Зверь и Я (СИ) - Страница 31

Женщина остановилась напротив изображения девушки с длинными платиновыми локонами, ниспадающими почти до самой поясницы, с мягкими чертами лица и полуулыбкой, горечь которой знала только она одна из ныне живущих. Грех Малике жаловаться на строгость родителей и коварство судьбы, Сильвея была немногим старше, когда Боги решили ее испытать на прочность.

Она росла у нее на глазах, расцветала от года в год, как самый прекрасный цветок. Неудивительно, что альфа, Эрмир, положил на нее глаз, принимая в расчет и ее высокое положение, а значит и силу. Но юркий цветочек хотела жить по-своему, строила планы, и даже успела, глупенькая, влюбиться.

Чужак, незнакомец, заполучил сердце ее маленькой наивной девочки и растворился на горизонте как утренняя дымка в рассветный час. Только она все ждала и верила. Верила, что он придет за ней. Сбегала из дома, крушила все, что подворачивалось под руки и лапы, сражалась за свое право на счастье. Но герой-любовник, видимо, получив все, что хотел, так и не пришел. Никто, кроме старухи Ивет, не слышал горьких слез, пролитых цветочком.

И вот однажды из покоев юной наследницы вместо волчонка, вышла волчица, полная решимости, ярости, хитрости, опыта, лишенная надежды и любви. Эрмир получил, что хотел: Сильвея стала его женой, спутницей и альфой, испытывая к своему супругу лишь уважение, как к мудрому правителю и не более.

Но Ивет знала, что рано или поздно эта защитная скорлупа треснет, выплескивая все горе одинокой женщины, и всегда была рядом. И случилось это намного скорее, чем предполагала сама наставница — Сильвея узнала, что беременна. Вот таким оказался прощальный подарок от любимого мужчины.

Могла ли она бросить ее на растерзание этим хищникам? Определенно нет. А гаденыш Эрмир, которого старуха всегда недолюбливала, не переломился бы, воспитывая и чужого сына.

Тодор стал исцелением для своей матери, но так и не познал отцовской любви. Чем больше Тодор отличался от Эрмира, тем больше его любила Сильвея. Неведомое чутье и седьмое чувство будто отталкивало их с Эрмиром друг от друга, еще больше стала пропасть между ними с рождением настоящего наследника — Захари.

Лишь в сердцах двух женщин теплилась любовь и забота для каждого из этих сорванцов. Любовь — очень странная штука, толкающая всех существ на безумные и необдуманные поступки.

От любви Сильвея желала свободы своим детям, любить и быть любимыми. От любви Ивет обещала ей, что будет оберегать ее волчат. От любви, Захари поклялся, что он займет трон и освободит старшего брата от этой тяжелой ноши. От любви Захари не мог его убить и никогда не сможет. От любви Ивет не может допустить, чтобы на голову глупенького несмышленыша обрушилась кара Богов за нарушение клятвы.

Слишком много бед от этой любви. Но и надежд она приносит немало. Ивет не решалась бередить старые раны альфы, но иногда ей казалось, что когда Сильвея стоит у окна, задумчиво вглядываясь вдаль, она все также продолжает ждать и верить.

Она это просто чувствовала, ведь тоже любила, только поняла слишком поздно.

Тодор вглядывался в лицо оборотня, стоявшего напротив. Оно казалось ему одновременно и знакомым и абсолютно чужим.

— Ты можешь быть свободна, — не поворачивая головы, сказал незнакомец Агнии.

И та, боясь ослушаться его приказа, поспешила прочь. Она ушла туда же, откуда и появился оборотень, наверное, там есть еще один вход или лестница. Тод старался подмечать все важные детали, не бросая надежды выбраться отсюда и спасти девочку.

Незнакомец облокотился о прутья клетки, искры и шипение которых его ничуть не беспокоили.

— Ну же, братец, спрашивай, что тебя беспокоит, — оскалился брюнет.

— У меня есть только один брат, и он сейчас далеко отсюда, — прорычал Тодор самозванцу.

— Всем свойственно ошибаться, — флегматично пожал плечами оборотень. — Ты — не исключение, братец. Как видишь, наш папаша был крайне неразборчив в женщинах.

— Мой отец — альфа Эрмир.

— Да? — всерьез заинтересовался незнакомец. — И много у вас с ним общего? Позволь, я угадаю. Ничего?

Его белоснежная улыбка была будто насмешкой для Тодора. Он пытался сложить вместе все догадки, недомолвки взрослых, свои ощущения, но все равно упорно отказывался верить словам чудовища.

— Я, похоже, совсем забыл представиться. Элазар. Так звали и нашего отца, если тебе это, конечно, интересно.

— Не интересно, — Тодор скрестил на груди руки. — Почему тебе не доставляют дискомфорт прутья? Потому что у тебя нет магии?

— Ну почему же? — Элазар раскрыл перед собой ладонь, на которой тут же вырос цветок, сотканный из самой тьмы. — Есть у нас и магия, и человеческий облик, что весьма неожиданно, не правда ли? — в его голосе чувствовалась насмешка.

— Зачем тебе все это? Так хочется власти? — попытался узнать причину подобной ненависти и таких ужасных поступков Тод.

— Это, скажем так, просто приятный бонус. Я ненавижу тебя. Ненавидел всю свою жизнь. За то, что лишился семьи, лишился отца, за гонения и презрение, в котором живут ужасные волки. Двадцать долгих лет я закрывал глаза и видел одно и то же — твою смерть, — Элазар говорил и вел длинным когтем по прутьям напротив Тодора, так будто бы только эта клетка защищает того от смерти.

— Зачем впутывать женщин? Детей? Так поступают только…

— Чудовища? — перебил его старший брат. — Разве ты меня им уже не считаешь? Не нужны мне твои женщины, одну особо назойливую можешь забрать прямо сейчас. Эта дуреха уже порядком поистрепала всем нервы, — устало прикрыл веки предводитель ужасных волков, намекая на красную волчицу Агнию.

— Зачем ты выкрал девочку?

— Чтобы ты за ней пришел, — пояснил Элазар, как само собой разумеющееся. — Или ты рассчитывал на приглашение почтовым голубем?

— Значит, ты отпустишь ее?

— Даже не знаю. Может мне лучше отпустить тебя, — Элазар сделал пасс руками и ожившие прутья стальными змейками расползлись в разные стороны по подвалу. — Ступай, если сможешь.

Тодор сделал первый шаг и тут же метнулся наперерез яркой вспышке, сорвавшейся с рук Элазара и летевшей в сторону Маши. Магическая стрела впилась в предплечье, исчезая бесследно и оставляя после себя только боль. Со всех темных углов подвала раздалось утробное рычание, вперед выступали все новые и новые чудовища.

Вероятно, Элазар рассчитывал, что Тодор не сможет бросить девочку и умрет здесь, защищая ее. Вероятно, он хотел насладиться муками выбора: умереть самому или обречь невинное дитя на гибель. Но для Тода никакого выбора не было. Даже если бы это был не ЕЕ ребенок, он все равно остался бы.

С исчезновением пропитанных плесенью прутьев, Тод почувствовал в себе достаточно силы хотя бы для частичной трансформации и, выпустив длинные когти, приготовился сражаться за жизнь человеческой девочки до своего последнего вздоха.

***

Львица бежала, что есть сил, безошибочно ориентируясь на незнакомой местности. Иногда ей казалось, что она почти уловила запах своего маленького львенка, иногда бежала наугад, а иногда ее вела слепая вера в то, что она делает все верно. Хищница боялась остановиться хоть на минуту, чтобы не упустить эту тонкую незримую нить, ведущую ее вперед. А потому старалась не останавливаться, не жалея себя, и не давая отдыха своим лапам.

Лишь когда впереди показалась вода, львица остановила свой безудержный бег. Что теперь делать и куда идти дальше она не понимала. Прохаживалась вдоль берега моря, надеясь, что решение придет само собой как озарение. Но оно совсем не торопилось, в отличие от усталости и чувства голода.

Острый нюх львицы уловил запах свежей крови. Она был повсюду: и на гальке, укрывающей пляж, и на прибрежных камнях, и в пещерке, примыкающей к морю, даже будто в самой воде. Но этот запах скорее настораживал, чем будил голод. А еще больше отвращения вызывал запах мокрой псины.