕТАМОРФОЗЫ
Кружилась голова, веки были тяжелыми и никак не хотели подниматься. В памяти суетились обрывки каких-то воспоминаний, мелькали полустертые образы, которым ничего не соответствовало в реальности («А где она, реальность?» – задал вопрос кто-то внутри, из глубинных закоулков), и казалось, что чья-то невидимая рука разрывает и разбрасывает по ветру клочки картин, до сей поры аккуратно, чинно и в строгой последовательности развешанных на белых стенах огромного зала. Ветер, налетая порывами, разносил клочки по беспредельному пустому пространству («В пустоте не может быть пространства», – слабым отзвуком донеслось из глубин) и они, осыпаясь тусклым, но все-таки разноцветным дождем, собирались лужицами, сливались, медленно перетекали друг в друга и растворялись в пустоте. («Это не те образы», – приглушенно кричали издалека, из-за пределов пустоты («А разве у пустоты есть пределы?»), кричали отчаянно и безнадежно). И вновь сыпался, сыпался, сыпался бесконечный дождь, дождь образов, дождеобразы, образодождь… в беспредельной пустоте, в беспредельности пустоты, в пустой беспредельности, в беспретоте… в пустодельности… В беспре…
Все – обман, все – иллюзия, видимость, кажимость, все – тысячекратно меняющиеся, застывающие и вновь меняющиеся лики пустоты. Под одной иллюзией скрывается другая, под другой – третья, четвертая, пятая… и так до бесконечности, до беспредельности… пустодельности… Недолговечны раскрашенные маски пустоты («Наверх! Наверх!» – взывали из водоворотов иллюзий), и вот – проливаются они тусклым дождем, обнажая пустоту, единственную реальность, неустанно играющую в воплощение, которое обязательно преображается в свою противоположность – развоплощение…
И вновь, подхваченные вихрем, метались образы – ничего не значащие отпечатки единой основы, зовущейся пустотой, беспретотой… На миг отражались в чем-то… отражали что-то… («Не те! Не те!..») Метались, растекались, проливались непрерывным дождем…
Иногда на мгновение проступало полузнакомое, вызывая нечто, подобное трепету – в ответ…
Тонкая длинноногая девушка в светлом платье на вершине невысокого холма, зеленую голову которого делит узкий пробор тропинки. Девушка среди скошенной и расстеленной сушиться на солнце травы – похожа на старшую дочь… Потом, через несколько лет, она уедет в Штутгарт, выйдет там замуж и перестанет придумывать сказки для Грустного Малыша…